Воспитанник Шао.Том 1

Братья. Как без них?

Крупные капли просветленных слез медленно скатывались со щек на землю, заставляя настораживаться тигрицу.

Как без них? Тогда уж лучше вечная нирвана. Застывшая холодная мысль. Без искр жизни, но справедливая. Спокойная размеренная вечность и… темнота.

Глава пятая

Воспаленные глаза Сана Настойчивого неуемно маялись обидой и злостью. Правый кулак остервенело долбил землю перед собой. Корпус то наклонялся резко вперед, то выпрямлялся, и кривые губы плаксиво, раздраженно выпихивали слова, которые, понурив свои немолодые головы, терпеливо выслушивали младшие братья.

— Не могу я, не могу. Не дают мне покоя мои мысли. Не могу уняться. Душа взывает к справедливой мести. Столько лет, как загнанный, вместе с У Чином сколачивал боеспособную организацию, подбирали старейшин, помогали даже Лао войти в совет. Такой объем проделан, столько кадров перетасовано. Все на совесть. И на тебе. Легко ли нам было начинать с тех нулей, когда на тебя взирают, как на проходимца. Не считают за своего. Курс обучения пришлось пройти, чтобы завоевать доверие. Это мне-то, в мои полувековые годы? Смог ли еще кто-нибудь так? А Лао! Этот коварный Лао выжидал. Знал, что скоро пирог будет готов. Ах, дурья моя голова. Может быть, гибель У Чиня — его рук дела. Почему я сразу не подумал так? Простофиля. Каков негодяй. Меня на второстепенные места отшвырнул. Трудно жить, не отомстив. Верьте мне, братья, это очень больное, жгучее, непроходимое чувство. Сердце требует крови врага, чтобы охладиться. Он должен или покориться, или уйти из жизни. Не могу жить, не придумывая ему каждодневную жестокую и долгую кончину.

На колено Сана опустилась жесткая рука Фана, следующего по возрасту, но женатого и имевшего четырех детей.

— Не торопись. Иначе та яма, которую готовишь недругу, будет твоей. Скорый охотник гибнет раньше своей жертвы. Лао нe ходит один, потому большой риск спешить необдуманно. Останутся свидетели, нам несдобровать. Против школы не выступишь. У вас такие буйные ребятишки. Им только скажи. Любую сторону света кулаками исполосуют. А за деньги так и о своем здоровье не подумают. С Лао всегда шестеро ходят. Известно, что у кого-то из них пистолет. Не время сейчас. Думай обо всех нас, будешь рассудительней. Ты состоишь в совете, и это главное. Лучшего места для выжидания не будет. Споткнется и Лао. Мы поможем ему скатиться в сточную канаву. Безгрешна только смерть.

— Спасибо, брат, спасибо, — Сан даже хлюпнул обидною слезою сентимента. — Мне так нужна вата поддержка. Без вас мне не сдержаться, — губы мелко подрагивали, но Сан старался не терять голоса. — Я устрою Лао великий позор. Он познает жизнь в ее самых черных злосплетениях. Упьюсь его кровью. Кровь врага самым благотворным образом приносит успокоение.

— Не кипятись, а то договоришься до помешательства. — Чжоу, третий брат, всегда говорил резко, без смягчающего ударения. — Первое дело, с торговцем, Лао провел удачно. Все довольны. Заметь — без потерь. Сейчас он на подъеме. Любые действия против него только во вред тебе. А раз тебе, то и нашей семье. Его надежность — в его удачах. Умойся и не строй из себя покинутого. Нас более интересует то, как реагируют на изменение обстановки люди из Пекина.

Сан поджал губы. Братья есть братья. Неприятно слышать такое от них, но что поделаешь.

— Не знию, может, они также, инкогнито, появились в доме Лао и также конфидециально поддержали его. Им все равно, кто главарь, лишь бы выполнял их волю.

— Это совсем неплохо, что они неразборчивы, как дворники. Исчезнет Лао, и они с той же таинственной церемонностью, с немалой гордостью казначейских билетов появятся у нас. Все станет на круги своя. Они никому не мешают, только подталкивают к выполнению своих целей. Платят за это. Что нам еще надо? Я уверен, Лао придется выполнить их указание и пойти на дальнейшее преследование монаха. Там мы зевать не будем. Лао горы не переживет. Успокойся, разожми кулаки. Следующий наш удар будет упреждающим.

— Разумом я спокоен. Внутри вот жжет чувство невостребованной мести. Стрелу в спину Лао всажу самую ядовитую, самую ужасную. Перед смертью он все вспомнит.

— Можно, но не сейчас и не завтра. Все поймут, чьих рук зто дело. Но нужно остерегаться подобных действий oт самого Лао. Наверняка он чувствует нож над собой и не будет медлить, пока его опередят. Плохо, конечно, что ты не удержался тогда, но теперь остается быть дипломатичнее, осмотрительнее. Соблюдать видимую лояльность, соглашаться во всем с решениями совета.

— Ты мягок, мой Цинь. Не будет ли оно в ущерб нашим действиям?

— Пусть дичь резвится, набирает жир. Она становится ленивей, медлительной.

В затемненном дворике с крепкими кирпичными стенами на окраине Шанхая настало прозябающее ожидание. Никто не желал пасть первым от упреждающего хода Лао.

— Нам нужно оружие, — неожиданно и резко прервал раздумия Фэй, пятый брат, довольно быстрый в делах, — без винтовок и нас легко перебить, и их не возьмешь за горло.

Согласно покивали.

— Есть место, где можно купить старые револьверы, — сообщил он. — Если восемь штук, то это около трехсот пятидесяти долларов.

— А почему долларов? — взвился Сан.

— Доллары есть доллары. У нас редкость и это, — младший был самый непоседливый и более оптимистичен в прогнозах. Ему тридцать пять, и до годов братьев еще не близко. Но отзванивают и его беспечные годы, и он теперь тоже весь в поисках состоятельной жизни. От его шебутного голоса как-то сама собой спала напряженность. Разговор пошел бодрее. — Слушайте меня. Лао не дурак. Берет деньги, где проще взять. Почему бы нам не начать с того же. Он ведь изымает их там, где проще для нуждающихся. Недалеко от порта есть разгульный матросский кабачок. Там оставляют не только заплесневелые юани, но и хрумкающие иены, тяжелые доллары, пронырливые марки, усредненные франки, фунты и прочее. Хозяин заведения — брюхатый мужичок, неповоротливый сонный тетеря. Надеется на своих трех охранников. Сейф и тот не каждый раз запирает. А касса бара и вовсе ключа не имеет. Бармен богат, беспечен, как посетители и привозные девки. Стоит начать с него. Чем не возможность разжиться. Хуже не будет. Будет хуже, если Лао разведает про кабачок и опередит нас. Деньги там немалые.

Оказалось, у младшего давно болел зуб на этот трактирчик. Оставалось только выждать подходящий момент. Сейчас, когда снова безысходность охватила братьев, риск не казался столь большим и опасным.

— Нужно закупить оружие.

Братья согласно кивнули.

* * *

В прокуренном до тошноты дешевыми сигаретами зале, сопротивляясь, угасали последние звуки, висевшие на густых клочках дыма, веселья и безделья.

Хозяин вертепа сонно всматривался в оставшихся сквозь стоячий терпкий запах дымовой завесы и прикидывал, через сколько минут выдворять засидевшихся. Места в отдельных комнатах были уже оплачены, и остальные посетители не представляли для него теперь торгового интереса. Пить они не будут. И так вдрызг налакались. А сидели, лапать баб, шептать им на ухо похабные анекдоты можно и на улице. Второй час ночи, нужно подсчитать выручку.

Единственный официант шустро убирал со столов разнокалиберные бутылки, снимал залитые и прожженные скатерти. Последняя компания, взявшись за плечи, стойко шла к двери, во весь голос выкрикивая удалые песенки морских скитальцев. Их неподражаемая походка на время развлекла занятого прозаическими мыслями хозяина. Имелось еще несколько минут, и он, пусто расслабившись, отдыхал, пока оставшиеся сами не покинут зал. Официант выведет последнего, и можно будет закрыть двери.

Его полузакрытые безразличные глаза уныло наблюдали, как молодой матросик старательно обхаживал внушительную дамочку лет за сорок. В ее небрежно растопыристую грудь одна рука совала купюры, другая искала заветное место под юбкой. Ее амурный тайник уже не вмещал объема мятых банкнот, и ему приходилось раскладывать их перед ней, доказывая выгоду нахождения с ним и его, пусть не столь галантное, но горячее желание к ней.

Она кривлялась, будто молодуха, забавляясь голодной страстью неопытного компаньона. Но нахальную руку, настойчиво заползающую через плечо в плотный лиф, не убирала. Скрытым движением пальцев сдвигала некоторые наиболее крупные дензнаки в сумочку, пока любвеобильный хахаль впивался в ее щеку или шею. Губы матроса то лобызали слюняво женщину в лицо, то с быстротой трезвого стремились к желанному плоду. Отчего и дамочка, обняв поникшую голову моряка, что-то шептала на ухо или скорее всего ласкала его, вызывая в нем новые чувства горячих возжеланий.