Восхождение

Я оказываюсь под водой среди белого кипения вихря пузырьков и, как поплавок, выныриваю, отчаянно работая руками. Глотнув воздуха, снова погружаюсь и снова выныриваю. Отец стоит рядом, опираясь на перила, но смотрит в противоположную сторону. Барахтаюсь в воде, взбивая вокруг себя белую пену. Страх и ужас чередуются с восторгом от того, что я плыву. Шумно, визгливо, по-собачьи 3/4 но держусь на воде и плыву! Когда мои руки касаются скользкого от водорослей камня, отец вспоминает обо мне и за руку рывком вытаскивает из воды на теплый ноздреватый бетон волнореза. «Неплохо для первого раза», 3/4 слышу под канонаду собственного сердца. И чувствую в себе победный рев фанфар. Когда звучат завершающие раскаты литавр, а гордость от достиг­ну­тых заоблачных высот вовсю распирает меня 3/4 отец повторно швыряет меня в воду, как щенка… К концу отпуска я плаваю, как дельфин.

Примерно так же учит он меня ездить на велосипеде. Сажает на новенький, сверкающий лаком «Орленок» 3/4 да и толкает с горки. И мне уже ничего не остается, как с помощью руля и педалей спасать юную, единственную, на самом взлете 3/4 собственную жизнь. К концу того солнечного воскресного дня я вполне прилично гоняю на велосипеде.

За неделю до моего первого, десятилетнего, юбилея отец замечает за мною стеснительность по отношению к симпатичным девочкам. Особенно к Оле Немчиновой, дочке главного инженера крупного завода, белокурой тихоне с загадочной улыбкой на ангелоподобном личике. Отец твердо выносит мне приговор: «Пока ты ее не приведешь к нам домой и не усадишь за чайный стол, на мои глаза не появляйся». Который раз вхожу в состояние, когда для меня проще умереть, нежели осрамиться перед могучим и правым отцом.

Вероятно, эта энергия воли к победе пронизывает мое поведение и вибрации голоса, потому что спустя три-четыре часа девочка, о знакомстве с которой мечтают все мальчишки нашей школы, сидит рядом со мной в нашей гостиной. Она аккуратно хрустит вафельным шоколадным тортом, маленькими глоточками отпивает чай из праздничных китайских чашек и обсуждает со мной книгу «Робинзон Кукурузо» 3/4 полную веселых приключений историю летних похождений нашего ровесника в деревне. Родители торжественно объявляют нам, что в честь моего дня рождения намечается застолье, на которое можно пригласить всех, кого мы с ней выберем. И вот мы уже составляем список.

Отец сдержанно хвалит Олю за то, что она постоянно держит спину прямой, намекая на мою, вечно сгорбленную. И девочка рассказывает, как ее папа, заметив, что ее осанка начинает портиться, заказал плечевой корсет, да еще заставил маму вшить изнутри вдоль позвоночника колючки. Как только Оля расслабляла мышцы и начинала горбиться, в ее спину вонзались колючки, и она выпрямлялась. Так со временем прямая спина и стала ее нормой. Отец внимательно ее выслушал, а на день рождения подарил мне корсет с аккуратно вшитыми колючками.

Мама в нашей семье занимает место, в полной мере соответствующее ее замужеству, 3/4 за широкой спиной мужа, моего отца. Не могу вспомнить ни единого случая, когда бы она проявила самоволие. Слово отца для нас 3/4 альфа и омега. От него исходит инициатива, к нему приходят советоваться, зная, что он всегда прав; и окончательное решение всегда выносит только он. Может быть, поэтому он говорит всегда взвешенно, иногда после долгих раздумий. Но уж если слово отца сказано, ни у кого не появляется желания перечить: оно имеет силу закона. Так было в семье деда, и также строятся отношения в нашей 3/4 по традиции, опираясь на патриархальный опыт многих поколений. Может быть, поэтому будущую супругу выбираю похожей на маму.

