Воскресение в Третьем Риме

Как известно, Иван Грозный умер за шахматной доской. Уже первое отречение от престола едва не стоило Ивану жизни. Из Александровской слободы царь вернулся тяжело больным. Приближенные не все узнавали его. В тридцать два года царь почти совершенно облысел. Диагноз его болезни затруднителен даже с точки зрения нынешней медицины. Право же, тогдашняя хворь царя походила на опасное отравление. Что же такое иначе умножение струпий телесных и душевных, на которое жалуется царь? Нет сомнений, что страх перед отравлением определяет в хворях Ивана Грозного многое: вопрос в том, вызван ли этот страх пережитым отравлением, или от страха перед отравлением происходят все его симптомы, включая смерть? От яда, вызывающего струпья телесные и душевные, требовались, как сказано, соответствующие противоядия, одним из которых, как полагал Фавст, была игра в шахматы, развлекающая и предостерегающая. Предположим, Фавст вылечил Ивана Васильевича после его возвращения из Александровской слободы эликсирами и шахматами, а через двадцать лет на царя нападает подобная же хворь, тело его пухнет, и вокруг шушукаются об отравлении, и царь при смерти расставляет шахматные фигуры; не помогут ли они ему, как помогли когда-то, не сядет ли напротив него лекарь, пользовавший царя от хвори и отравы, хоть лекарю царь велел отрубить голову полгода назад, но не для того ли отрубали ему голову, чтобы он воротился столовой на плечах, а если голова не вернулась к нему на плечи и Фавст не вернулся к царю, значит, царь так устал, что обезглавил самого себя, оставив себе голову на плечах лишь для виду.

Приговаривая Фавста к обезглавливанию, царь Иван Васильевич испытывал эликсир бессмертия, о котором наверняка слыхал не от самого ли Фавста? Умрет ли на плахе обезглавленный, если он выпил эликсир? Не прирастет ли тут же голова к его туловищу? Если не прирастет, то какой же это эликсир бессмертия? Тогда Фавст – обманщик. А если прирастет, значит, Фавст – изменник: как он смел отказать царю в этом эликсире, чтобы навсегда исцелить царя от страха отравления и от самой смерти, чтобы на престоле сидел Бессмертный.

Отношение Ивана Грозного к смерти проникнуто духом подобного фаустовского экспериментаторства. Анастасия умирает (не от яда ли), и, лишившись Воскресения, Иван испытывает смерть. Говорят, что вторую свою жену Марию Темрюковну отравил уже он сам. Если даже это легенда, она красноречивее факта. Иван берет себе третью жену, Марфу Собакину, зная, что она смертельно больна, «испорчена», но царь при этом на что-то рассчитывает, и действительно, известно, что Марфа умерла (умерла ли?), выпив некий эликсир и через 360 лет обнаружена была в гробу, бледная, но как живая, «не тронутая тленом», а поскольку муж и жена – едина плоть, не искал ли царь Иван подобного же нетления, вступая в брак с умирающей, и не эликсир ли бессмертия она выпила, только эликсир не явил по той или иной причине всей своей мощи? Четвертая жена царя на другой день после свадьбы была посажена в колымагу, запряженную дикими конями, и кони унесли колымагу в пруд, где молодая царица утонула и была съедена рыбами, которых потом подавали к царскому столу как особенно вкусных. (Получив церковное разрешение на этот именно брак, царь и назвался Юродивым Девственником.) Конец пятой царской жены точно не известен (хорошо, если это был всего лишь монастырь). Шестая жена Ивана Василиса Meлентьева исчезает при столь же загадочных обстоятельствах, настолько загадочных, что высказывалось сомнение в самом ее существовании (оно, впрочем, подтвердилось). Седьмая жена Ивана Мария Нагая, мать царевича Димитрия, который был бы самозванцем, даже если бы взошел на престол он, а не Лжедмитрий (если Лжедмитрий не был истинным Димитрием, то есть царевичем, за которого себя выдавал). Царь Иван по-своему использовал незаконность брака с Марией Нагой, сватаясь к английской королеве Елизавете (ею был очарован и английский алхимик Джон Ди (еще один Фауст), а когда Елизавета отказала Ивану, он едва не обручился с леди Марией Гастингс. «А будет королевина племянница дородна и того великого дела достойна и государь наш… свою оставя, зговорит за королевину племянницу», – писал царский посол в Лондоне. Это последнее сватовство Ивана Грозного, возможно, проливает свет на загадку его брачно-эротических исканий. Каждую из своих жен царь Иван Васильевич подвергает испытанию, которого не выдерживает ни одна из них (кроме, может быть, Анастасии-Воскресения, которую-которое у царя отнимает наглая смерть). Таинственные искания царя Ивана продолжались в жизни и в смерти его второго сына (от Анастасии) царевича Ивана. Царевич не дожил до тридцати лет, а сменил уже трех жен, вернее, их сменил ему царь-отец. Вряд ли Иван Иванович выбрал их и тем более отказался от первых двух по собственной воле. За Евдокией Сабуровой в монастырь последовала Петрова-Соловая, а третью жену царевича царь Иван Васильевич избил, когда та была беременна, так что у ней произошел выкидыш, а когда царевич попытался вступиться за жену царь убил его (смертельно ранил?) ударом посоха. Кажется, особую ярость царя вызывал будущий ребенок: не тот, не от той, и эта ярость перекинулась на собственного сына, как будто он тоже не тот, и не удается найти для него жену истинно царского рода, царь-вену, чтобы через нее передавалась Кровь Истинная. Вот что искал царь Иван в крови царских жен и, не находя, проливал ее. Царь требовал, чтобы Фавст определял, истинная ли кровь течет в очередной жене; Фавст отказывался отвечать, царь обрекал очередную женщину страшной участи и винил в этой участи Фавста. Отсюда и поиски царской невесты в Англии, где сохранились пылающие отпрыски, знатоком которых является Фавст, но Фавст и тут промолчал, так что царю не оставалось ничего другого, кроме как обезглавить Фавста.

