Восьмая нота Джокера
Шрифт:
– Правда, не нужно было. Я, если честно, не любитель таких украшений, - признаюсь, мечтая сказать совсем другое.
– Вот как, - тянет, оценивающе глядя на меня, словно его вообще удивляет, что женщины могут спорить.
– И что же тебе нравится?
– Мои собственные украшения, - заявляю, не способная побороть гордость.
Я несколько недель убила на одну вещицу, которую до сих пор надеюсь отдать Джокеру, и не знаю, получится ли.
– Выходит, у тебя золотые руки, Мими, - пока я летаю в мечтах, этот тип уже целует мои похолодевшие пальцы.
Типичная фраза убивает всё
«У тебя золотые руки, Мими»
Да сколько этот бред наяву ещё будет со мной происходить? Что не так с моим подсознанием, не дающим жить спокойно жизнью?
К счастью, мы подъезжаем к воротам, и я приказываю себе дышать. Приказываю, потому что спокойные уговоры больше не работают.
– Моя остановка. Спасибо, что подвезли, и за подарок тоже, - торопливо прощаюсь, вцепившись в рюкзак, как в спасательный круг.
??????????????????????????
– Скоро увидимся, Мишель, - угрожает мужчина, позволяя мне выйти, но я уже не реагирую, выскакивая наружу.
Вся эта сцена не остаётся без внимания.
Едва оказываюсь на воздухе, натыкаюсь на внимательный хмурый взгляд, и по телу пробегает ток, когда Ян разглядывает меня, стоя со своей свитой.
– Что, Мими, уже пошла по рукам? Похвально, - изображает аплодисменты, держа сигарету краешком рта.
Да, эта ещё одна сторона моей новой жизни без Царёва. Теперь он цепляется ко мне по поводу и без, задевая каждый день, будто не представляет без этого своего существования. Бесит, но что поделать? Я сама виновата. Сама выстроила эту стену…
Парни гогочут, обступив своего капитана. Среди них не видно Ильи. Его вообще всё реже можно заметить в школе, но если он вроде как отстал от меня, то иногда я ловила очень странные взгляды других. Иногда казалось, что некоторые уделяют мне чересчур много внимания, но я каждый раз просто одёргивала себя, потому что только паранойи мне не хватало для полного счастья.
– Не умрите от хохота, макаки, - кидает им рыжая, подскакивая ко мне, но эти обезьяны только сильнее ухохатываются.
– Они умрут от импотенции раньше, - влезает Ника, вставая под другую сторону.
– Курение действует на мужиков сильнее, чем им кажется. Учёные давно это доказали.
– Ты дотрындишься, Самойлова, - кричит недавно вернувшийся из-за границы блондин по имени Макс, давно положивший глаз на подругу.
Девчонки ведут меня в тепло, не оглядываясь на это стадо, но я уже чувствую, как в спину упирается взгляд. Это уже как ритуал, к которому не стоило привыкать, только с собой ничего не сделаешь. Даже то, как он срывает на мне свою обиду, стало для меня наркотиком, но и моё терпение не безгранично.
– Что у вас тогда случилось?
– спрашивает Ника, и это её каждодневный вопрос.
– Я уже говорила. Отчим может навредить маме, да и его отец не в восторге, - отвечаю привычно.
– Прямо, как Ромео и Джульетта, - кивает Тая, глядя, как блондинка ищет глазами Константина Евгеньевича.
– Или как наш классный и Самойлова.
– А?
– просыпается та, возвращаясь к нам.
– Прикинь, они под лестницу с ним ходят, целуются, - тут же сдаёт её Тая шёпотом.
– Я в прошлый раз
– И мне не сказала?
– негодует Ника.
– А если бы это был кто-то другой, не подумал твой рыцарь об этом, нет? Надеюсь, хоть до «ю тач ма талала» не дошло?
– играя бровями, серьёзно спрашивает рыжая.
Я хохочу, да и Самойлова угорает, прикрывая рот ладошкой.
– Девочки, ваши беседы просто песня, - качаю головой, и мы добираемся до шкафчиков.
– А ты от темы не уходи. И вообще, сегодня после уроков у нас на тебя планы, - сообщает блондинка.
– Проследи за ней.
– Есть.
Открываю замок, ничего не подозревая, и оттуда на меня летит ворох шариков… Вернее, это я сначала так думаю. То, что это не весёлые шары я понимаю по очередному гоготу за спиной, глядя на кучу надутых резиновых изделий продолговатой формы.
Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, чья это тупая шутка, но то, как горит в груди, ясно даёт понять, что я снова подошла к той грани, когда любое новое напряжение даст по нервам, и меня накроет. Вот-вот.
– И не пожалел ведь, - даже нахожу в себе силы улыбнуться, когда наши взгляды опять напарываются друг на друга.
– Всё для тебя, Мишань, - разводит руками клоун, пока за его спиной скалится Лика, а её фанатки снимают новый материал для «Сплетниц».
Спокойно…
– Зря потратился, Царёв. Такие, как ты не должны размножаться.
Сжимает челюсти, пока кто-то смеётся над моей фразой, и смотрит на браслет, который выбивается из-под рукава.
– Ну, ты явно разбираешься. Скоро можно будет увидеть тебя на сайте с другими давалками? Или у тебя ИП?
Позвоночник превращается в ледяную змею, в желудке будто жидкий азот разливается, и я делаю рывок вперёд, даже не осознавая своего движения. Не замечаю, как оказываюсь верхом на короле придурков, пытаясь его придушить, а он не только позволяет мне это, но и хохочет, как самый настоящий злодей из фильма.
– Что, Мишань, раз уже можно, взрослые дяденьки начали интересовать?
– дёргает бёдрами, как в то утро, в моей спальне, и всё это на глазах у коридора, полного любопытных глаз.
Только они не волнуют. Эта война между нами, и плевать, сколько новых кадров получит местное скандальное сообщество. Я слишком зла. Зла и возбуждена. Это слишком остро, чтобы остаться равнодушной, и он это знает.
– Тебя это вообще не должно волновать, Царёв! Закрой свой рот и умри, понял?
– стискиваю свои пальцы на его шее, спрашивая себя, а стоит ли оно того?
– Ты ничего не знаешь о моей жизни.
– Так поделись, - он ещё и руки за голову заводит, словно лежит сейчас в шезлонге, а не на полу.
– Надо проговаривать свои проблемы.
Не знаю, чего он опять добивается, но вся моя злость, как по щелчку пальцев испаряется, а ей на смену приходит полнейшая атрофия всех чувств. Остаётся только жар от соприкосновения наших тел, а ещё томление внутри, возникшее так некстати.
– Что здесь происходит?
– почти визжит какая-то женщина в компании нашего классного, и до мозга с ужасом доходит, что это директриса.
– Царёв, опять ты? Что на этот раз? Твой отец только недавно клялся, что ты исправился!