К старости отец с каждым годом становился все более смиренным. Подолгу молчал, задумчиво глядя на небеса. В его советах звучали нотки всепрощения, любил он рассуждать про абсурдность силы и агрессии, часто просил прощения и плакал. Он не дошел до храма Божьего, но проложил дорогу для меня.   Трудовые будни

Строительство детского сада Летно-испытательной базы. Раннее утро. До начала рабочего дня еще полчаса. Поздоровав­шись с народом, пожав руку заказчику Михалычу, сажусь в своей бытовке за стол и заполняю журналы. Входит и присаживается Костя. Разворачивает сверток, режет ножом сало и расточает на всю прорабскую чесночные ароматы. Утолив свой приступ голода, отрезает тоненькую пластинку сала, кладет на кусок ржаного хлеба и протягивает мне:

3/4 И без разговоров! Я уже язвенник, а ты прораб. Поэтому следующий за мной. Вот так.

3/4 Благодарю. Только можно вопрос? Почему не творог, сметану, там, кашку-малашку, но сало?

3/4 Поживешь с мое… Сало 3/4 оно обволакиваеть там все внутри. Смазываеть. Понял?

3/4 Тогда последний вопрос: почему у меня, а не в своей бытовке?

3/4 А там Хохол может войти. А для него сало 3/4 как для нас водка. Аж весь дрожит! Спасибочки. Пойду, значить.

3/4 Счастливо, Константин Григорьевич.

3/4 Бывай.

Звонит телефон.

3/4 Дмитсергеич, я только со «Встречи», 3/4 бодро сообщает Фомич. 3/4 Так что молод и свеж! Приезжай, Тонька исстрадалась по тебе. Вот. Новый афонаризм. Слушай. «Расставляй пока шахматы», 3/4 бросил он через плечо Мерилин Монро». Каково?

3/4 Гениально! 3/4 выдыхаю в трубку, не отрываясь от журнала по технадзору.

3/4 А вот это? «А юбочку-то придется удлинить», 3/4 сказал начальник кадров шотландцу».

3/4 Эх, Фомич, какие перлы нам, негодным, расшвыриваешь… Ты бы их записывал, что ли?

3/4 Да ладно, у меня их по сотне на день. Особенно на волне утренней свежести. Или вот. «Ой, я больше не могу!» 3/4 стонал он от хохота, увидев второй отогнутый палец».

3/4 Неплохо, 3/4 улыбаюсь, записывая температуру в журнал бетонных работ.

3/4 Ко мне тут гости. Напоследок: «От терний 3/4 к звездам», 3/4 рассуждал он, жуя верблюжью колючку». Все. Заезжай. Будь.

Заглядывает Михалыч и зовет «из камералки в натуру».

Вчера этот неугомонный «стимулятор», как его тут называют, спрашивал, почему не ведутся работы на кабеле и подстанции?

3/4 Мороз, 3/4 ответил я.

3/4 Что нужно, чтобы погодные условия не помешали?

Михалыч 3/4 лучший заказчик в мире. Фирма его до сих пор строит самолеты, также лучшие в мире. Для него нет ничего невозможного. Поэтому прикидываю, накидываю и говорю:

3/4 Сто землекопов с ломами и прогрев сорока кубометров грунта.

3/4 Завтра будет, 3/4 кивнул он сурово.

Теперь вот зовет, и это означает только одно: вчерашнее свое обещание он выполнил. А из этого, в свою очередь, следует, что работы у меня сейчас прибавится, а то, что запланировал на сегодня, придется отложить.

Выходим на чистый морозный воздух. Перед моей конторкой выстроилась «во фрунт» сотня заказанных мною землекопов в военной форме. На их румяных физиономиях читается удалая решимость раздолбить все, что нужно и еще чуть сверху. За ними стоят две страшные машины непонятного назначения с гофрированными хоботами, как я себе представляю, для прогрева грунта. Пытаясь не впадать в панику, подхожу к сержанту и веду его по трассе кабеля.

Суровый безусый мальчик, облеченный властью над людьми, «дед», впитывает каждое мое слово и тщательно запоминает расположение колышков, вбитых еще осенью, засыпанных листвой, снегом, а то и просто затоптанных в землю. Сквозь кустарник и окаменевший борщевик, засыпанные снегом, продираемся до подстанции. Спрашиваю, что непонятно. «Дедуля» только кивает. Спрашиваю, какая еще помощь от меня нужна. Никакой, мы всем обеспечены, следует ответ. Ладно.