Воспоминания советского посла. Книга 1

Ленсбери происходил из среднебуржуазных кругов. В молодости он был радикалом. В начале 90-х годов стал социалистом, позднее вступил в ряды Независимой рабочей партии и вместе с ней в 1900 г. вошел в состав возникшей тогда лейбористской партии. В годы борьбы за женское избирательное право Ленсбери был ярым «суфражистом». Беднота восточного Лондона послала его депутатом в парламент, где со скамей лейбористской фракции он страстно отстаивал ее интересы. В годы эмиграции я не раз слышал выступления Ленсбери на рабочих собраниях и всегда меня поражала его манера говорить: это были не столько политические речи, сколько морально-социалистические проповеди. Сначала я удивлялся, но потом понял, что иначе и не может быть. Ибо, когда я присмотрелся к Ленсбери несколько ближе, мне стали яснее источники его верований.

Да, именно верований! Ленсбери был необыкновенно ярким представителем эмоционального течения в английском социализме. Он жил не столько головой, сколько сердцем. И сердце Ленсбери, большое, благородное сердце, болело всеми болями лондонской бедноты и готово было сделать для этой бедноты все в силах человеческих возможное, но оно толком не знало (да и может ли сердце знать?), что нужно сделать. Оттого в мировоззрении Ленсбери было чрезвычайно много путаницы, а в практических действиях много странностей и противоречий.

Ленсбери был глубоко религиозен и вдохновлялся моралью раннего христианства. Если бы вы попытались свести его взгляды к самой основе основ, то получилось бы евангельское: «возлюби ближнего, как самого себя». Отсюда Ленсбери выводил свой социализм. Он нападал на буржуазию, но разве Христос не изгнал бичом из храма ростовщиков и менял? Он требовал устранения социального неравенства и ликвидации крупного капитала, но разве Христос не сказал, что легче верблюду пройти в игольное ухо, чем богатому войти в царствие небесное? Эти и подобные образы оказывали сильнейшее влияние на психологию Ленсбери и определяли направление и формы его борьбы.

Впрочем, борьбу он понимал очень своеобразно. Классового принципа Ленсбери не признавал. Революция его пугала. Он был последовательным пацифистом как во внешних, так и во внутренних делах. Ему были сродни толстовские идеи непротивления. Что же тогда оставалось? Оставалось лишь убеждение инакомыслящих — убеждение словами и собственным примером. И Ленсбери действительно старался убеждать. В своей парламентской деятельности он больше всего ценил как раз эту возможность убеждать противника со столь высокой и авторитетной трибуны. В своей частной жизни Ленсбери старался быть образцом тех добродетелей, которые особенно сильно влияют на массовое воображение. Ленсбери не пил, не курил, был образцовым семьянином. Двери его скромного жилища были открыты для всякого, кто нуждался и помощи или совете. Он всегда о ком-то хлопотал, кому-то оказывал содействие, с кем-то ходил к сильным мира сего. Одно время Ленсбери очень увлекался идеей создания Рабочей церкви, которая использовала бы религиозное чувство масс для борьбы за социальные преобразования, но в конкретных условиях тогдашней действительности из этой попытки не получилось ничего серьезного [67] .

67

См. приложение 9.

Излишне говорить, что в сфере теоретической между мной и Ленсбери была пропасть. Мы часто спорили, но никогда не могли прийти к соглашению. Однако мое знакомство с Ленсбери продолжалось, ибо в практических вопросах дня он часто занимал весьма левую позицию. На это обращал внимание и В. И. Ленин. Так, в своей статье «Конгресс английской социал-демократической партии», опубликованной в 1911 г. в «Звезде», Ленин с явным сочувствием к Ленсбери писал:

«…Член парламента Джордж Ленсбери (Lansbury) выступил с резкой критикой политики парламентской «рабочей» группы за ее зависимость от либералов, за ее боязнь «повредить» либеральному правительству. «Я чувствовал себя не раз, — говорил Ленсбери, — настолько пристыженным поведением рабочих депутатов, что подумывал о сложении мандата… Я сижу в палате общин, и передо мной стоят образы рабочих, мужчин и женщин, которые изо дня в день трудились в трущобах Боу и Бромли (кварталы нищеты в восточной части Лондона. — И. М.), проводя меня и парламент. Они работали, выбирая меня, потому что они думали, что я не похож на либералов и на тори. Они послали меня, чтобы я поставил вопрос о бедности, бедности, бедности… Я призываю вас — обращался оратор к съезду (Независимой рабочей партии. — И. М.) — образовать крепкую партию… абсолютно чуждую всякой уступчивости к либералам и к тори… Рабочие, которые трудятся и бедствуют, ничего не ждут ни от либералов, ни от тори; их единственная надежда, их единственное спасение — их собственные организованные усилия» [68] .

68

В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 20, стр. 232-233.

