Воспоминания советского посла. Книга 1
Шрифт:
— Это очень интересная история, — заметил я, когда Дрэпер снова задымил своей трубкой, — но только я удивляюсь английскому терпению. У нас в России народ, вероятно, в самом же начале сломал бы стену и перебил сторожей.
Дрэпер взглянул на меня с видом превосходства и затем сквозь зубы процедил:
— Зато у нас демократия, а у вас царская автократия.
Слова Дрэпера кольнули меня, но ответить на них было нелегко. Ведь дело происходило в 1913 г. и того, что случилось в России четыре года спустя, тогда никто не мог предвидеть. Я чувствовал, что против рассуждений Дрэпера у меня еще нет аргументов от действительности, и, потому, я прибег к помощи аллегории.
— У русского народа, — сказал я, — есть сказка об Илье Муромце…
И я рассказал моим собеседникам содержание этого замечательного произведения народного творчества, так хорошо передающего дух русского человека.
— Илья Муромец, — закончил я, — сидел сиднем 33 года, но когда встал, то пошел такими шагами, что другим было за ним не угнаться. Вот то же самое будет и с нашей страной, когда пробьет час
В тот момент я, конечно, не подозревал, до какой степени история оправдает мою аллегорию.
Дрэпер с сомнением покачал головой и резюмировал:
— Может быть, у вас, русских, другие методы действия — мы, англичане, завоевываем наши права медленно, но прочно. Нам не нужна революция, у нас есть парламент. Так же мы придем и к социализму.
В словах Дрэпера звучало непоколебимое убеждение. И таковы были они все — мои товарищи по лагерю, все, за очень редкими исключениями. Марксистские взгляды просто не доходили до их сознания…
Конгресс тред-юнионов
Осенью того же 1913 г. я отправился в Манчестер, где должен Выл происходить 46-й конгресс тред-юнионов. Мне знакомы были германские партейтаги и съезды германских профессиональных союзов. Я присутствовал на Международном социалистическом конгрессе в Копенгагене. Из этого опыта я знал, что каждый подобный смотр пролетарских сил дает очень много для понимания рабочего движения — в национальном или интернациональном масштабе. И потому, когда я услышал, что 1-6 сентября в столице Ланкашира состоится очередной конгресс британских тред-юнионов, для меня было ясно, что нужно делать.
Лондонцы любят подсмеиваться над Манчестером. Они говорят, что Манчестер мокрый и грязный город, что Манчестер провинциальный город, что Манчестер отстал от времени и живет воспоминаниями о прошлом веке, что климат в Манчестере хуже, чем в любом другом месте Англии, и многое иное в том же духе. Мне, однако, Манчестер понравился с первого взгляда. Мне понравилась ого крепкая каменная стройка, рассчитанная на века. Мне понравилось его строгое деловое движение, разгоняющее товарные волны по всей Англии и даже по всему миру. Здесь не было и следа того бесцельного фланирования, которое часто встречается в Лондоне, — здесь все работало, все кипело, как в котле. Мне понравились его улицы, площади, здания, магазины. Мне поправилась мрачная громада его муниципалитета. Мне понравилась даже черная копоть, лежавшая здесь на всем еще более толстым слоем, чем в Лондоне. Я как-то сразу стал патриотом Манчестера, и меня отнюдь не шокировало, когда местные жители, многозначительно подымая палец, то и дело повторяли: «Что Манчестер говорит сегодня, то Англия будет говорить завтра». Эта пословица сложилась в прошлом веке, когда текстиль был главной отраслью британской промышленности, а Манчестер основным экономическим центром страны. Тогда, действительно, все большие общественные движения: борьба за реформу избирательного нрава, чартизм, тред-юнионизм, свобода торговли и многое другое — обычно выходили из Манчестера или находили там могущественную опору. В XX столетии, когда уголь, железо и сталь отодвинули текстиль на второй план, звезда Манчестера стала заходить. Однако человеческая психология более консервативна, чем факты хозяйственного развития, и в 1913 г. манчестерцы были так же уверены в своей духовной гегемонии, как во времена Пальмерстона и Каннинга. Устроившись в дешевой гостинице, где также остановилось много делегатов конгресса, я сразу же стал знакомиться с положением. Оказалось, что заседания конгресса будут происходить в большом и красивом Мильтоновском зале. Оказалось, далее, что нынешний конгресс будет чем-то вроде юбилейного: как раз 30 лет назад здесь же, в Манчестере, тоже происходил конгресс тред-юнионов, но тогда на нем присутствовало 153 делегата, представлявших 509 тыс. организованных рабочих. А сейчас на конгресс прибыло 560 делегатов, посланных от 2232 тыс. членов. Размах движения увеличился более чем в четыре раза. По тем временам такие темпы и цифры производили сильное впечатление. Это, естественно, очень подымало настроение конгресса. Оказалось, что представительство иностранных профессиональных организаций на этот раз богаче и разнообразнее, чем когда бы то ни было раньше: в Манчестер прибыли «братские делегаты» не только из Соединенных Штатов Америки (что случалось и прежде), но также из Канады, Германии и Франции. Это было впервые. Притом из Германии приехал сам Карл Легин, вождь немецких профсоюзов, в сопровождении целого десятка величин второго и третьего порядка, а из Франции явился лидер синдикализма и глава Всеобщей конфедерации труда Леон Жуо. В связи с быстро нараставшей тогда опасностью войны их присутствию на конгрессе придавалось особо важное значение. Все это мне сильно импонировало и еще больше повышало мой интерес к предстоящему съезду.
Начался конгресс очень по-английски. Накануне в секретариате конгресса один знакомый работник мне сказал:
— Завтра утром приглашаю вас в манчестерский собор.
