Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Воспоминания Калевипоэга
Шрифт:

Да, так вот эта птичка божия напыжилась, нахохлилась и сообщила, что из посещения кузницы для меня ничего хорошего не воспоследует. Кузнец есть человек в себе, с важностью вещал ворон, притом он немного не в себе, ибо он не токмо кузнец, но еще и великий маг. С помощью первозданных сил Огня, Воздуха и Воды укрощает он четвертую стихию — Землю, извлекает из ее недр руду и пустую породу, снижая, таким образом, за счет Земли всеобщую энтропию. Будучи волшебником, он обращает три праэлемента против четвертого. Чем это грозит Калевипоэгу? Поскольку Калевипоэг является представителем праэлемента Земли, ему надлежит обходить стороной любые возникшие на его пути кузницы, а также держаться подальше от кузнецов, кузнечных мехов, кузнечного инструментария, продуктов и субпродуктов кузнечного производства, равно как от литейщиков, штамповщиков, раскерновщиков

и разметчиков всевозможных металлоконструкций и других изделий из железа. В то же время, продолжал вещун, из учения о диалектике непреложно явствует, что между антагонистическими противоположностями существует единство, своего рода взаимопроникновение, которое, будучи объективным фактором, способствует скорейшему становлению раннего железного века. Невозможно повернуть вспять колесо истории, продолжал каркать ворон, конфликт созрел, и в создавшейся ситуации случайности превращаются в необходимость. Так что, кор-р-реш, давай кр-р-рой на всю катушку, ты малый геройский, только гляди в оба, а то с тебя в момент шкуру через уши спустят — так закончила старая мудрая птица свое прорицание.

Надо полагать, нет нужды сообщать вам, что большую часть из того, что этот пернатый накаркал, я не понял. Только теперь, в результате постоянного ежевечернего самосовершенствования, я начинаю малость кумекать, о чем он в тот раз болтал. Что касается заключения вороновой трепотни, то его я, естественно, понял еще тогда. Ужасно мне все это не понравилось, и запустил я в вещую птицу подвернувшимся под руку лошадиным катухом.

В ответ старый ворон сообщил, что для него не является чем-то новым доходящая до наглости неблагодарность подрастающего поколения, и, неторопливо махая крыльями, перелетел на елку.

— Здравствуй, мастер! Таара в помощь при свершенье дел премудрых! — так обратился я к кузнецу, входя в кузню.

На эти мои слова никто не обернулся. Я не обиделся, ибо ведомо мне, что мужи, кои свою работу знают и почитают, допрежь дело закончат, а потом ответ держат.

Огляделся я вокруг. Копоть, сажа, адский красный огонь в горне, на наковальне раскаленная змея, брызжущая искрами, — все это страсть как меня испугало поначалу. Но я виду не показал.

В конце концов приветствие мое приняли, однако тут же добавив, что недостачи в рабочих руках не испытывают. Я заявил, что к кузнечному делу влечения не имею, но интересуюсь кузнечными изделиями. А именно — желаю подходящий меч приобрести.

Кузнецы сгрудились в кружок, пошептались. Потом старший, видно, отец ихний, глядел-глядел на меня и говорит:

— Кто ты, пришелец, не сын ли ты Калева?

Я говорю:

— Точно, сын.

Они опять пошептались и младшего в дом послали за товаром. Воротился он с большой охапкой мечей — один другого лучше, у меня инда сердце затрепыхалось. Только я опять виду не подал, взял один меч, гну его на коленке, прикидываюсь, что вроде бы качество продукции невысокое. А сам не знаю, чего делать, ибо ведать не ведаю, сиротинушка, как надобно добротность мечей проверять. Однако одна мыслишка в моей черепушке крутилась. Имеется же, думаю, у кузнеца наковальня для своих надобностей. И небось из крепкого металла, не будет же кузнец себе наковальню из дерьма делать. Вот на ней-то как раз и впору крепость меча испытать.

Хватил я со всей силы острием клинка по наковальне — искры брызнули, меч вдребезги. Только рукоятка в руке торчит.

Ну, тут я на кузнецов посмотрел свысока и небрежно этак спрашиваю, нет ли, мол, чего попрочнее.

А этот мой удар-то не только меч поломал, но и кузнецов пронял. Сыновья стариковы рассердились, раскипятились, только что не кусаются. Ишь ты, думаю, не нравится, что брак-то в работе обнаружен, а сам ехидно им улыбаюсь. Однако в душе досадно — вот бракоделы несознательные! Человек для своего народа, вам же родственного, хочет подходящий меч раздобыть, чтобы прочный мир обеспечить, а вы, тати поганые, очковтиратели, прощелыги, всякое хламье ему подсовываете!

Старый кузнец опять посмотрел на меня вдумчиво и чего-то сыновьям пошептал.

