Восьмая горизонталь
Шрифт:
он надвигается на Семёна как гора. Моё сердце сжимается и обливается кровью, сейчас
произойдёт нечто страшное, даже глаза жмурю.
В ответ на молниеносный удар противника, словно проносится вихрь, Семён
непостижимым образом уходит в сторону и ... хряск!
Открываю глаза, опять Семён перестарался! Гигант, раскинув волосатые руки,
лежит навзничь, рот залит кровью, в пыли валяются выбитые зубы. Возникает нереальная
тишина, даже куры перестали кудахтать, все в шоке, не могут поверить
произошло. Вдруг слышится участливый голос Семёна:- Может ему ещё можно помочь?
Благодушное настроение у окружающих меняется, враждебная тишина нависает
над нами. Как выстрелы из пушек разносятся гневные голоса:- Смерть рабам!
Изрядно побледневший Борис Эдуардович встаёт:- Что там, с Васяткой?
– Представился, сердешный,- всхлипнул кто-то из толпы.
– Семью на полное содержание из моей казны, а с этими я разберусь.
– Смерть им!- вопит толпа.
– Согласен, но биться будет он,- Борис Эдуардович указывает перстом на меня,- на мечах, до смерти. Если победит, пощадим, если нет - на колья.
Толпа ревёт в праведном гневе, что делать, выхожу на ринг, мне кидают меч.
Ловлю, ухмыляюсь, тупой как полено, рукоятка отбита, в местах крепления торчат голые
заклёпки. Решили перестраховаться, мужички. На ринг, через верёвки, прыгает уже
знакомый мне мужчина, со стальным взором в глазах. Он не улыбается, в руках держит
мой меч. Понравился, значит.
Я балансирую на руке, это подобие оружия. Затем делаю отмашку и очерчиваю
круги вокруг тела и головы. Тупой меч неожиданно для всех поёт как струны гитары, и
исчезает, лишь огненная молния мелькает в воздухе. Смотрю в глаза сопернику. Вижу, он
всё понял, приготовился к смерти, но не ропщет, крепкий духом, как я не хочу его
убивать.
Стремительно вскакивает с места Борис Эдуардович:- Стоп! Всё отменяется, мать
вашу! Кто вы такие?
– Люди,- с готовностью опускаю меч.
– Ладушки, отправлю в Господин Великий Ждан. Там найдутся на вас бойцы. Всем
расходится!- раздражённо рявкает он.- Праздник отменяется.
– Сволочи!- слышу в толпе,- весь кайф испортили.
С сожалением развожу руки.
Гл.31
На этот раз нас отводят в иное помещение, нам льстят, это для избранных рабов.
Бревенчатая изба с окнами, правда, на них толстые решётки. Есть нечто похожее на
кровать - настил из досок, ведро - понятно для чего, даже стол с неизменным корытом -
сволочи!
– Нам бы поесть,- невинно моргает детинушка Семён.
– Змей вам в корыто!- плюётся Стёпка,- такого мужика замочили!
– Я ж не специально,- хлюпнул носом Семён, и получилось у него так искренне, что
Стёпка прослезился, почти по-человечески глянул на Семёна и мягко говорит:-
Недумайте убежать, на кол посадим.
– В принципе нам и здесь хорошо, устали с дороги, погостим немного,- я посмеиваюсь, во
мне зреет уверенность, что больших проблем покинуть "гостеприимных" людей нам
ничего не стоит. Главное выяснить, где наши дети. И ещё, меня несказанно обрадовало то, что под крыльцом, всё так же валяются наши артефакты.
Мужчина со стальным взором, хлопает по плечу Стёпку:- Принеси им, что ни будь,
да не в корыто, эти рабы дорогие,- он вскользь глянул на меня, нечто благодарности
мелькнуло в его глазах, видно признателен мне за то, что я его не убил, а ведь, стоило мне
сделать выпад, и его голова воспарила бы с плеч.
Стёпка ворчит, но распоряжение даёт. Со стуком грохнула задвижка, нас запирают,
не успели достаточно осмотреться, как дверь вновь открывается, нам вносят на блюде
запеченный окорок и кувшин с вином. Вино я попросил заменить водой. На нас смотрят
как на полоумных, но распоряжение выполняют, приносят кувшин с родниковой водой.
Сидим, вгрызаемся в сочное мясо, жир течёт по рукам, салфеток нет, вытираем
пальцы пучками соломы.
– В принципе, жить можно,- еле выговаривает забитым ртом Семён,- кормят, поят, на
прогулку выводят, всякие там развлечения, но боюсь, скоро нам это надоест. Как ты
считаешь, Никита?
Не стал отвечать, только улыбаюсь. Под рубашкой нащупал медальон, враги не
заметили его, затерялся в густой поросли на груди. Поглаживаю алмазные камушки, они
моментально отзываются на ласку, медальон теплеет, вспыхивает радуга. Поспешно
одёргиваю руку, невзначай занесёт, куда-нибудь.
Мимо ходит народ, в окно изредка заглядывают, любопытно, похоже, не часто к
ним попадают такие люди как мы. Один раз о прутья расплющилась глупая бабья морда, глаза как у перекормленной свиньи, Семён показал "козу", вопль и ругань, затем в окно
влетают кусочки дерьма. Гостеприимный народ, однако!
До вечера не беспокоят. Стараемся отдохнуть, Семён плюхается на голые доски,
смотрит в потолок, определённо, Грайю вспоминает. Я просто сижу, кручу серебряное
кольцо, подарок Йоны. Тусклый камушек осветился, словно отвечает на внимание.
Удивляюсь, как его не содрали с пальца. Судя по всему, их так же, не впечатлил.
Наконец за дверями возникает некое шевеление, засов с грохотом откидывается,
слышится ругань, топот множества ног. У нас гости. Шумной толпой вваливаются хорошо
вооружённые люди, становятся по бокам.
Благосклонно киваю, приглашаю сесть, шутку не принимают. Последним входит