— В собор? — недоверчиво спросил я. — А что там делать?
— Как что делать? — в свою очередь удивился англичанин. — Там будет служба в честь конгресса…
Я был поражен, но, уже имея опыт «Социалистического лагеря», не стал дальше расспрашивать. На следующий день в главном храме Манчестера, действительно, состоялся торжественный молебен, на котором присутствовали почти все делегаты конгресса во главе с председателем
В. Д. Дэвисом и секретарем С. В. Бауэрманом. Служил настоятель манчестерского собора епископ Велдон. После окончания богослужения с проповедью выступил епископ Линкольнский доктор Хикс. Темой для нее он взял евангельский текст: «нас много, но мы едины во Христе, и каждый является частью другого». Исходя из этой мысли, оратор произнес речь в пользу братской солидарности рабочих. Он говорил, что в разумно организованном человеческом обществе «нет места для бездельников, разгильдяев и паразитов». Он настаивал на необходимости обратить особое внимание на поддержку наиболее слабых звеньев среди трудящихся — сельскохозяйственных рабочих и женщин. Он признавал законность «коллективистического идеала» в целях преодоления болезненных явлений современности, но только заклинал, чтобы «движение вперед совершалось мягко». Больше всего доктор Хикс предостерегал против «застоя», подчеркивая, что в нем кроется «величайшая опасность». В заключение епископ горячо апеллировал к международной солидарности пролетариата. Он говорил:«Чем больше общности между рабочими за границей и рабочими и Великобритании, тем лучше для человечества… Интерес рабочих всегда состоит в сохранении мира… Пусть организованный труд через моря к океаны протянет руки из страны в страну, чтобы принципы свободы, братства и прежде всего международного мира были признаны важными для блага человечества» [83] .
Члены конгресса истово молились. Иногда они низко склоняли головы. Иногда становились на колени. Когда заговорил доктор Хикс, по рядам делегатов пробежала волна оживления. Чем дальше развивал он свою тему, тем более подымалось настроение присутствующих. Чувствовалось, что, если бы не церковная служба, речь епископа была бы не один раз прервана рукоплесканиями…
83
«Trade Union Congress 1913». London, p. 44-46. При написании этой части моих воспоминаний в подкрепление памяти я пользовался также официальный отчетом о конгрессе.
Я слушал, смотрел, удивлялся и… получал еще один урок в деле понимания психологии и идеологии английского рабочего движения.
На следующий день, 1 сентября, открылись деловые заседания в Мильтоновском зале. И тут все было тоже по-английски. Начали с приветствий, которых оказалось очень много. Читали письма и телеграммы, произносили речи. Артур Гендерсон передал конгрессу наилучшие пожелания от лейбористской партии, Д. Джонстон — от кооперативного движения, Том Фокс — от манчестерского муниципалитета. Потом выступили два лейбористских члена парламента от Манчестера — Д. Кляйнс и Д. Саттон, потом настоятель манчестерского собора Велдон. Все говорили то, что полагается говорить в таких случаях, и слова их не произвели на меня особенного впечатления, за исключением представителя церкви. Епископ Велдон закончил свою краткую речь таким заявлением:
— С великой надеждой смотрю я на развитие международной деятельности рабочего движения, ибо считаю, что именно вы гораздо больше, чем все другие политики, сможете положить конец войне между нациями [84] .
Слушая Велдона, я невольно подумал о гибкости британской буржуазии и о своеобразной роли церкви в Англии, роли, совсем не похожей на то, к чему я привык в России, да и вообще на континенте. Когда все приветствия пришли к концу, текстильщик В. Муллин от имени конгресса поблагодарил все те лица и учреждения, которые оказывали ему гостеприимство в Манчестере, а музыкант Д. Вильямс, родом манчестерец, поддерживая В. Муллина, воскликнул:
84
«Trade Union Congress 1913», p. 54.
— Я хочу особенно подчеркнуть тот факт, что все великие движения вышли из Манчестера, и что все великие люди родились в Манчестере.
Громкий смех прокатился по рядам делегатов, а затем председатель Дэвис вручил каждому из ораторов… по хорошему большому кухонному ножу. То был подарок шеффильдских кооператоров конгрессу. Громкий смех еще раз прокатился по залу, но все были довольны. Даже епископ Велдон, неловко вертя нож в руках, широко и смущенно улыбался. Все это показалось мне очень своеобразным. Но то были лишь цветочки. Ягодки пришли немного позднее, когда на третий день конгресса с приветствиями выступили «братские делегаты» из-за границы. По окончании их речей вдруг поднялся председатель Дэвис и с самой любезной миной на лиц заявил:
— А теперь мне предстоит выполнить приятную обязанность и вручить нашим друзьям из Америки по гарнитуру ножей и вилок…
И Дэвис с низким поклоном преподнес красивые ящики со столовыми принадлежностями двум представителям Американской федерации труда — С. Л. Брэну и Луи Кемперу. Конгресс бурно аплодировал. Оба американца растроганно благодарили, по залу еще раз прокатилась шумная волна рукоплесканий.
Затем последовали подарки другим «братским делегатам». Канадцу П. М. Дрэперу вручили золотые запонки и золотую булавку для галстука, немцу Легину и французу Жуо — по золотому значку британского профсоюзного движения. Опять были слова благодарности. Опять конгресс шумно выражал свою радость. Однако настроение делегатов дошло до апогея, когда Дэвис надел на миссис Кемпер золотое ожерелье и золотые серьги, а миссис Дрэпер подарил красивую сумочку из серебра. Обе дамы были несколько смущены и хотели поскорее сбежать на свои места, но тут раздались оглушительные крики: