Воспоминания душегуба: Друг

— Прости, я не хотела, чтобы всё обернулось так…

Голос алгунир прогнал все иллюзии, окатив меня ледяной водой. Звон внезапно сменился тишиной леса и потрескивающей лучиной. Где-то недалеко тихо вели беседу каргалы, не обращая на меня никакого внимания. Видения снова застали врасплох, но Гончая не заметила моего бешено колотящегося сердца и холодного пота на лице.

— Ингул сказал, что через двое суток мы прибудем в Радаган, где состоится суд…

О чём говорит эта глупая женщина? Он давным-давно состоялся. Судья вынес вердикт и отправил меня в полёт с края пропасти прямиком в цепкие лапы Инзеллы. Оставалось только уповать на время. Надеюсь, двое суток растянутся до бесконечности.

Утро наступило неожиданно. Долгое время я старался не заснуть, опасаясь вновь встретиться с душами, но они затаились, наверняка подготавливая новую ловушку. Только недавно я пытался избавиться от пут, как меня уже расталкивали грубые руки. Конечности, перетянутые верёвками, за ночь налились холодом и отказывались подчиняться. Похоже, Ингул тоже это заметил, и один из безликих быстро освободил от пут. Судя по тому, что каргалы сняли повязки и были похожи на обычных путников, должно быть, мы подходили к населённому пункту.

Черноволосый, с высоким лбом и носом горбинкой, каргал, отыскался сразу. Его родинка на скуле под правым глазом выделялась, словно одинокая грозовая тучка в ясном небе. Немало утончённости Ингулу добавляла чёрная бородка, тонким ремешком протянувшаяся по краю нижней челюсти. Мы встретились взглядами на пару ударов сердца, и каргал продолжил собирать сумку на своём таппане. Два безликих каргала имели кучерявые волосы, но оба были повернуты ко мне спиной и рассмотреть их не удавалось.

Возникший между мной и Ингулом мужчина оказался без левой брови. Точнее от середины лба, пересекая бровь, тянулся до скулы грубый шрам. Тут я поймал себя на мысли, что попади Бритва в Гилим, отбою от падких на боевые шрамы барышень ему бы отделаться не удалось. Кинув на меня многообещающий взгляд, он направился к вороному жеребцу. Каргалы словно этого и ждали, подхватив меня под руки и усадив на таппана Ингула.

По дороге стали появляться редкие телеги с запряжёнными тягловыми таппанами, хотя многие упорно называли их лошадьми. Ещё чаще по обочине мы обгоняли пеших крестьян с мешками на плечах, поэтому вовремя скрыть мои путы оказалось весьма кстати.

Скакали до позднего вечера. Лишь когда небо по правую руку окрасилось в багрянец, Ингул объявил привал. Один безликий насобирал лучины, второй принёс растопки, а Бритва откупорил крышку доханы. Это очень удобная походная цилиндрическая коробочка для розжига, в которой постоянно тлел легковоспламеняющийся материал. Обычно в качестве такого материала использовалась кора старых плодов чо-гала, кизяк, или какая-нибудь ткань. Потянуло дымком, запахло мясом. Голова была на удивление пуста. Впрочем, удивляться не стоило, ведь я каждое мгновение ждал очередных видений. Но они затаились, и я решил попробовать расслабиться.

Несмотря на голодный день, кусок в горло не лез. Мысли постоянно возвращались к мёртвому каргалу, даже когда я пытался думать совершенно о другом. Пошевелившись, обнаружил горячие мягкие кусочки в ладонях. «Неужели я задремал?» — пронеслась удивлённая мысль и я просто кинул еду в рот. Ужинали каргалы молча. Гончая сидела чуть поодаль, и изредка её взгляд скользил по мне. Но мои мысли были где-то далеко. Я знал, что через сутки, на утро, окажусь в Радагане. Ловушка захлопнется. Поэтому каждая сажень сдавливала грудь железным обручем, заставляя чувствовать себя жалкой крысой, барахтающейся в тисках удава. Что-то кольнуло ладонь, зашуршали редкие опавшие листья. Но раздражителями оказались старая коряга и пробежавшая мимо мышь. Угасающее сознание отметило слабый аромат мяты, а шуршание листвы и тихий хруст пробегающих грызунов смешались в гул, который вдруг оборвался, подарив сон.

Очередной день встретил холодным воздухом и промозглым ветром. Нога снова превратилась в раскалённый жгут боли, и шевелить ею не хотелось. Штаны немного сползли с похудевшего живота и пришлось подвязать кушаком повыше. Холод в ладони заставил замереть, забыв о том, что организму необходимо дышать. Покатав между подушечек пальцев крошечный кусочек чего-то острого, я медленно принял исходную позу, стреляя жадными глазами по сторонам. Но Ингул и остальные каргалы истолковали моё странное поведение по-своему. На голодном пайке каждому придётся подтягивать штаны, с удивлением отмечая болезненную худобу.

Во рту пересохло. Пот тут же впитался в одежду, отчего возникло жгучее желание поёрзать на таппане и почесаться везде. Но тело словно окаменело, застыв в одной позе с удивлённым, можно даже сказать, ошарашенным взглядом. Пришлось быстро взять себя в руки, покорно изобразив равнодушие. Катая в ладони острую кромку неизвестного материала, я с уверенностью мог сказать, что его остроты хватит для бечёвки каргалов. Но сколько мне понадобится времени, чтобы разрезать эту осточертевшую верёвку? Тут я снова замер, ошарашенный догадкой. Ночь. Только следующим утром мы зайдём за стены Радагана, а значит, для побега остаётся ещё целая ночь. Улыбка сама собой налезла на лицо, когда я вспомнил, что луна стареет и с каждым днём света становится всё меньше. По моему телу пробежались мурашки, а сердце бешено заколотилось, хоть и момент истины ещё не настал. До него ещё долго. Целый день придётся ждать, ловя себя на мысли, что в следующий миг безликие каргалы обнаружат в моих ладонях ключ к ларцу свободы. Ожидание… Как же я ненавидел это слово. И сейчас это слово вызывало жгучее желание устроить кровавую резню, которая закончится после первого же моего выпада.

Пальцы катали между собой кромку металла, изучив уже со всех сторон. Мне необходимо в ближайшее время перерезать путы. Освободившись, сломать нос Ингулу, забрать хотя бы один нож и убить безликого. Есть ещё надежда на алгунир, которая поможет своему подчинённому. Даже если не сориентируется, я чувствовал, что она не будет пытаться меня остановить. План был до неприличия прост, и… до невозможности безумен. Я чувствовал на себе блуждающие взгляды безликих, и разрезанные путы они заметят быстрее, чем мой затылок достигнет носа Ингула. Но вдруг мы, всё-таки, успеем? «Тогда твоё тело превратиться в подушку для иголок чуть позже, неудачник. Неужели не понимаешь, что ты всего лишь жалкий рядовой каю, который в сравнении с каргалами не более, чем оса против защищённого хитином скорпиона? Оса жалит смертельно, но с бронёй скорпиона ей не совладать. Ты жалкое насекомое в чёрно-жёлтую полоску, Мангуст», — тень шептала правду, и не согласиться с ней было чертовски трудно.

День тянулся невероятно медленно, словно застоявшийся мёд с деревянной ложки. Чтобы не искушать себя, а тем паче, свои пальцы, я сжал руки в кулак, запретив себе шевелиться. Ладони уже давно вспотели, и хотелось подставить их под приятный тёплый ветерок, но как только мне хотелось раскрыть ладони, чувствовал на себе взгляды безликих.

— Двигаемся без остановок, — прервал мои мысли Ингул. — К вечеру должны поспеть.

Это был неожиданный удар. Каргалы не оставляли мне выбора. Не будет никакой ночи. Не будет никакого завтра. Времени не осталось. Сердце, стучавшее в грудную клетку, наверное, мог услышать любой. Оно шумело в ушах, заглушая остальные звуки. Стиснув зубы, я пошевелил пальцами. Острая кромка как влитая застыла между дрожащими указательным и большим пальцами и принялась терзать бечёвку. Таппаны галопом несли рядового к плахе, а в наступающем сумраке становилось труднее рассмотреть мои движения. Тем не менее, мне казалось, что громоподобный скрежет лезвия о верёвку заглушал хлюпанье копыт, выворачивающих намокшую землю.

Всё случилось слишком быстро. Не знаю, что меня выдало — сосредоточенное лицо с не моргающими глазами, устремившимися вдаль, или стучащее сердце, но действовали каргалы подобно отлаженному тысячелетиями механизму. Когда шея оказалась в стальном захвате, доступ воздуха тотчас оказался перекрыт, лицо налилось кровью, а перед глазами засверкали звёзды. До этого мне казалось, что мои руки надёжно схвачены бечевой, но когда каргалы вывернули их ладонями вверх, пришлось в этом сильно засомневаться. Жгучая боль от прокрученных запястий появилась только через несколько ударов сердца, но я этого уже не помнил.

Радаган… Столица, о которой я грезил с тех пор, когда посетил её в первый раз. Мраморный город поразил двенадцатилетних карапузов, отправленных на месяц в столичную Гильдию. Ещё на подъезде все высовывали головы, силясь рассмотреть белоснежный град с возвышающимися тут и там высокими башенками. При упоминании Радагана, перед глазами всплывала жизнерадостная девушка, раздававшая нам вкусные пирожки со щавелем на рынке. Кислое растение, от которого я строил рожицы и куксился при одном его упоминании, превращался в божественное лакомство. Может, подобным вкусом наделяли их изысканные руки хозяйки, но свежеиспечённые пирожки после одного только укуса расплывались во рту сочным нектаром, сладостно лаская нёбо.