Восьмая горизонталь

не ожидал такого побочного эффекта приобретённого дара.

– Только в лифте,- лепечет растерянный друг,- ты так побледнел. Тебе плохо?

Скачками бегу к лифту, мне кажется, ощущаю запах свежести воды сквозь

запертую дверь. Открываю её без труда и, не раздеваясь, прыгаю в бассейн. Какое

блаженство! Сидя в ванне, стаскиваю одежду, выполаскиваю её, тру себя, вновь

выполаскиваю, затем процесс повторяю снова и снова. Семён в суеверном ужасе

наблюдает за моими действиями. Когда меня стали крутить от ледяной воды судороги, выхожу из ванны, как бог и тут же сую туда друга, я издеваюсь над ним больше часа.

Когда выкрутили одежду, и одели её мокрую, на чистое тело, я в смущении

оправдываюсь перед другом, якобы наш запах перебивает запах следов. Отчасти это

верно, но истинная причина - в побочном эффекте. Семён посматривает на меня немного в

ужасе, но главное он чистый!

На этот раз ничто не смущает обоняние. Семён понуро плетётся за мной, всё не

может согреться, меня тоже колотит, но настроение пятибалльное, одежда высохнет и

будет абсолютный комфорт.

Идём по дороге, бластерами освещаем путь. Мимо нас проплывают как призраки,

брошенные людьми, дома, застывшие автомобили бередят воспоминания, снаружи как

новые, внутри отделка сгнила и исчезла без следа. Так хочется обтянуть сидения,

постелить коврики и как в старые добрые времена включить зажигание и в путь.

Идём спокойно, но я не забываю, об увиденной красной точке на интеллектуальной

карте. Понятно, там, живое существо. Но насколько оно опасно? В данный момент ни

запахов, ни шорохов не ощущаю, топаем по дороге, удобно и быстро. Проходим мимо

разбитых витрин когда-то роскошных магазинов, хочется взглянуть внутрь, но боязнь за

наших ребятишек торопит. Удивляюсь, что не видим останков людей. Успокаиваю себя

тем, что все успели убраться из города до каких-то небывалых событий, а быть может -

живут сейчас на других уровнях. Я не удивлюсь, если узнаю, что где-то на кошмарных

глубинах - заселённые города.

Внезапно выходим к большому котловану. Семён светит туда, вскрикивает,

пятится, по лицу струями течёт пот, свинцовые глаза белеют. Я осторожно подхожу к яме, дрожь пробегает по телу, как мне становится жутко, ни куда не ушли люди - все они

здесь, ужасная могила, доверху наполнена человеческими костями.

Потрясение сильное, мы стоим долго, не в силах отвести взгляда от страшной

находки.

– Что здесь произошло?- Семён заикается, на бледном лице проступают красные пятна.

– Боюсь, никогда не узнаем. Может, радиация была, или местный Пол Пот, кто его знает.

Но это событие,- я окидываю взором чашу котлована,- Вселенского масштаба.

Десятки, может, сотни тысяч скелетов поблёскивают белыми костями, черепа

пугают мрачными оскалами челюстей, чёрные глазницы словно наблюдают за нами, со

всех сторон, ехидно ухмыляясь.

– Уйдём отсюда,- зубы друга выколачивают дробь, пальцы обхватывают бластер как

клещи, костяшки фаланг побелели.

Мне самому не хочется здесь задерживаться, но иду вдоль котлована, заворожено

смотрю на когда-то существовавших людей.

– Это произошло давно, кости спрессовались друг с другом. Кальций заменён каменной

породой,- замечаю я.

Постепенно Семён справляется со стрессом и подходит ко мне:- Но хоть кто-то

остался в живых?- спрашивает он и не ждёт ответа.

– Наверное, остался, вероятно, те дикари, потомки этих людей.

– Или их бывшие враги,- добавляет друг,- в любом случае сейчас город пуст.

– Кто-то здесь живёт, вспомни красную точку на карте.

– То, наверное, животное.

– Может быть.

Подземная полость как линза, мы видим своды, они по всей длине плавно

спускаются к земле. В месте стыка наблюдаем множество заброшенных станций. У

пиронов навсегда замерли целые составы. Площадь перед ними заполнена легковыми

автомобилями. Как это знакомо, безусловно, человеческая природа выбирает похожие

пути развития и в технике и в обществе. Единственно, что меня удивляет, зачем человек

залез под землю, ведь на поверхности так много места. Может он от кого-то прятался? А

может, подземная жизнь более комфортная? Нет такой радиации от Солнца, таких смен

климата, ни ураганов, ни падающих с космоса астероидов, комет. Для меня, родившегося

под тёплыми лучами, в любом случае непонятна их жизнь.

Стою на станции, вдыхаю воздух полной грудью, пытаюсь вспомнить запах

служебного туннеля. Он явственно доносится вместе с тёплым воздухом.

Прыгаем на пути, бежим мимо пахнувших железом поездов. Сразу за локомотивом,

видим провал в стене. На горизонтальных рельсах застыл блестящий вагончик, а в воздухе

до сих пор витает запах окалины от торможения. Взбираемся туда. В вагоне аккуратные

металлические кресла, в передней части два рычага - всё очень просто - один снимает с

тормоза, другой сталкивает с места.

На скамейках грудками лежат собранные детьми "сокровища", кристаллы

кальцита, несколько уже высохших тонких сталагмитов и горсточка невзрачных

камушков, потерявший блеск пещерный жемчуг.

Семён, с непонятным лицом, собирает весь этот хлам, бережно кладёт в рюкзак. Я

сосредоточился, пытаюсь ощутить запах детей. Со стороны, наверное, смешно, как

примерный пёс, лазаю на четвереньках, обнюхиваю пол и смеюсь, боже, до чего

докатился. Вот сейчас Семён скажет - ищи и я с тявканьем помчусь по следам, но друг

суров, в глазах нетерпение. Внезапно я разобрался в запахах, фильтрую ненужные

впечатления и в мозгу, чётко вырисовывается рисунок детских следов - это даже не