Восстание

Шарлотта Крушка принесла горячий кофе.

— Вы все виноваты! — выкрикнул ей навстречу Каддиг. — Виновен и народ! Даже больше всего. Ведь он молчал!

— Да, это так, — ответила она.

Каддиг отпил несколько глотков горячего кофе и спросил:

— Скажите, а как варить кофе, если нет тока?

— На спиртовке.

— Ах, вот как! — выразил он свое удивление. Каддиг даже перестал пить кофе, держа чашку у рта и как-то странно покачивая головой, будто никак не мог поверить тому, что услышал.

— Надо привыкать готовить на спиртовках, — продолжала Шарлотта Крушка.

— Сейчас мы сидим со свечами, а может, придется лучину поджигать, и не спичками, а с помощью секиры и камня.

Шарлотта ничего не ответила. Да и он, ощутив определенный уют от зажженной свечи, какое-то мгновение находился во власти романтики, представив горящую сосновую лучину, исходящий от нее запах смолы и камин, вмонтированный в белоснежную стену его комнаты.

— Вы хотите что-нибудь еще, доктор?

— Да, — сразу же ответил он. — Приготовьте какое-нибудь блюдо для гостей, чтобы нам с утра уже быть во всеоружии.

— Для чего?

— Я жду людей. Хотя и не знаю, кто придет. Но наверняка кто-то придет и будет предъявлять какие-то требования. При разных условиях и требования могут быть разными. А я не в состоянии удовлетворить любые желания. Поэтому приготовьте вина. Я не хочу встречать гостей с пустыми руками. Приличное помещение, соответствующий переговорам стол, ковры, кресла, вино могут и непримиримых врагов сделать доброжелательными противниками. В такой обстановке и поражения могут превратиться в победы. Впрочем, вы убедитесь в этом сами.

Шарлотта Крушка тихо прикрыла за собой дверь, будто боялась чем-то напугать Каддига. Ландрат вновь принялся за кофе. Теперь у него горели уже новые свечи, и ему казалось, что часы страшно медленно отсчитывают время этой необычной ночи. Каддиг дремал с открытыми глазами. Но вот он протянул руку, взял свое объяснение в невиновности, смял листок и выбросил в мусорную корзину.

3

Таллер добрался до шоссе, которое уже пересекал, направляясь в Вальденберг. Шагая по нему, набрел вскоре на кабачок с вывеской «Дом охотника». Раздавались чьи-то голоса, кто-то напевал хрипло и невнятно. В помощь ему кто-то выхлопывал ладонями такт песни. Таллер прошмыгнул вдоль фасада дома. Возле кабачка стояли две автомашины. Он заглянул в окно.

При свете свечи увидел бутылки, рюмки и чьи-то лица. Люди были в форме с серебряными галунами. Среди них находился один майор. Окна, правда, были зашторены, и многое разглядеть не пришлось, но Таллеру достаточно было увиденного. Он почувствовал отвращение к этой пьяной компании и отвернулся.

Сквозь ночную мглу начинал пробиваться рассвет. Где-то неподалеку прокричал петух. Подул свежий предутренний ветерок, сорвав с дерева ветку. В одно мгновение Таллер оказался возле одной из автомашин. Обшарил приборный щиток. Ключ от зажигания был на месте.

Таллер завел мотор и рванул с места. На углу дома он так резко свернул, что заскрипели покрышки. Машину то и дело заносило. Мотор ревел. Таллер гнал машину по Серпентиненштрассе. Позади раздалась автоматная очередь. К счастью, все пули миновали его. Это была настоящая гонка смерти.

Небо постепенно освободилось от туч. Звезды начали меркнуть. Постепенно утих и ветерок. В горах наступал рассвет. Разрезая сосновый лес, асфальтированное шоссе темной лентой тянулось к горизонту.

Таллер подумал: «А что, если удрать на запад и первому попавшемуся пожирателю жевательных резинок доложить: «Солдат Таллер прибыл с Восточного фронта! Поместите меня в лагерь, но, пожалуйста, учтите, что я выкрал для вас настоящий немецкий «кюбель» — одно из лучших немецких творений, который хотя и оставил позади себя уже сотню тысяч километров, но свободно пробежит еще несколько сот тысяч! Я же сыт по горло и хочу домой!» А что, если они и слушать меня не захотят?..»

Дорога была паршивой. Таллера трясло и качало. Уже совсем рассвело. Несколько раз Таллер оборачивался. Погони не было, но он все равно продолжал гнать машину навстречу солнцу, которое, подобно гигантскому огненному шару, выплывало на горизонте. Таллер поехал по узкой дороге, которая привела его к какой-то деревне. При въезде он прочел: «Гориц». Въехав в деревню, сбавил скорость. Машина легко покатилась по деревенской улице. Если бы сейчас ему повстречались американцы, он, не раздумывая, устроил бы с ними соревнование по автомобильным гонкам на максимальных скоростях. Он страшно проголодался и сейчас хотел где-нибудь по-настоящему подзаправиться. Кроме того, он задумал доставить в лесной домик не только машину, но и другие трофеи. Он остановил машину возле магазина с вывеской «Кремер». Где-то совсем рядом прокукарекал петух, его поддержал другой. С виду магазин был небольшим, но Таллер и не думал искать что-то лучшее. Наверняка в Горице это единственный магазин. Вообще, магазины с вывеской «Кремер» можно найти в каждой немецкой деревне. А у Кремеров в магазине всегда есть все необходимое. Все они одинаковы, эти немецкие кремеры. Немецкий народ — это, по сути, народ кремеров, хотя его и пытались сделать народом моряков, летчиков, танкистов, гренадеров. Кремер наверняка прожужжит ему все уши. Но что ему от этого? Ему уже не раз приходилось выслушивать нытье людей, подобных Кремеру, но он от этого нисколько не похудел. В таких случаях Таллер становился глухим, сильно прищуривал глаза, так что казалось, будто он улыбается. И получалось все прекрасно: он и видел не хуже обычного, и не слышал ни одного слова.

Через два часа Таллер уже подгонял машину к лесному домику. Херфурт ждал его с нетерпением и нисколько не удивился, увидев Таллера в машине.

— Прибыл, господин унтер-офицер! — доложил спокойно Таллер. — Все, что требовалось, нашел: женщину по имени Лисса и магазин Кремера. В лавке этого купчишки воняет мылом и валерьянкой. Обошлось без перестрелки. Всего несколько царапин на кузове машины, но она все равно не новая. У Кремера вместо садовой изгороди образовалась куча дров, потому что он не выдал мне сначала всего того, что я просил. Вот и пришлось наехать на забор. После этого он раскошелился. Да, и еще: я ему, господин унтер-офицер, забыл заплатить.

— Грабежи в немецком вермахте караются смертной казнью! И только смертной казнью! — громко сказал Херфурт, чтобы слышали остальные солдаты, толпившиеся возле машины.

— Но мы уже не относимся больше к немецкому вермахту, господин унтер-офицер. Мы входим в состав боевой группы Херфурта, а здесь грабителям не предусмотрена смертная казнь.

Они направились к машине. Херфурт подал при этом знак солдатам. Подойдя к машине, Херфурт с довольным видом облокотился на капот и уставился на Таллера.

— Ящик оберхауерского коньяка! — отчитывался Таллер.

Два солдата подхватили ящик с двадцатью бутылками и вытащили его из машины.

— Ящик печенья и — в качестве добавки к нему — полбочонка сливочного масла, так как печенье было произведено в Тульзнице уже в годы войны и употребляется только со сливочным маслом. А этот Кремер пытался всучить мне вместо сливочного масла жидкое мыло. Я, конечно, жидкое мыло не взял. Я же знаю: сливочное масло — это тебе не жидкое мыло. Кремер думал обхитрить меня!

Херфурт снял крышку, запустил в бочонок палец а попробовал содержимое.

— Идиот, это же жидкое мыло! — закричал он и, схватив бочонок, бросил его в стену дома. Бочонок затрещал, из образовавшихся щелей потекло мыло.

— Граммофон, — как ни в чем не бывало продолжал докладывать Таллер, уже забыв про историю с мылом.

Херфурт перебил его:

— Ты лучше скажи, что творится в долине? Что ты видел в деревне? Как в Вальденберге?

— Да вроде бы все спокойно, — ответил Таллер. — Правда, люди живут в страхе. Боятся как прихода русских, так и американцев. В деревне осталось двое нацистов. В былые времена они задавали тон. Когда-то их боялись. Все в деревне хорошо помнят, как их заставляли вывешивать в своем окне флаг в знак преданности фюреру. Теперь люди не хотят повторения этого. Они избрали себе нового бургомистра. Его в деревне все знают и уважают. Он был помощником кузнеца в сельской кузнице. Все думают, что он сможет защитить их как от русских, так и от американцев. Он всегда был против нацистов. Он не вывесил флага даже тогда, когда наш главнокомандующий сыграл в ящик. Дом помощника кузнеца был в то время в деревне единственным домом без флага. Распоряжения его выполняются, люди его слушаются…