Иван Грозный вообще испытывал влечение к отрубленным головам, потому-то и было их столько отрублено в его царствование. Отрубленной голове царь придавал особое значение. Князь Ростовский был обезглавлен в Нижнем Новгороде, а его голову царь затребовал к себе в Москву. Чтобы предостеречь князя Мстиславского от измены, царь распорядился метать ему под двор отрубленные головы. Но голова Фавста предназначалась царем для другого употребления. Иван Васильевич не очень-то верил тому что отрубленная голова Фавста прирастет к его туловищу какие бы эликсиры Фавст не пил при жизни. От эликсира должна была остаться живой голова Фавста: вот на что рассчитывал Иван Грозный. Царь слыхал о говорящей голове, почитаемой тамплиерами. Тамплиеры были разгромлены, а голова осталась. Ходил слух, что это голова Иоанна Крестителя. Но и сам царь крещен Иоанном, и у Фавста своя причастность к Предтече: где Предтеча, там поток. Слыхал царь и о бородатой голове, которую зовут Бафомет. Не означает ли это имя Отец Мудрости или Отец Понимания, но оно также означает «источник», а не от этого ли источника ведется царь-вена? Все это царь намеревался исследовать, отрубая голову Фавсту, чья отрубленная голова должна была поведать царю то, о чем Фавст молчал, и пропажу его головы царь пережил лишь на полгода.

У царя Ивана был к Фавсту главный вопрос: о себе самом. Нетрудно было понять, кого имеет в виду Курбский, когда пишет в первом же послании Ивану: «Слышах от священных писаний, хотящая от дьявола пущенна быти на род кристьянский прогубителя, от блуда занятого богоборнаго Антихриста… В закони Господне в первом писано: „Моавитин и аммонитин, и выблядок до десяти родов во церков Божию не входят…“» Если Курбский считал незаконным расторжение Васильева брака с Соломонией Сабуровой, то тем более незаконным был для него брак Василия III с Еленой Глинской, и уж совсем незаконным был отпрыск этого брака Иван Васильевич, даже если он действительно был Васильевич и на Западе не назывался бы более вежливым словом «бастард» вместо русского не совсем пристойного, хотя и церковного и потому более точного «выблядок». Кто же тогда Димитрий-царевич, даже тот настоящий, убитый в Угличе (если он был убит)? Отпрыск незаконного седьмого брака с отпрыском незаконного второго брака, и еще неизвестно, чей был тот отпрыск, что, если Фавста Меровейского, чья говорящая голова и должна была ответить царю Ивану.

