Вот мы какие!

Отношение к коллективу.

На этот вопрос могу смело ответить одним словом: хорошее. У меня нет врагов. Интересы коллектива для меня важнее моих собственных интересов, и это качество, вероятно, следует оценить положительно.

Что я думаю о девочках?

Сложный вопрос, сразу не ответишь. Но разобраться все-таки надо.

Почему мне нравятся Иголочка и Югита? Только потому, что характер у них похож на мальчишеский? Или еще что-то? И почему такие девчонки, как Карина, Изольда, Сармита и Сильвия, мне не нравятся? Что я о них думаю? Что они зубрилки? А если это вовсе не так? Если, скажем, той же Сармите все предметы даются одинаково легко? Так же, как мне география, история, черчение? И если Сармита к тому же аккуратная, чуткая, всегда готова помочь другим, то, может, я неправ? То же самое и с Изольдой… Не она ли больше всех помогла Томиню, добровольно взяв над ним такое трудное шефство? Мы, ребята, часто называем Изольду сплетницей. Но справедливо ли это? Она просто горячо, иногда даже слишком горячо, вступается за правду и терпеть не может лжи. Так при чем тут — сплетница? И Сармита тоже. Если хорошенько подумать, то такие девчонки заслуживают уважения.

Или вот Яутрита. Что я про нее думаю? Раньше считал: она очень легкомысленная. Теперь же мне кажется, что это не совсем так. Может быть, она просто-напросто нуждается в хороших друзьях. Как она была благодарна мне, когда я принес дрова, растопил печь и посочувствовал ей из-за той неудачи с волосами!

Возможно, о Карине и Сильвии я тоже изменил бы мнение, если бы узнал их поближе. И все-таки ни одна мне не будет нравиться больше, чем Иголочка — в этом я убежден. По-моему, в наше время девочкам нужно быть такими, чтобы они нигде и ни в чем не уступали ребятам, даже, если хотите, в футболе.

Мое место в обществе сейчас и в будущем.

Сейчас я ученик седьмого класса, пионер. Еще недавно мне казалось особенно важно то, что я сын директора школы. Теперь это для меня больше не играет никакой роли — вот какой прогресс! Если я даже был бы сыном знаменитого писателя или министра, мой собственный вес от этого не прибавился бы ни на грамм.

Я член коллектива своего класса, один из двадцати пяти учащихся, которые хотят получить среднее образование и выйти в жизнь, стать полезными людьми. Но вот такой вопрос: необходим ли я своему коллективу? Стал бы класс беднее, изменилось бы в нем что-нибудь, если бы меня вдруг не стало, уехал бы, например?

Откровенно говоря, скорее всего, в классе осталось бы все по-прежнему. А вот ушла бы Иголочка, жизнь класса стала бы беднее. Или Томинь. Сколько времени уже прошло, как он уехал в Крым, а мы ведь до сих пор, можно сказать, тоскуем о нем.

Печально! Наверное, надо мне хорошенько задуматься над тем, как стать более нужным ребятам, своему классу.

А в будущем… По-моему, рано об этом говорить. Скажу только, что решил стать врачом. Понимаю, что уже сейчас нужно начать воспитывать в себе качества, необходимые для данной профессии. Пока еще, скажу прямо, гордиться нечем. Может быть, придется мне учиться у той же Сармиты, Югиты или Изольды — чувствуют ведь они себя лично ответственными за каждое начинание в школе! И у Иголочки тоже. Все ее касается, во все она активно вмешивается, во всем принимает деятельное участие.

Вот таким образом наша классная руководительница получила двадцать пять «Самохарактеристик».

— Когда вы их нам вернете? — поинтересовались мы.

— На сей раз не верну вовсе, — ответила учительница. — Скажу только отметки: одну за содержание, другую за правописание. — Учительница Лауране обвела взглядом класс и снова посмотрела на пачку исписанных листков. — Не забудьте, что в будущем году вы закончите восьмой класс и мне надо будет писать про вас. Вот тут-то эти ваши сочинения сослужат хорошую службу…

— Эх, надо было написать про себя получше! — воскликнул Ояр.

— А нельзя ли их переписать? — тут же предложил Эгил. — Мы еще дома подумаем.

Учительница улыбнулась — она никогда громко не смеялась.

— Что, попались? — пошутила она. — Ничего, у вас впереди еще целый год — и для размышлений, и для добрых дел. — Она опять стала серьезной… — Не забывайте, друзья, откровенность, особенно когда речь идет о своих собственных недостатках, — та же смелость. А такое качество, как смелость, всегда оценивалось очень высоко.

Наверное, не один я откровенно написал все, что думал о себе, так как после этих слов учительницы класс немного успокоился. Вообще-то верно! Гораздо непригляднее хвастаться качествами, которых у тебя нет и в помине.

Интересно, расхвалил ли кто-нибудь в сочинении сам себя? Но об этом мы никогда не узнаем. Учительница Лауране умеет хранить тайны.

ИГРАЕМ СЕБЯ

Раз в неделю мы собираемся на репетицию. Кайя придумала для нашей пьесы оригинальное название: «Играем себя».

Первое время нам казалось, что такое название нисколько не отражает содержание пьесы. Она ведь не только о школе и школьниках. В пьесе много взрослых. Места действия самые разные: магазин, рынок, автобус, улица… Веселые эпизоды сменяются серьезными, серьезные — грустными. Но чем глубже мы вживаемся в роли, тем оправданнее становится в наших глазах необычное название. Ведь разыгрываем мы конфликты в семье, которые возникают из-за капризных детей, избалованных, упрямых подростков, подчас изворотливых и хитрых, нередко доставляющих огорчения взрослым. Положа руку на сердце, приходится признать: да, во многом мы действительно играем самих себя.

Репетиции проходят очень интересно. Кайя великолепный режиссер. Ничего не приказывает делать, не командует. Только скажет иногда:

— Погоди! Подумай, как бы ты поступил на ее месте. Ну разве это не похоже на декламацию? В жизни ты так никогда не говорил бы, верно? А разве на сцене должно быть иначе? Нет, на сцене тоже должно быть так, как в жизни.

Мы думаем, мы вникаем. Мы стараемся не играть, а говорить и действовать, как в жизни. И Кайя хвалит нас:

— Молодцы! Именно так: не играть, а жить!

Вот я и «живу» в качестве будущего композитора, Сильвия становится отличницей, пока только на сцене, Гельмут — избалованным маменькиным сынком. Карина превратилась в пионервожатую, Валдис — в старичка…

Робису труднее вжиться в роль. Хоть и голос у него басовитый, и рост подходящий, а отец семейства не получается у него никак. Непонятно почему, но, произнося слова из роли отца, даже самые простые, Робис говорит только торжественно-приподнятым тоном. Так и кажется, что он взобрался на возвышение и высокомерно взирает оттуда на всех окружающих его девочек и мальчиков. Неужели его собственный отец тоже такой? Или отчим? Откуда у него это странное представление об отце?

— Отец такой же человек, как и все, — в который раз терпеливо втолковывает ему Кайя. — Бывают у него и неудачи, и неприятности на работе. Дети обычно тоже знают об этом, отец просто не в состоянии скрыть все свои неприятности от семьи. А раз так, то он для них не только олицетворение мудрости, старший товарищ, друг, советчик с богатым жизненным опытом, который охотно делится всем, что знает, с детьми… Значит, в голосе отца должны быть сердечность, теплота. В семье он черпает силы, семья — его опора. И это сказывается во всем. Одно дело, когда ты произносишь «Дети!» в железном приказном тоне. Другое — словно приглашаешь себя выслушать. Важна интонация, понимаешь? Как бы сказал твой отец: «Роб!», «Роб?». Или: «Роб…» Это же большая разница!