Вот мы и встретились
Шрифт:
– Ладно, - решила за него мать, - чёй-нито придумаю.
Перед тем, как наконец-то уснуть в нормальной спокойной обстановке, Иван Всеволодович ещё раз подумал: «Может, всё же податься к здешним геологам-геофизикам? Можно будет в Москву на выходные ездить, полюбоваться на её игру». Потом нехотя медленно набрал номер, зафиксированный мобильником при утреннем разговоре, и совсем не ожидал, что там ответят.
– Да? – чуть не оглушило.
– Вы? – не нашёлся, что сказать.
– Перезвоните через… два часа, - предложил почти чужой голос, и там отключились.
«Всё! Финита ля комедиа! Прорвался-таки герой-любовник!» -
– 3-
А Мария Сергеевна принимала в это позднее для простых смертных время дорогих гостей. Пришли толстушка Анна с большими серыми очами, широко распахнутыми, будто в вечном изумлении от всего происходящего вокруг и мимо неё, и чернявая худышка Вера с прищуренными от постоянной недоверчивости ко всему тёмными глазами. Они не были задушевными подругами Марии, а просто – наиболее близкими и терпимыми сослуживицами по театру, к тому же – тоже одинокими. И пригласила она их не столько для того, чтобы побаловать дорогущими деликатесами, сколько похвастать сказочным знакомством с магом и волшебником, необычно встретившимся, оставившим царские подарки и незаметно исчезнувшим, как будто его и не было. Как в доброй сценической сказке или в сказочном кино. Сейчас подруги – или не подруги – завистливо разглядывали фиолетовый кристалл, пытаясь сообразить, сколько он может стоить и сколько из него можно понаделать роскошных перстней и серёжек, и нисколечко не верили, что он достался Машке задарма.
Накромсав рыбу тонкими пластинами, приготовив дюжину бутербродов с маслом и икрой – специально для этого приглядела и купила жёлтый горчичный хлеб – и выставив бутылку «Муската», гостеприимная хозяйка громко позвала:
– Цып, цып, цы-ы-п!
Из комнаты немедленно донеслось:
– Ко, ко, ко-о-о! – и в кухню поспешно влетели театральные цыпочки. – О-о-о! Блеск! – завопили дуэтом и, захлопав в ладоши, поспешили на насест. Конечно, дальневосточные, редкие для их кармана, деликатесы вызвали голодный восторг, но обеих больше интересовал щедрый незнакомец и всё, что случилось между ним и Марией. Когда в темпе заглотили по паре сандвичей и запили по полбокала сладкого вина, и когда можно было одной начать честный рассказ, а двум другим жадно внимать и критически оценивать его правдивость, вреднющая Верка чуть было всё не испортила:
– Вообще-то, - тявкнула от гложущей зависти, - «Мускат» в приличных домах солёным не закусывают.
– В чём же дело? – немедленно отреагировала плебеистая хозяйка. – Или пей, или ешь. Салфетку под рыло дать?
Верка заелозила на табурете тощим задом.
– Да что ты! Я так, без намёков, - и с удовольствием наблюдала за разозлившейся ущученной зазнавалой, которой невесть за что и подфартило.
– Маша, а какой он? – спросила Аня с простецкой душой, не отравленной завистью, и в ожидании уставилась на счастливицу широко открытыми глазами,
готовая с жадностью обсосать малейшие детали чужого мимолётного счастья.– Какой? – усмехнулась Мария Сергеевна, очень даже понимая любопытство и той, и другой, не утешенных мужским вниманием. – Огромный! – начала вспоминать и для себя. – Высокий… пожалуй, под два метра.
– Класс! – обрадовалась впечатлительная толстушка, а поперечная Верка саркастически фыркнула:
– Ну, конечно, тебе нравится у мужиков между ног болтаться.
– А тебе… - попробовала окрыситься Аня, но у неё ничего не получилось.
Мария Сергеевна, не обратив внимания на блиц-перепалку, продолжала характеристику незнакомца:
– Ступни у него никак не меньше… 45-го или даже 46-го размера.
– А этот самый… какого размера? – с намёком ехидно поинтересовалась Верка. Ей нравилось всех злить и особенно наблюдать, как выплёскивается ответная злость.
– Это ты у нас любительница измерять… этот самый, - язвительно отпарировала рассказчица.
– А чё особенного-то? – наигранно спросила ехидна. – У любого мужика важны два размера: этого самого и кошелька. Остальные достоинства я со временем привью ему сама… по мере надобности.
– Я смотрю – требования у тебя к некоторым мужским достоинствам явно завышенные, иначе бы не куковала одна, - подкузьмила хозяйка.
– Да у меня этих сомов… - возмутилась кукушка, - пачками на кукане следом ходят!
Анна коротко хохотнула:
– Ты бы прежде наживку приличную отрастила, - показала и она остро заточенные зубки, - а то ни задницы, ни титек нет. Разве что карася какого дохлого закуканила.
– А ты! – ещё больше взвилась рыбачка. – Что-то я не вижу, чтобы к твоим жирным телесам хотя бы мойвы липли.
– И никаким не жирным, - чуть не плача возразила Аня, для которой полнота, кстати сказать, вполне здоровая и привлекательная, была непреодолимым житейским бедствием, а всё потому, что очень любила она вкусно поесть и больше одного дня на диете не выдерживала. – Просто у меня конституция такая.
– Хватит! – оборвала обмен любезностями хозяйка. – Обе хороши! Задрипанные актрисочки!
– А ты! – окрысилась тощая из них.
– И я, - согласилась, глубоко вздохнув, Мария Сергеевна, - не лучше. – Налила всем вина и грубо предложила: - Жрите, тусклые звёзды коммерческого театрального искусства!
Анну не надо было приглашать дважды. Она первой привычно выцедила налитое пойло и осторожно надкусила очередной бутерброд. Чуть прожевав, спросила:
– Маша, что ты всё про ноги да… про этот самый. А лицо-то у него какое, как выглядит?
– А никак! – лицо Маши озарила лёгкая улыбка. Она вспомнила свой первоначальный испуг в машине.
– Как, никак? – удивилась простодушная Аня.
– А так! – рассмеялась Мария Сергеевна над той собой. – Всё волосами заросло.
– Ну и образина! – не могла не вставить злую реплику Верка.
– Сама ты образина! – обиделась за хорошего знакомого Мария Сергеевна. – Хоть и не обросла.
– Маша, да ты не отвлекайся на неё, - нетерпеливо попросила любознательная толстушка, - пусть со зла гнусавит. И что, весь-весь зарос? Начисто?
– Почти, - подтвердила удачливая хозяйка. – Лоб и голову закрывает пышнейшая белобрысая шевелюра, спускаясь крупными завитками до самых плечищ…