Фавст Меровейский присутствовал при московском дворе не только как лекарь, и он не первый князь Меровейский, присутствующий при дворе. Но и доктор Фауст был не единственный, и даже не первый Фауст. (Первый Faustus был, как сказано, Симон Маг, тоже слывший возлюбленным Елены, она же София.) Князья Меровейские связаны кровными узами. Мы не можем сказать того же о Фаустах, хотя и к фаустовщине могла быть наследственная предрасположенность. В западных источниках упоминается еще один Фауст, Faustus Sabellicus (Сабинский? Савский?). Нашего Фавста зовут Фавст Епифанович, о Епифане Меровейском ничего не известно, кроме его отчества Савельевич. Что, если Савелий Фавст тоже родом из Руси, что, если он дед Фавста Епифановича? Не смею слишком далеко заходить в своих гипотезах, но Иван Третий был женат на Софии-грекине (Зое) Палеолог вторым браком; внука Димитрия (роковое имя для русского царевича) дед Иван III заточил в тюрьму, а наследником Ивана III стал сын от второго брака Василий III, чей сын – Иван IV Грозный (если он его сын, ибо о его матери Прекрасной Елене Глинской рассказывают разное). Цепкий, подозрительный ум Ивана Грозного не мог не усматривать во всем этом аналогий. Что, если Савелий Фавстус со своей западно-восточной образованностью и лоском был фаворитом Софии Палеолог, как внук его Фавст Епифанович очаровал Прекрасную Елену Глинскую? А тогда кем же доводится Фавст царю Ивану Васильевичу? Троюродным братом или… или отцом? А тогда как не отрубить голову Фавсту, доведшему Ивана своим молчанием до убийства сына, и не скажет ли отрубленная голова, что он, Иван, тоже пылающий отпрыск наперекор ядовитому намеку беглого Курбского?

Присутствие князей Меровейских на Москве, а до этого в Киеве и в Новгороде Великом легендарно и все же очевидно. Говорят, что князья Меровейские – Рюриковичи, но не вернее ли было бы сказать, что Рюрик – князь Меровейский? Столь же сомнительны споры о том, происходят ли князья Меровейские от франкских Меровингов или, наоборот, франкские Меровинги происходят от князей Меровейских. В определенном смысле верно и то и другое. Все дело в именах Меровей, Меровия, которые я анализирую, руководствуясь «Бытием имени» Чудотворцева. Родовое имя Меровейские иногда писалось как «Мировейские», как будто оно происходит от церковного мира, то есть от миропомазания. В более позднее время тем самым принималось или оспаривалось княжеское достоинство Меровейских, как будто к миропомазанию не может восходить княжеский род. Но гораздо отчетливее в «Меровейских» мера. Меровей – тот, кто веет мерой, отвеивает неподходящее, негожее, несуразное. Глагол «веять», родственный имени ведического бога Ваю (веды тоже веют), напоминает, как Дух Божий носился над водами, когда тьма была отделена (отвеяна) от бездны. Мера же явно соотносится с мipoм, ибо мip есть мера, а без меры хаос. Потому где мip (мера), там также мир (строй, лад, но также сообщество, согласие). Согласие меры и мipa (мир) не может устанавливаться само по себе или по закону, каков бы ни был этот закон. Такое согласие даруется лишь чудом, а чудо есть Бог, как сказал поэт, хотя Богом не может быть ничего, кроме Бога, отсюда проблематичная мудрость элементариев (начиная от Фавста Меровейского?): нет ничего, кроме Бога. Может быть, лучше сказать: без Бога нет чуда, и отсюда происходит старофранцузское «Merveille», также родовое имя, совпадающее с родом Меровейских, и это совпадение говорит о родстве князей Меровейских с Меровингами больше, чем сомнительные родословия, достоверные, по Чудотворцеву, лишь как поэтические произведения (Книга М). О Мелхиседеке, особо чтимом Святой Русью, апостол Павел пишет, что он без отца, без матери, без родословия, и не потому ли последний царь Святой Руси будет царем по чину Мелхиседекову, и не потому ли лубянские следователи так упорно выпытывали у Вениамина Яковлевича Луцкого, кто скрывается под именем Мелхиседек, царь мира, как-то связанный и с Антуанеттой де Мервей (Духовой). Похоже, следователи что-то пронюхали, так как Мелхиседек действительно присутствует в роду Меровейских де Мервей, как его невозможный, но тем более реальный родоначальник (чудо есть чудо). Говорили же, что Мелхиседек – ветхозаветный Христос до Своего рождения от Девы Марии.

Меровей – веющий море, и в его имени оно отчетливо слышится (немецкое «das Меег», «mehr» – больше, «vermehren» – умножать). Меровей зачат в море сыном Давидовым, старшим братом Соломона Китоврасом, он Конечеловек, и по-немецки же кляча «M"ahre» (магическая кобыла Фавста), в то время как «М"aге» – сказание, и «Песнь о Нибелунгах» начинается строкой: «Es ist in alten m"aren wunders viel geseit» («в древних сказаниях много говорится о чуде», wunder – чудо, – не la merveille ли?), «M"aren» – сказания, и «M"ahren» – Моравия, так в совпадении «моря», «сказания» и «конечеловека» образуется Меровия, Мировия, Меровея, Русь Мiровеева, как пишет Владимир Карпец, море, в котором (которым?) зачат Меровей, – Кровь Истинная, где богозверя-конечеловека приемлет царь-вена, она же царевна, она же царица. В Крови Истинной свет, что знал Парацельс, а где Свет, там Слово, что в начале, ибо откуда же: «Да будет свет»? Слово, Свет, Имя; их единство – Кровь Истинная, и потому в ней таится Несказанное, «священная загадка».

Фавст Меровейский при дворе царя московского был безудельным князем, как и Андрей Курбский, что не могло не быть замечено Иваном Грозным. Но уделы князей Меровейских не упоминаются ни в каких источниках. Значит ли это, что князья Меровейские были захудалым, вымирающим родом? Если так, то они вымирали всегда и продолжают вымирать, когда процветающие роды уже вымерли. Удел князей Меровейских был не то что засекречен; упоминать его всуе было не принято, не принято до сих пор, ибо этим уделом была Святая Русь или Меровия, царство мира и меры, отвеивающей греховный хаос. Потому-то в русском языке и «Рим» анаграмматически совпадает с «миром», на что обратил мое внимание Платон Демьянович, когда я в первый раз увидел его воочию. Тайным царем Третьего Рима мог быть только князь Меровейский, и в этом смысле на Руси всегда был тайный царь, которого сравнивают со скрытым имамом у шиитов. Но с другой стороны, имя этого царя должно быть Иван (анаграмма слова «Вина», а где вина, там покаяние; вот почему говорят «русский Иван»: Третий Рим стоит до Страшного суда, чтобы каяться). Это наводило Ивана Грозного на мысль, вполне определенную. Курбский попрекнул его сомнительным происхождением. «Бог наш Троица, – ответил ему Иван Грозный, – Им же царие величаются». Таким образом, самодержец происходит от Бога по имени Троица, ибо Троица анаграмматически читается «То Цари». Вот о чем идет тайный спор между князем и царем. Курбский первый сослался на Троицу: «Да и ныне не мни мене молчаща ты о сем: до скончания моего буду непрестанно вопияти со слезами на тя безначальной Троице, в нея же верую и призываю в помощь херувимского владыки Матерь, надежду мою и заступницу, владычицу Богородицу и всех святых избранных божиих, и государя моего праотца князя Феодора Ростиславича, иже целокупно тело имеет, во множайших летех соблюдаемо и благоухания, паче же аромат, от гроба испущающе…» Но целокупно тело имела и усопшая жена Ивана Марфа Собакина, и не Фавстов ли эликсир сохранил ее в нетлении на 360 лет. «Ты величаешь государем своего праотца Феодора Ростиславовича, пусть святого, и жалуешься на царя Троице, а Троица и есть отец царя», – вот что, в сущности, внушает Курбскому Иван. Курбский бежал, Фавст при дворе, но что, если он остался… в роли Курбского? Не станет ли царь Иван IV вечным царем Руси, если выпьет эликсира, которого не дает ему Фавст Меровейский, злоумышляющий на царя со своим сородичем Курбским? Вот за что Фавст был обезглавлен Иваном Грозным.

Но и царь Иван Васильевич Грозный не решился совершенно искоренить род князей Меровейских, чтобы Русь не распалась без меры и мира. У Фавста были сыновья. Царь оставил их род, их кровь, и даже имя их отца, записав их не Меровейскими, но Фавстовыми. Так и повелись на Руси дворяне, о княжеском происхождении которых все знали, но предпочитали не упоминать, боясь незнамо чего. Так повторилась история Темрюковых и Темляковых. Другая ветвь Меровейских-Фавстовых утратила дворянство, вписалась в духовенство, и ее отпрыски назвались Чудотворцевыми, а это родовое прозвание как раз и переводилось на французский: De la Merveille.

Обезглавленный Фавст начал являться еще при жизни Ивана Грозного, и видели его с головой на плечах как ни в чем не бывало. Этого Фавста и заклинал перед смертью Иван Грозный шахматными фигурами, но Фавст не ответил на его немую мольбу, и царь Иван умер: король без ферзя потерпел вечный мат. Зато впоследствии не было на Руси ни одного царствования, при котором Фавст хоть раз не явился бы при дворе. По моим сведениям Екатерина II (тогда еще царевна) сама пригласила Фавста в свои интимные покои, где имела с ним еще более интимный разговор. Екатерина только что получила от императрицы Елизаветы через свою приближенную камер-фрау Чоглокову индульгенцию на супружескую измену и даже прямое предписание забеременеть от кого угодно, если это невозможно от законного супруга (будущего Петра III). Екатерина обратилась к Фавсту с вопросом, знакомым ему со времени Ивана Грозного: как зачать от Крови Истинной? При этом она кокетливо смотрела на седовласого богатыря, как бы вопрошая, на что способен он сам в свои двести с лишним лет при голове, говорят, некогда отрубленной.