Для меня Ленсбери представлял интерес еще потому, что он охотно помогал мне в изучении британского рабочего движения, и я часто пользовался его помощью для получения тех или иных нужных мне данных.

Однажды Ленсбери спросил меня:

— Хотите посмотреть на «социалистическую церковь»?

Конечно, я хотел. В те годы я хотел все видеть, все знать, что имело какое-либо отношение к английскому рабочему движению. На следующий день мы с Ленсбери отправились. Церковь, о которой шла речь, была расположена в северо-восточной части Лондона на Саусгэт Роод и называлась «Церковь Братства». Мы долго кружили по темным и грязным улицам рабочих кварталов прежде чем, наконец, попали на место. Я окинул быстрым взглядом здание церкви. Оно было похоже на десятки других таких зданий столицы: почерневшие от копоти стены, узкие стрельчатые окна, почерневшая крыша с башенкой на переднем крае, подымающаяся острым углом к небу. Через небольшую боковую дверь мы вошли внутрь. Нас встретил один из руководителей социалистической общины, которой принадлежала церковь, и, дружески пожав руку, повел в алтарь. Это был простой, почти бедный зал человек на 200, в одном углу которого имелось небольшое возвышение, а в другом стоял деревянный крашеный стол с несколькими стульями. Ленсбери был здесь своим человеком, и между ним и встретившим нас социалистом сразу же завязался оживленный разговор на интересующие нас темы. Мы присели у стола и немножко отдышались. Потом я стал расспрашивать моих собеседников о церкви и ее задачах.

Оказалось, что церковь являлась собственностью довольно многочисленной социалистической общины, которая содержала ее на свои средства и устраивала здесь регулярные богослужения. При церкви имелась «воскресная школа», в которой обучались дети членов общины. Задачей церкви, как явствовало уже из ее названия, была проповедь идей братства между людьми всех рас, религий, положений и мирная перестройка человеческого общества на социалистических началах. Слушая эти объяснения, я невольно подумал:

— Как велика власть религии над английским рабочим! От нее здесь никуда не уйдешь.

Когда разговор окончился, наш собеседник предложил осмотреть здание церкви. Мы вышли из алтаря в главный зал, где совершались службы. Это помещение было больше — человек на 300-400. На полу стояли ряды скамеек для молящихся. Справа и слева шли хоры с длинными скамьями, разделенными узкими проходами. В одном месте возвышалась кафедра, с которой произносились проповеди. Все было тут так же, как и в других церквах, Во только все было проще, беднее и суровее. По лестнице мы поднялись на хоры. Я взглянул оттуда вниз, на стулья, на кафедру, на амвон.

Вдруг Ленсбери, стоявший рядом со мной, добродушно рассмеялся и воскликнул:

— А вы знаете, я как-то целых три часа просидел вот здесь, на этих скамьях, следя за работой вашего партийного съезда!

— Какого съезда? — с недоумением спросил я.

Съезда 1907 г. — пояснил Лансбери и прибавил: — Ах, это была замечательная история!.. Я должен вам ее рассказать. Для того чтобы дальнейшее было понятно читателю, мне придется и здесь сделать небольшое отступление.

«Церковь Братства». Здесь в 1907 г. происходил V съезд РСДРП

* * *

V съезд РСДРП, собравшийся в 1907 г., происходил в очень тяжелой обстановке: в России наблюдался отлив революционной волны, и царская реакция все выше подымала голову; внутри партии шла острая борьба между различными фракциями, в первую очередь между большевиками и меньшевиками. Созвать партийный съезд было крайне необходимо, но сделать это в России оказалось невозможным: полиция не допустила бы съезда. Поэтому решено было устроить его в Скандинавии, тем более, что за год перед тем (в 1906 г.) в Стокгольме происходил IV съезд партии. На этот раз съезд предполагалось провести в Копенгагене, где датские социал-демократы обещали ему всяческое содействие.

В апреле 1907 г. около 300 делегатов и гостей, нелегально перешедших границу России, через Швецию прибыли в Копенгаген. Однако здесь их ждало большое разочарование. Политическая ситуация 1907 г. значительно отличалась от политической ситуации 1906 г. Тогда революционная волна в России стояла сравнительно высоко, царизм чувствовал себя еще не очень уверенно, и Швеция в такой обстановке сочла возможным разрешить устройство съезда РСДРП на своей территории. Теперь соотношение сил в России изменилось к невыгоде для революции, и Дания (да и другие Скандинавские государства) не хотела слишком явно дразнить «восточного соседа». К тому же Дания в те времена была тесно связана с Россией по династической линии (мать Николая II Мария Федоровна была датская принцесса), и влияние царского правительства тут было очень велико. В результате датское правительство не только запретило устройство съезда в Копенгагене, но даже стало грозить выдачей делегатов съезда царскому правительству. Попытка перенести съезд в Швецию или Норвегию также не увенчалась успехом и по той же причине. Тогда было решено устроить заседание съезда в Англии, куда в первой половине мая и прибыли все делегаты.