Я лишь отдельные слова разобрал: «Да он только из лесу вышел», «Отец у него богатый», «Он это, видать, по глупости». И средний сын с кислой рожей потопал за новой партией мечей.

Эти вроде были получше. Я одним мечом навернул по наковальне, так он аж застрял в ней. Клинок, правда,

чуток погнулся, но это наплевать, может, оно и лучше, что не такой тонкий. Я уж было собрался торговаться, вдруг смотрю — на крыше кузни тот самый престарелый ворон сидит, какую-то муть несет. Насчет того, что, дескать, скоро производительные силы получат такое развитие, что следует ожидать возникновения первых ростков феодализма. И тогда, говорит, на исторической арене появятся железные рыцари, против которых потребуется более совершенное оружие. И еще он чего-то каркал, что, дескать, феодализм будет более прогрессивным общественным строем супротив нынешнего и что на него может поднять меч только отпетый обскурант или реакционер, но тем не менее… и так далее и тому подобное. Всю эту бодягу я пропустил мимо ушей, но все же решил попросить меч получше.

Теперь в дом пошел старший кузнецов сын.

Вот ужо тебе достану Из подвалов потаенных Дорогой клинок заветный, Силы сильного достойный, —

начал старый кузнец в каком-то хорошо знакомом и приятном ритме, хитро подмигнув мне, но закончил он довольно-таки сурово:

— Если, конечно, у тебя, хиляк ты недорослый, денег хватит.

А цену он заломил бешеную: кроме золота и серебра «девять жеребцов отборных, восемь кобылиц табунных, двадцать пять коров молочных, пять десятков телок пестрых».

То, что он целый список наворотил, меня несколько обнадежило — ведь не могли же эти чумазые носы всерьез рассчитывать, что я все ими требуемое с ходу выложу. Авось в кредит дадут!

Поведал мне финский кузнец, будто меч, что сейчас принесли, он семь лет оттачивал потоньше, оттягивал покруче, выравнивал поглаже. Чистую правду он говорил или с добавками, не ведаю, только изделие сие явно драгоценным было, не зря же его в потаенном подвале хранили.

Взмахнул я мечом богатырским — кузнецы с испугу зажмурились. Видать, знали, чего он стоит. Помедлил я чуток, чтобы, значит, страху на них нагнать, да как хрястну со всей силы дорогой вещицей по наковальне. Искры по всей кузнице брызнули. Кузнецы глаза вылупили, рты разинули, глядят на наковальню, а она пополам. Ну и ну, говорят, вот так клюква, надо же! Да и сам я тоже слегка удивился.

Итак, меч оказался подходящий, как раз мне по руке, и следовало его моим достоянием сделать. Вот только насчет цены надобно было поразмыслить. Корова-то у нас дома, правда, имелась, да еще телка, да еще поросенок. Но как же мне, всесильные небеса, с кузнецами расплатиться? Недолго я себе голову ломал. Поскольку суждено мне было королем стать, значит, скорей всего с помощью сего меча стану я таковым. А король для чего нужен? Для того, чтобы подданные могли свою преданность изъявлять. А как ее изъявлять? Налоги платить исправно. Ну, а ежели кто заартачится и свои личные интересы вздумает выше общественных ставить, так меч ершистому протестанту быстро ума вложит. Очень я был доволен, что додумался до правильного решения и что в столь еще юном возрасте подлинно королевский образ мыслей имею.

Ударили мы по рукам с мастерами кузнечного дела. Как я и думал, старик согласился меч в рассрочку продать. Договорились о сроках платежа, о размерах пени, и кузнец предложил вспрыснуть эту сделку. Я против выпивки возражать не стал, ежели за чужой счет, почему не выпить.

Накрыли во дворе длинный стол, выкатили из подвала бочки с пивом, притащился откуда-то музыкант с кантеле, а вскорости и девицы объявились.

Можно было приступать к торжеству.

Для начала финский кузнец фартовую речь толкнул о традиционной дружбе финского и эстонского народов. Любезно упомянул он о моем покойном отце и его достойном вкладе в историю прибалтийско-финского становления. Я рявкнул в ответ, что эсты — истые баталисты, и звонко стукнул своей о его кружку.

Сказать по совести, бражничать мне до сей поры не доводилось, и хмель, по всем жилочкам пробежав, лихо в голову мне ударил. Однако богатырю теряться не пристало, и я резво осушал кружку за кружкой, проворством своим соседей по столу в немалое изумление приводя. Вспоминается мне, что вроде бы порывался я ответную речь произнести, но вроде бы получилось из сего нечто весьма невразумительное, неясное и сбивчивое, что, впрочем, вполне согласуется с национальной традицией. Во всяком случае, летописцы ничего о моем тосте не сообщают. И понять их нетрудно.

Поделиться с друзьями: