Воссияет день безгрешен

– Конечно. Скажи, Грошик, кто бы мог подумать? Помнишь, как он в лётку хотел?

– Да, Вер, не вольны мы распоряжаться жизненными обстоятельствами. Но Мишаня молодец: не получилось у него служить небу, так он ещё выше забрался – сослужить Небесам.

– Это ты верно подметил. А то в армии бы остался – скорее всего в Чечню бы попал. Вообще страшное дело, что там творится.

– У меня такое чувство, что какой-то огромный дракон пожирает нашу страну. Ну и нас всех, живущих в ней. Недавно на ум пришло: если в слово «дракон» вставить букву «у», получится: «дурак он».

– Грошик, ты в своём репертуаре. В голове сплошные ассоциации. Впрочем, со страной нашей и правда не всё в порядке.

– Все словно с ума посходили, в обществе разлито, по выражению Кортасара, «ощущение всеобщей сдвинутости». Или всё наоборот? Иногда думаю: если вокруг все нормальные, значит со мной что-то не так?

– И не говори, Грошик, вообще ничего не поймёшь. Тоже часто думаю: я что, одна такая дура осталась, да мои родители ещё впридачу? Потом Инге позвоню или от Ритки письмо получу – и успокаиваюсь. Нет, я не одинока, много нас таких ещё, странно-совестливых. Хотя вокруг все повально чем-то увлекаются: Карлосом Кастанедой, Чумаком и Кашпировским, магией и запредельностью. Всем хочется куда-нибудь свалить: кому-то за бугор, а кому-то за пределы сознания.

– Каждый из нас имеет право на рай. И каждый хочет его реализовать. Только здесь, на земле. И не за счёт собственных усилий, а за чей-либо другой счёт, – философствует мой друг.

– Ну да, кому хочется тратить собственные усилия души и тела? Легче переложить это на плечи других. Зарядил водичку перед теликом, сгрузил свои проблемы на плечи какого-нибудь старца – и всё как-то спокойнее.

– А ведь расплачиваться по счетам придётся каждому лично, тут никакой маг или Кашпировский не поможет, – резюмирует Лёвик, и я с ним полностью согласна. Переключаюсь на реальность бытия.

– А ты работаешь где или на вольных хлебах? – спрашиваю друга.

– Родители в областную филармонию пристроили. Но я летом не работаю, езжу по музыкальным фестивалям или по хоббитским ролевым играм со свободным сюжетом. Мне нравятся ролевые игры – ты имеешь возможность прожить хоть и короткую, но совершенно отличную от этой жизнь.

Мой Грошик в своём репертуаре, живёт на собственной волне. Уверена, что денег у него в кармане ни копейки и приехал сюда зайцем, пересаживаясь с электрички на электричку. Глядя на этого худого, одетого в замызганное шмотьё парня, никто бы не поверил, что его родители – одни из самых богатых и влиятельных людей нашего городка, а Лёвик – их единственный наследник. Он всю свою сознательную жизнь конфликтует с родителями, отстаивая право на свободу личности.

– Девушка-то есть? – интересуюсь.

– Да, на ролевой игре познакомились. Лёка. Мой волшебный эльф. Но только мы живём далеко друг от друга. Летом вот созваниваемся и ездим вместе по играм и фестивалям. Она очень замечательная, моя Лёка, – он произносит это с такой нежностью, что я понимаю – Грошик влюблён. Ну и прекрасно.

– А у тебя кто-то есть? – задаёт он встречный вопрос.

– Не, я сама по себе. Замужество – это так скучно и однообразно, точно не для меня. Любые отношения – оковы и клетка для свободолюбивой души.

– Здесь-то какими судьбами?

– Да подруга пригласила. Кстати, в поезде я песню одну услышала, зацепила меня. Бахмута песня. Не знаешь такого?

– Знаю, конечно. Его все завсегдатаи музыкальных тусовок знают. Классный парень. Я вообще офигел, когда его в первый раз услышал. Темно было. Слышу – «Хава нагилу» кто-то наяривает. Голосяка – мощнейший! Думаю, подойду, посмотрю. Дядя, наверное, нехилый поёт с таким голосищем. Подхожу – пацанчик щупленький, типа меня. Я вообще обалдел.

– Спой что-нибудь из его песен. У тебя получится, я знаю.

Грошик пожимает плечами.

– Он на самом деле лирические песни в основном пишет. У него очень чуткая душа.

– В поезде парень пел «Фадо о мазурке». Спой. Знаешь её?

– Знаю. Хотя лучше самого Бахмута её никто никогда не споёт.

И он заиграл причудливый испанский мотив и запел про «нежность и боль догорающих звёзд», про бродячий ветер, который принёс музыку мазурки…

Лёвик на самом деле тоже здорово поёт, голос у него также нехилый. И душа с пульсирующим нервом.

– Как это красиво: «Бокалы приготовь хлебнуть луны»! – восхищаюсь я.

Мы выпиваем ещё немного за творческих людей и начинаем дуэтом петь наши любимые песни из репертуара школьных времён. Видимо, это и выдаёт наше секретное убежище.

– Ну как вам не стыдно? – голос совести в лице Инги, стоящей под ручку с Валериком (если откровенно – висящей на его руке, дабы не упасть по случаю не совсем трезвого состояния). Рядом – стайка разношёрстных девиц, пребывающих в разной степени подпития, но одинаково озлобленно косящихся на Ингу. – Сбежали от всех, бутылку втихаря распиваете. Ну-ка, шагом марш к нашему костру!

Инга отбирает у нас вино и ведёт к палатке. Мы послушно топаем следом.

Когда подходим к нашему костру, Лёвик мне шепчет:

– Я сейчас приду. За Лёкой схожу, а то бросил её одну.

Я киваю. Сегодня я потрезвее буду, нежели вчера, и замечаю у нашего костра колоритных типажей. Двое из них сидят рядом со Мустангом. Я подсаживаюсь рядом. По глазам Мустанга вижу – рад мне. Довольно ухмыляюсь в душе. Отрадно, что где-то запропастилась эта вездесущая Лера. Что греха таить, себе ведь врать бесполезно – ревную я к ней Мустанга. Где логика? Мы ведь даже и не поговорили ни разу нормально с ним. А вот ишь ты подишь ты – ревную. Дуры мы, бабы, никакой в нас логики нет.

– … Нет, думаю, не выдержу я этого послушания, бежать надо отсюда, – вещает между тем долговязый длинноволосый тип с бородой (хотя по возрасту ему – едва ли за двадцатник, юнец). На груди у него болтается внушительный крест размером, наверное, с букварь. – Понимаешь, Паломник, послушание – это как служба в армии: шаг вправо, шаг влево – побег. Никакой свободы выбора.

– А как ты, Жираф, хотел? Только так можно научиться смирению и побороть гордыню, – пожимает плечами парень в ковбойке и очках (не солнечных, видимо, зрение у него не очень).

– А как же свобода выбора, единственное право человека на земле, данное от Бога? Я так себе понимаю: где есть свобода выбора – там Божественное, где свободы нет и за тебя кто-то решает – там сатанинское.

– Ну что ты мелешь? Ты совсем одурел – монастырю такое приписывать? – закипает Паломник. – Вот ты бесовщины нахватался! Всегда есть свобода выбора: в монастырь идти или в миру оставаться. А уж если пришёл – будь добр смиряться, засунь свою гордыню куда подальше.

– Пошли, перекусишь, – берёт меня за руку Мустанг и тащит к «столу».