Воспламеняющая взглядом

– Скажи, обслуживала ты их или нет. Тогда отпущу. Сестричка. Она быстро взглянула на снимок:

– Нет! Не видела. Теперь от...

– Ты невнимательно смотришь, сестричка. Взгляни-ка еще. Она снова взглянула и выкрикнула:

– Нет! Нет! Никогда не видела их! Отпустите меня! Выросший малолетний правонарушитель в кожаной куртке, купленной в магазине удешевленных товаров, неторопливо подплыл и наклонился, держа кулаки в карманах брюк и звеня замкамимолниями.

– Даму беспокоите, – сказал он.

Брюс Кук взглянул, не скрывая презрения:

– Смотри, не пришлось бы нам и тебя побеспокоить, поросячья морда.

– Ох, – вздохнул бывший малолетний в кожаной куртке, голос его внезапно стал тихим. Он быстро ретировался, очевидно вспомнив, что на улице его ждут неотложные дела.

Две пожилые дамы за столиком, нервничая, наблюдали маленькую сценку возле стойки. Грузный мужчина в умеренно чистом белом переднике – очевидно, Майк, хозяин – стоял в проеме кухонной двери, также следя за происходящим. В руке он как-то неуверенно держал большой нож для мяса.

– Чего надо, ребята? – спросил он.

– Они из федеральной службы, – нервно сказала официантка. – Они...

– Не обслуживала их? Уверена? – спросил О'Джей. – Сестричка?

– Уверена, – сказала она, чуть не плача.

– Смотри не ошибись. Ошибка может упечь тебя на пять лет в тюрьму, сестричка.

– Уверена, – прошептала она. С нижнего века скатилась слеза и поползла по щеке. – Пожалуйста, отпустите. Мне больно. О'Джей на какое-то мгновение сжал руку еще сильнее, наслаждаясь ощущением тонкой косточки в ладони и сознанием, что может сжать ее еще сильней, сломать и... отпустил. В закусочной стояла тишина, если не считать голоса Стиви Уандера из «Сиберга», заверявшего посетителей «Гастингс дайнер», что инцидент исчерпан. Пожилые дамы торопливо вышли.

О'Джей поднял чашку с кофе, наклонился над стойкой, вылил кофе на пол и швырнул чашку. Шрапнель из толстых кусочков фарфора разлетелась в разных направлениях. Официантка плакала навзрыд.

– Дерьмовое варево, – сказал О'Джей.

Хозяин сделал неуверенное движение ножом – лицо О'Джея засияло.

– Давай, друг, – сказал он, посмеиваясь. – Давай. Посмотрим, как у тебя выйдет.

Майк положил нож рядом с тостером и внезапно закричал с отчаянием и гневом:

– Я воевал во Вьетнаме! Мой брат воевал во Вьетнаме! Я напишу нашему конгрессмену! Вот увидите! О'Джей взглянул на него. Напуганный Майк опустил глаза. Агенты вышли.

Официантка нагнулась и начала, рыдая, собирать осколки кофейной чашки.

За дверью Брюс спросил:

– Сколько мотелей?

– Три мотеля, шесть кемпингов с домиками для туристов, – сказал О'Джей, глядя на мигалку. Она гипнотизировала его. В Лоувилле его молодости была закусочная с надписью по висящему широкому противню: «ЕСЛИ ВАМ НЕ НРАВИТСЯ НАШ ГОРОД, ИЩИТЕ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОЕ РАСПИСАНИЕ». Сколько раз он порывался сорвать эту надпись со стены и заткнуть ее комунибудь – в глотку!

– Наши люди проверяют их, – сказал он, направляясь к светло-голубому «шевроле» из правительственного гаража, построенного и существующего за счет налогоплательщиков, – Скоро узнаем.

***

С Джоном Мэйо был агент по имени Рэй Ноулз. Они двигались по дороге 40 в сторону мотеля «Грезы». Они ехали на рыжеватокоричневом «форде» последней модели, и, когда поднимались на холм, заслонявший им вид на мотель, спустило колесо.

– Дерьмовщина, – сказал Джон, как только машину стало подбрасывать и тянуть вправо. – Вот тебе чертова государственная собственность. Чертовы покрышки. – Он съехал на земляную обочину и включил аварийные мигалки. – Ты шагай, – сказал он. – А я заменю проклятое колесо.

– Я помогу, – сказал Рэй. – Это займет не больше пяти минут.

– Нет, шагай. Он должен быть вроде бы сразу за холмом.

– Думаешь?

– Да. Я догоню. Если только запаска не спущена. Это меня не удивит.

Мимо проехал громыхающий грузовик фермера. Тот самый, который видели О'Джей и Брюс Кук, когда он проезжал мимо. Рэй ухмыльнулся:

– Лучше бы не надо. А то писать требование на новую в четырех экземплярах. Джон оставался серьезным.

– Я что, не знаю? – сказал он угрюмо.

Они подошли к багажнику, и Рэй открыл его. Запасное колесо было в полном порядке.

– Хорошо, – сказал Джон. – Давай.

– В пять минут управимся с этой ерундой.

– Конечно, да те двое не в этом мотеле. Но давай считать, что они там. В конце концов где-то они должны быть.

– Ну, хорошо.

Джон достал из багажника домкрат и запасное колесо. Рэй Ноулз постоял секунду, затем зашагал вдоль обочины к мотелю «Грезы».

Энди и Чарли стояли сразу за мотелем на обочине автострады 40. Опасения Энди, что кто-нибудь может заметить отсутствие у них автомашины, оказались беспочвенными; женщину в регистратуре ничто не интересовало, кроме портативного телевизора «Хитачи» на стойке. В глубину экрана был засунут миниатюрный Фил Донахью, и женщина восторженно наблюдала за ним. Она смахнула отданный ей Энди ключ в ящик, ни на минуту не отрываясь от экрана.

– Надеюсь, вам понравилось у нас, – сказала она, уплетая из коробки пончики с кокосовым орехом и шоколадом и уже одолев половину.

– Да, замечательно, – сказал Энди и вышел. Чарли ждала снаружи. Женщина дала ему копию счета, которую он, пока спускался по ступеням, засунул в боковой карман вельветового пиджака. Глухо звенела мелочь из таксофонов Олбани.

– Порядок, папочка? – спросила Чарли, когда они шли к дороге.

– Вроде, да, – сказал он и обнял ее за плечи. Справа от них и позади, сразу за холмом, Рэй Ноулз и Джон Мэйо в эту минуту прокололи шину.

– Куда мы идем, папочка? – спросила Чарли.

– Не знаю, – сказал он.

– Мне это не нравится. Я волнуюсь.

– Думаю, мы их здорово обогнали, – сказал он. – Не беспокойся. Возможно, они все еще ищут таксиста, который привез нас в Олбани.

Но он просто храбрился и знал это; это понимала, вероятно, и Чарли. Стоя на открытой дороге, он чувствовал себя беззащитным, как беглец в тюремной одежде на карикатуре. Брось, говорил он себе. А то начнешь думать, что они повсюду – за каждым деревом, а за ближайшим холмом – цела шайка. Разве не сказал кто-то, что законченная паранойя и постоянное ощущение опасности – одно и то же?

– Чарли, – начал он.

– Поедем к Грэнтеру, – сказала она.

Он ошеломленно взглянул на нее. И тут же вспомнил сон, как ловил рыбу под дождем, превратившимся в звук душа.

– Почему ты подумала об этом? – спросил он. Грэнтер умер задолго до рождения Чарли. Он всю жизнь прожил в Ташморе, штат Вермонт, в городке чуть западнее границы Нью-Гэмпшира. После смерти Грэнтера участок у озера перешел к матери Энди, а после ее смерти – к Энди. Если бы Грэнтер предусмотрительно не оставил небольшой суммы, городские власти давно бы забрали участок за неуплату налогов.