Вот мы и встретились
Шрифт:
«Вот, вот», - тут же зацепился доморощенный психоаналитик, - «поскольку душа твоя молчит, не тормозит, то мозги заполнены перекошенными расчленёнными трупами с вывернутыми головами и конечностями и вынесенными наружу вытаращенными глазами и кричащими ртами на фоне знаменитых у идиотов квадратов, прямоугольников и колёс. Хаотическая Герника. Скучная, однако, творческая личность. Хорошо хоть, что не врёт и не притворяется».
– Как вы думаете, - воткнул ещё один шприц тестирования, - любят вас ученики?
Она опять долго не отвечала.
– Не знаю, - призналась, наконец, неуверенно. – Никогда не задумывалась на эту тему, -
«Нет», - решил он, - «не любят».
– Даже с этими… как их… - он поморщился, вспоминая, - …с Гугой и Лерой?
– Лера, которую на самом деле зовут Верой, - хорошая девочка, - встала на защиту подопечной нелюбимая учительница, - но с характером. Она живёт вдвоём с больной матерью, очень бедно, а ей очень хочется иной жизни, вот она и старается приукрасить её чрезмерным макияжем и надеждами на найденный клад, невесть откуда взявшееся наследство и обеспеченное замужество. Я её очень хорошо понимаю и, как могу, стараюсь внушить, что благополучие принесут только терпение, образование и труд.
– И есть успехи? – не поверил в добродетель куклы следователь-дознаватель.
– Трудно сказать, но я надеюсь. А Гуга, или Гриша по-простому, очень талантливый парень. Хорошо разбирается в математике, физике, химии и уже вполне сносно изъясняется на английском и немецком. У него исключительная память, она его спасает на уроках, когда он постоянно отвлекается, переполненный самыми неимоверными техническими идеями. Мне его жалко, - непоследовательно заключила Вера защиту вундеркинда.
– Это почему же, если он такой талантливый? – удивился Иван Всеволодович.
Вера объяснила:
– Такие, как он, не умеющие остановиться на одной задумке и довести её до конца, отвлекаясь на другое, никому не нужны ни на производстве, ни в науке. Ему сложно будет и в жизни, и с работой. Мы с ним много на эту тему рассуждали, он понимает, но сдержать себя не может, остаётся надеяться, что только пока.
До дома оставалось не так далеко, и Иван Всеволодович замедлил шаг.
– А мне почему-то показалось, что вы не очень-то увлечены учительством. Я не прав?
Вера взглянула на него сбоку ожившими глазами, в тёмных зрачках которых обозначились светлые точки.
– Да, вы ошиблись. Учительство я люблю, но не люблю учительствовать по указкам и инструкциям дилетантов от науки из нашего департамента образования. Приходится по этому поводу часто выслушивать нотации от директора. Хорошо, что он у нас умница и смотрит на мои педагогические вольности сквозь пальцы. Так вот и трудимся: с усердием, но с оглядкой.
У Ивана Всеволодовича от её признания потеплело на душе, повеяло родным и до тоски знакомым, да и она стала ближе и понятнее. Он тяжело вздохнул.
– У нас - то же самое. Как вы думаете, отчего это в последние годы расплодилось так много дурошлёпов во власти?
Вера не замедлила с ответом, очевидно, и её занимал этот вопрос не раз, когда приходилось внедрять идиотские наставления.
– Похоже, исконный русский этнос вымирает, вырождается, меняясь. В народе устоялась в неподвижности безвольная апатия и безразличие ко всему, в том числе и к своей судьбе. Это способствует тому, что наверх повылазили наиболее наглые и бессовестные, для которых самое главное – любыми способами, в том числе и криминальными, нахапать побольше и поскорее материальных
благ. И процесс этот необратим. Возникла чиновничья родственно-коррупционная мафия, имеющая с негласной подачи руководства страны всё своё: и законы, и ответственность, и замкнутую иерархию. То, что уворовано, не отнимается, в крайнем редком случае можно и отсидеть пару-тройку лет в колонии в комфортных условиях, зато потом будешь обеспечен на всю жизнь. Они – вроде грибкового заболевания на апатии.«Э-ге, да она, оказывается, умница-разумница, даже Гумилёва проштудировала и присобачила к своей, в принципе абсолютно верной, точке зрения на нравственно-физическое состояние страны», - Иван Всеволодович проникся уважением к молодой учительнице. – «А я-то, лопух, пристал к ней со стишками и музыкой!»
А умница ещё и ужесточила разумную мысль:
– Больше того, думаю, что наступает, вернее, уже началась экспансия пассионарной смуглой азиатской мультирасы, и продлится она очень долго, до пика оледенения, которое тоже уже началось.
Иван Всеволодович, довольный начавшейся мыслительной беседой, улыбался.
– Но выводы учёных о парниковом эффекте и глобальном потеплении свидетельствуют как раз об обратном.
Возражения соседского оппонента и учёных были отвергнуты решительно и безапелляционно:
– Наша несовершенная наука, как всегда, опаздывает и принимает уже свершившееся за начало процесса. Потепление – это частный короткий случай на грани изменения климата в сторону планетарного похолодания, максимум которого случится, как было уже в истории Земли, через полторы-две тысячи лет.
– Посмотрим, посмотрим, - длинно и облегчённо вздохнул недоверчивый скептик, подумав, что с ней, пожалуй, можно потрепаться не только об изящном, но и о более интересных, увлекательных глобальных проблемах мира. – Знаете что, - предложил вдруг спонтанно, - а не сходить ли нам в местную драму? Завтра – суббота, вы работаете?
– До обеда, - от неожиданного предложения Вера даже остановилась и повернулась к нему, вглядываясь в улыбающееся лицо соблазнителя.
– Лады. Ну, как?
– Вы приглашаете? – они остановились возле её дома.
– Настаиваю.
– Я согласна, - зажгла лучики в тёмных глазах.
– Тогда сделаем так: вы после школы зайдёте к нам, а я к тому времени узнаю, что нам хотят показать, и раздобуду билеты, тогда и сговоримся. Идёт?
– Хорошо, - она даже порозовела.
– До завтра?
– До свидания, - Вера помедлила, и он подумал, что, вполне вероятно, не отвергла бы и более тёплого и близкого расставания, но, пока раздумывал, как поступить, она повернулась и медленно пошла к дому, чуть сгорбившись и опустив плечи.
«Окликнуть, что ли?» - лениво подумал провожатый. – «Но зачем? Перед самым отъездом?». Ему вдруг вспомнился Иван-шахтёр: «Хватай всё, что попадает, не раздумывая, пока есть возможность». Ну, нет, Ивану-геологу такая упрощённая кобелиная философия не по душе. Он предпочитает сначала выстроить отношения, понять друг друга, найти общие и уязвимые точки соприкосновения и уж тогда… надо срочно сматываться восвояси. Одна рана на сердце не зажила, не хватает, что ли, ещё и душевной боли? И зачем он только задумал этот театр? Некстати пожалел молодую, красивую и неустроенную в личной жизни женщину. Жалость – она штука опасная, может довести и до непоправимых последствий. Бежать, только бежать. Вера, входя в дом, даже не обернулась.