Вот мы какие!

Тут неожиданно взорвался Робис:

— Ну да, отцом! Ерунда какая! Мужчина в самом расцвете сил. А вот ее смело можно зачислять в старые девы.

— Иди ты знаешь куда! — Иголочка даже занесла над ним кулак.

— Вот был бы праздник: свадьба классной руководительницы с учителем Ургой! — размечтался Агрис. — Интересно, нас бы пригласили?

Мы сами чувствовали, что заходим слишком далеко, но уже никак не могли остановиться — слишком Заманчивыми рисовались предстоящие события.

— Никакой свадьбы не будет. У учителя Урги есть другая, — заявила молчавшая до сих пор Сильвия.

— С чего ты взяла? — заорал Робис. — Приснилось, что ли?

Но Сильвия от своего не отступала.

— Я знаю! По субботним вечерам мы едем с ним в одном автобусе. И у него в руках всегда цветы. Красные, между прочим.

Зигурд пояснил:

— Красные цветы означают любовь.

Это была сенсация!

— Ух ты! И зимой едет?

— И зимой.

— И ты считаешь, он едет к ней? — стали мы расспрашивать дальше.

— Наверняка.

— А к кому именно?

Сильвия пожала плечами и стала теребить косы:

— Вот этого я не могу сказать. Я выхожу на своей остановке, а он едет дальше.

Робис поставил задачу:

— Выяснить!

— Потрясающе! — бубнил Томинь. — Давайте я возьмусь!

— Ты? — рассмеялся Мадис. — Ну нет, у тебя слишком развитое воображение. А тут требуется человек с трезвым взглядом на жизнь.

Таким человеком была единогласно признана Карина. В первую же субботу она должна была сесть в автобус, которым, как утверждала Сильвия, едет учитель Урга.

Договорились созвониться с ней и узнать, что она выяснит. Но когда я поздно вечером позвонил Карине, она ответила, что это не телефонный разговор. Дело слишком серьезное.

Другим она сказала то же самое.

— Ну и Карина! — не очень разборчиво мычал Томинь в трубку телефона-автомата. — Не представляю, что произошло. Заварила, наверное, какую-нибудь кашу, а теперь не знает, как расхлебать. Согласен?..

Так мы гадали до понедельника. Карина сидела на уроках с непроницаемым лицом. Лишь после школы, на улице, она заявила:

— Хотите знать, езжайте со мной. Тогда все увидите сами.

Лицо ее при этом продолжало хранить какое-то особо торжественное выражение.

— Скажи хотя бы, что она собой представляет? — попробовал выпытать Робис. — Старая или молодая? Красивая или уродина?

Где там!

— Я сказала: поедете вместе со мной после занятий — увидите сами.

И больше ни слова. Опять — в который уже раз! — наша староста показала характер.

О чем мы только не толковали, сидя в автобусе! Что подумает избранница учителя Урги, увидев нашу толпу? И вообще, что за дурацкая идея ехать к совершенно незнакомому человеку? Какой здесь смысл?

Как же мы поразились, когда вышли на остановке вслед за Кариной и она повела нас… к воротам кладбища.

Все вдруг стало на свои места. Сильвия, пунцово-красная, опустила голову. Ей было стыдно. Нам тоже. Еще бы! Разве мало рассказывал учитель истории о своих соратниках, которых давно уже нет в живых. А мы взяли и поверили сплетнице Сильвии: у него кто-то есть!

— Ясно! — угрюмо произнес Робис. Он был разочарован и зол. — И это нельзя было рассказать нам в двух словах? Что нет никакой невесты. Что учитель Урга просто ехал на кладбище. Нет, обязательно потребовалось тащить за собой на другой конец света!

Мы тоже чувствовали себя обманутыми. Действия Карины казались непонятными и бессмысленными, но она молчала. Не оправдывалась, ничего не объясняла, лишь продолжала идти впереди всех. Серьезная, торжественная, не обращая внимания на град упреков, которыми мы ее осыпали.

Но вот Карина остановилась у небольшого памятника на тщательно ухоженной могилке:

— Смотрите, те самые красные цветы!

Мы прочитали строчки, выбитые в граните:

За жизнь пошла Ты в смертный бой;

Теперь цветы у ног Твоих.

Погибла Ты, но образ Твой

Навеки жив в сердцах живых…

С того вечера никто больше не заводил речь о симпатии нашей классной руководительницы к учителю истории.

Все же после уроков из кабинета литературы по всей школе часто распространялся аппетитный запах кофе. И учитель Урга тоже заходил туда на чашечку.

МАЛЬЧИК С ПАЛЬЧИК

Что за мужчина, который ни разу в жизни не курил!.. Это вовсе не хвастовство. Совсем наоборот, с курением у меня связаны пренеприятнейшие воспоминания. Но иначе я бы никогда не познакомился с Мальчиком с пальчик.

Мысль «пустить дымок» принадлежала Ояру. Мне даже не верилось, что он притащил с собой в школу целую пачку сигарет.

— Покажи!.. В самом деле! Где взял?

— Купил, ясное дело! Получаю же я карманные деньги, — похвалился Ояр. — Папа говорит, надо с детства привыкать к самостоятельности. А мы с тобой далеко уже не дети. Читал Гайдара, да? Помнишь, как Тимур ночью гнал на моторе? А во время войны такие парни ходили уже в героях. А мы все еще цепляемся за маменькины юбки. Носим школьную форму, послушно делаем все, что велят. Стадо ягнят — и только! Будто нет своей головы на плечах!

В этом отношении Ояр был прав. Особой самостоятельностью нам хвалиться не приходилось. Но, с другой стороны, где проявишь храбрость и находчивость?

Вот так постепенно мне тоже стало казаться, что курение — один из верных признаков самостоятельного мужчины.

Во время большой перемены забрались с Ояром в отдаленный уголок школьного сада, в густой кустарник.

Ояр, как и полагается воспитанному человеку, вначале протянул пачку мне, потом сам взял сигарету и небрежно сунул в уголок рта.

— По совести говоря, у меня она уже не первая, — хвастливо заявил Ояр и вытащил из кармана коробок спичек. — Надо теперь обзавестись зажигалкой, — добавил он, словно оправдываясь.

Я стал осторожно посасывать сигарету.

— Да не так! Это же тебе не соска. Затягивай в легкие, — поучал Ояр на правах опытного курильщика.

Я послушался, затянулся дымом. И тут же стал кашлять и давиться.

— Ну что? Хорош дымок?

У меня слезы так и катились из глаз, но я храбро ответил: