Воспарить к небесам

Проглотив это, я заявила:

— Если она приедет, я приглашу Робин. В этот День Благодарения дети у ее бывшего. Ей было бы легче.

— Мими, — раздраженно сказал Лор.

— Мерсер и Харт любят Робин, — напомнила я ему, и они действительно ее любили. Племянники думали, что она просто бомба.

— От нее Мэриэль на стены будет лезть, — напомнил он мне.

— Конечно, будет, из-за сексуального напряжения между ее мужем и красивой, энергичной женщиной, которая знает, каково это, когда какой-то придурок разбивает ей сердце, и которая знает, что сделать хорошего мужчину счастливым — стоит любых усилий.

— Ты осознаешь, что вы с Робин слетели с катушек, когда мужья вам изменили, а теперь ты пытаешься свести меня с лучшей подругой прямо под носом у моей жены.

Мне было все равно, что это обо мне говорит, я ни капли не беспокоилась по этому поводу. И объяснила брату, почему:

— Я бы сомневалась, если бы твоя жена дала понять, что она все еще жива. Черт возьми, если бы она дала понять, что по-прежнему остается человеком. Я не уверена в законах, тебе лучше знать, но не думаю, что можешь изменить нежити, чья единственная цель на этой земле — сеять зло. На самом деле, я сомневаюсь, что ваш брак вообще действителен. Вампиру можно давать клятву верности?

— Господи, ты в плохом настроении, — заметил Лор, и я услышала в его голосе насмешку, заставившую меня еще больше утвердиться в убеждении, что ему нужно оставить жену. Ни один мужчина, который по-прежнему любит супругу, не позволит никому, даже своей младшей сестре, говорить о ней так плохо.

Но он не ошибся. Я была в плохом настроении.

В очень плохом настроении.

А все потому, что, по моему мнению, дела с Микки шли не очень хорошо.

И все потому, что у нас не было секса, что, по общему признанию, было бы трудно сделать, так как я редко видела Микки.

Все началось очень многообещающе и продолжалось так… в течение двух дней.

Ужин в моем доме поменялся на ужин у Микки, потому что Эш хотела что-то приготовить, а я бы ей в этом помогла, и она знала свою кухню, поэтому чувствовала себя на ней более комфортно.

Конечно, я пошла туда. Это было нетрудно. Просто перейти через улицу.

И мне было весело готовить с Эш.

Но теперь это было нечто большее. То, что я находилась там до возвращения ее отца с работы, означало, что я была одной из взрослых, кто снимал с нее часть бремени заботы о своей семье, так как она присматривала за братом, пока отца не было дома. Ей также нравилось женское общество, это было очевидно, и пока мы готовили и болтали, мы сблизились. Она немного выглянула из своей скорлупы, немного потеряла робость, и мы чудесно провели время.

Микки вернулся домой, и стало еще лучше, в основном потому, что это был Микки, и он был дома. Но еще и потому, что это был не официальный ужин. Это было неформальное семейное собрание за ужином. Мы ели еду Эш перед телевизором, Микки сидел рядом со мной. Он не выказывал своего отношения ко мне перед детьми, с чем я была согласна, так как для этого было слишком рано, но он сидел рядом со мной, и было очень волнующе чувствовать тепло его бедра, прижатого к моему, и близость, даже если он на самом деле меня не касался.

После он проводил меня домой, и мы жарко и жестко целовались за закрытой дверью. Он прервался со словами:

— Надо возвращаться, а то эти двое догадаются, чем мы тут заняты.

Опять же, уместно.

И снова я согласилась.

Но это также и разочаровывало.

Во время ужина мы договорились, что на следующий день дети поедут со мной в «Дом Голубки», что и произошло: Микки привез их и забрал. Дети были такими же услужливыми и очаровательными, и обитатели и персонал снова наслаждались их присутствием так же, как и в первый раз.

Но именно тогда все начало идти наперекосяк.

Понятно, что Микки не мог проводить все свое время со мной, когда дети были у него, или постоянно навязывать им меня.

Так начались дни коротких телефонных разговоров, в которых мы абсолютно ничего не говорили, и вся их цель, насколько я могла судить, состояла в том, чтобы напомнить одному о существовании другого.

Были также сообщения, которые были явно короче.

Потом Эшлинг и Киллиан вернулись к матери, что меня удивило, учитывая ее поведение на той неделе. Я думала, он оставит их у себя или хотя бы поговорит с ней о том, что она сделала, предупредив, что подобное не может повториться, особенно если они будут с ней, и что может случиться, если она это сделает.

Микки не объяснил мне этого решения, а я не спрашивала, потому что это меня не касалось. Я была обеспокоена, но и не мое дело было делиться этим.

Они были его детьми, а не моими, и он знал Рианнон и всю историю, а я нет.

Поэтому я молчала.

На той неделе, когда детей были не у него, я узнала, насколько сумасшедшей была его жизнь: метания между работой, которую он ненавидел, детьми и волонтерством в качестве пожарного.

Я узнала это, потому что у него не хватало на меня времени.

Когда с ним не было детей, большую часть вечерних дежурств он проводил в пожарной части. Он работал у Ральфа на полставки в дневную смену, не зависимо от присутствия детей. И все это означало, что у него не оставалось времени.

Так как закусочная была совсем рядом с пожарной частью, на той неделе он попросил меня встретиться с ним за обедом «У Уэзерби», что я и сделала. Что-то, что продолжалось целый час, прежде чем Микки должен был вернуться. Что-то, что закончилось тем, что я даже не получила поцелуй.

И у него была еще одна свободная ночь, прежде чем дети должны были вернуться. Ночь, когда мы разговаривали по телефону, хотя он лежал на диване в доме напротив, а я — в своем сказочном кресле.

Это продолжалось в течение получаса, прежде чем он заявил:

— Умираю от усталости, Эми. Надо идти спать.

Очевидно, без возражений, так как он устал, я с ним распрощалась.

Дети вернулись, и у нас правда была семейная вылазка — мы вчетвером отправились в какую-то бургер-лачугу в середине нигде, что, честно говоря, было немного страшно (ресторан в середине нигде, который, как я знала, даже без тщательного осмотра, должен грешить всевозможными нарушениями санитарно-гигиенических норм).

Однако нельзя было отрицать, что детям там нравилось, гамбургеры были восхитительны, и мне нравилось проводить время с семьей Микки.

Но если не считать коротких телефонных звонков и сообщений от Микки, на той неделе больше ничего не было.

Теперь его дети снова уехали. Был вторник, мои дети приезжали на выходные, и мои отношения с собственными отпрысками означали, что было слишком рано добавлять Микки к этой смеси.

Так что в эти выходные мы не увидимся.

Было уже почти пять, а он весь день не звонил и не писал. На самом деле, последнее сообщение, которое я получила от него, было накануне в девять тридцать утра, в котором говорилось: «Надо что-нибудь запланировать».