Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Vox populi: Фольклорные жанры советской культуры
Шрифт:
Крестьяне из далеких сел Сюда за правдой шли, Садились с Лениным за стол, Беседу с ним вели. И здесь со Сталиным не раз Советовался он… Весь кабинет его сейчас В музей перенесен. Вот фотографии висят, Мы снимок узнаем, — На нем товарищ Ленин снят Со Сталиным вдвоем. Они стоят плечом к плечу. У них спокойный вид. И Сталин что-то Ильичу С улыбкой говорит.

Образ Сталина, улыбчиво разговаривающего с Ильичем, легко напоминал в данном случае о многократно растиражированных изображениях Сталина с детьми и вместе с тем о столь же улыбчиво разговаривающем с детьми Ленине (например, на написанной в том же 1950 году, что и стихотворение Михалкова, картине А. Г. Варламова «В. И. Ленин с детворой»). Замечательно и то, что воображаемый «разговор» Сталина с Лениным (и — в свою очередь — Сталина с детьми) завершался у Михалкова клятвой детей-пионеров «жить как Ленин» и так же, как Ленин, служить Родине, Партии, а значит — и Сталину:

Клянемся так на свете жить, Как вождь великий жил, И так же Родине служить, Как Ленин ей служил! Клянемся ленинским путем — Прямее нет пути! — За
мудрым и родным вождем —
За Партией идти! [743]

О той же дидактике, «уравнивающей» Ленина в детстве и советскую детвору, можно, в частности, судить по фильму «Алеша Птицын вырабатывает характер» (реж. Анатолий Граник, сцен. Агнии Барто), вышедшему на экраны страны в 1953 году — в год смерти Сталина. В этом забавном фильме, рассказывающем о самовоспитании ученика третьего класса Алеши (в исп. В. Каргопольцева), есть занятная сцена, изображающая урок чтения в школе, который проводит студентка-практикантка Ольга Васильевна (актриса Р. И. Макагонова). Обсуждается рассказ «Первый ученик» про Володю Ульянова:

743

Михалков С. Соч.: В 2 т. М., 1954. Т. 1. С. 106. Со второй половины 1950-х годов из этого стихотворения (как, впрочем, и других его произведений) упоминание о Сталине бесследно исчезает (см., например: Михалков С. Собр. соч.: В 4 т. М., 1963. Т. 1. С. 230–232; Михалков С. Собр. соч.: В 3 т. Л., 1970. Т. 1. С. 292–293, и др.): Ленин отныне ни с кем не советуется.

Учительница. Ребята, а кто еще скажет, какой характер был у школьника Володи Ульянова. Скажи ты…

Первый мальчик. Володя Ульянов был смелый, он везде смело держался. У него всегда был смелый характер.

Учительница. Это верно. Но только не повторяй одно и то же слово. Наш язык очень богат, и в нем можно найти другие слова, имеющие то же значение. Ну например, храбрый, отважный, бесстрашный. Понятно?

Первый мальчик. Володя Ульянов был смелый, отважный, бесстрашный.

Учительница. Кто еще скажет? Ты скажи.

Второй мальчик. Володя Ульянов был настойчив в работе. Он был заботливый и хотел, чтобы у рабочих была хорошая жизнь.

Учительница. Хорошо. Ты скажи.

Третий мальчик. Он уплывал далеко!

Учительница. Ты не закончил свою мысль. Найди это место в книге и прочти нам.

Третий мальчик. Он уплывал далеко на середину реки, иногда страшно было, как бы не унесло. А он крепкий был! Выплывал!

Учительница. Хорошо!

Алеша Птицын. Володя Ульянов сразу был самостоятельный. Ему сестра не напоминала вовремя учить уроки. Он сам шел. Да?

Учительница. Конечно. Володя очень строго относился к себе. Вот поэтому он выработал такую исключительную работоспособность, когда стал взрослым.

Узнаваемость и повторяемость такой дидактики контрастирует с отсутствием педагогических призывов к тому, чтобы «быть как Сталин». Сколь бы часто Сталин ни изображался вместе с детьми, он — в отличие от Ленина — навсегда остался для них символическим отцом, но никогда не стал для них сверстником [744] .

Смерть Сталина и последовавшие за ней дискуссии об «искренности в литературе» (в 1955 году верный сталинистским идеалам Всеволод Кочетов негодующе писал, что «густо пахнущее троцкизмом рассуждение об „искренности“ в литературе» «успело поспособствовать рождению нового косяка мещанской литературы») [745] стали стимулом к оживлению в области детской и «взрослой» ленинианы [746] . В 1956 году — в год XX съезда КПСС и публикации постановления ЦК КПСС (от 30 июня) «О преодолении культа личности и его последствий» — следующим Постановлением ЦК (от 11 октября) было отменено давнее Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) 1938 года о романе Мариэтты Шагинян и порядке издания произведений о В. И. Ленине, ослабившее цензурные ограничения на ленинскую тематику [747] . В 1957–1958 годах советские читатели получили сразу три издания романа Шагинян, а также подготовленный ею биографический очерк «Предки Ленина с отцовской стороны (Наброски к биографии)» [748] . Произведения Шагинян не были ориентированы непосредственно на детей (хотя позднее и изучались в старших классах школы) [749] , но в существенной степени способствовали интересу широкого круга читателей к семейной биографии Ленина (в частности, теме его этнического происхождения) и его роли в истории партии [750] .

744

Kelly С. Riding the magic Carpet: Children and Leader Cult in the Stalin Era // Slavic and East European Journal. 2005. Vol. 49. № 2. P. 199–224; Kelly C. Children’s World. Growing Up in Russia, 1890–1991. New Haven; London: Yale UP, 2007. P. 93–108.

745

Кочетов Вс. Главное направление // Труд. 1955. 20 мая. Занятно, что статья Кочетова перепечатывалась и позднее; в частности в сборнике: Кочетов Вс. Эстафета поколений: Статьи, очерки, выступления, письма. М., 1979. С. 18.

746

Лениниана: Библиография произведений В. И. Ленина и литературы о нем. 1956–1967. Т. 1–3. М., 1971–1976.

747

О порядке издания произведений о В. И. Ленине: Постановление ЦК КПСС 11 октября 1956 г. // Справочник партийного работника. М., 1957. С. 364.

748

Шагинян М. Семья Ульяновых // Нева. 1957. № 8. С. 3–69; Шагинян М. Семья Ульяновых. М.: Молодая гвардия, 1958 (два издания); Шагинян М. Предки Ленина с отцовской стороны (Наброски к биографии) // Астрахань: Литературно-художественный сборник. Астрахань, 1958. С. 91–112.

749

Щедрина Н. М. Лениниана Мариэтты Шагинян: Книга для учителя. М.: Просвещение, 1984.

750

В отличие от первого издания, где говорилось, что дед Ленина АД. Бланк по национальности был украинец (Шагинян М. С. Билет по истории (Кн. 1-я: Семья Ульяновых) // Красная новь. М., 1938. № 1. С. 21; Шагинян М. Билет по истории. М., 1938. С. 28), в новых изданиях национальность Бланка не указывалась, но в сборнике работ Шагинян о Ленине, изданном в 1959 году, читатель мог прочитать об известном ей документе, удостоверяющем, «что отец Анны Алексеевны (матери И. Н. Ульянова) — крещеный калмык» (Шагинян М. С. Семья Ульяновых: Очерки. Статьи. Воспоминания. М., 1959. С. 683).

На фоне дискуссий, какой должна быть литературная лениниана, круг детского чтения во второй половине 1950-х годов разнообразится преимущественно переизданием старых текстов. Юная аудитория продолжала читать о маленьком Володе, а также о дедушке Ленине — любителе детских игр и развлечений, о которых можно было узнать из рассказов А. Т. Кононова «Елка в Сокольниках» и В. Д. Бонч-Бруевича («Кот-Васька», «Общество чистых тарелок» и «На елке в школе», составивших книжечку «Ленин и дети») [751] . Занятно, что общей темой в этих случаях оказывалась новогодняя елка, история которой — вопреки исторической действительности — также отныне связывается с Лениным [752] .

751

Кононов А. Елка в Сокольниках / Рис. Н. Жукова. М., 1955; Бонч-Бруевич В. Д. Ленин и дети. М., 1956.

752

Источником рассказов Кононова и Бонч-Бруевича о новогодней елке послужили воспоминания служащих и рабочих лесной школы в Сокольниках о посещении ее Лениным в декабре 1918 года. Одна из публикаций: Ленин в Сокольниках // О Ленине. 1924–1939. Литературно-художественный сборник к пятнадцатилетию со дня смерти В. И. Ленина. М., 1939. С. 495–508. См. также: Душечкина Е. В.

Русская елка: История, мифология, литература. СПб., 2002. С. 296–316. Симптоматично, что истолкование новогодней елки в контексте советской ритуалистики служит в глазах православно ориентированных авторов достаточным поводом к интерпретации самого елочного ритуала как чуть ли не бесовского (Адоньева С. Б. История современной новогодней традиции // Мифология и повседневность. Вып. 2. Материалы научной конференции: 24–26 февраля 1999 года / Сост. К. А. Богданов, А. А. Панченко. СПб., 1999).

В книге Бонч-Бруевича Ленин выделяется особо игривым поведением: он без устали веселится с детьми, углубляется в их дела («да так, как будто бы всю жизнь только и делал, что занимался со школьниками»), принимает участие в детских разговорах («дети говорили с ним просто. Он уже был для них своим человеком. Они отбили его у взрослых»), обменивается с детьми сластями (дети «потащили его с собой пить чай и наперебой угощали, накладывая ему варенья», «а он раздавал для них грецкие орехи, наливал чай из горячих стаканов… всех оделяя сластями»), а попрощавшись с ними, — письмами («дети писали Владимиру Ильичу письма. А он, хотя был очень занят, всегда отвечал им немедленно»). «Новогодняя мифология» Ильича получает в эти же годы живописное разнообразие: в издании книги Кононова 1955 года одна из иллюстраций (Н. Н. Жукова) представляет радостных детишек у елки, окружающих Ленина в то время, как он поднимает на руках осчастливленную девочку с бантиком. В 1960 году этот рисунок послужит основной почтовой маркой (номинал 20 коп.), выпущенной к 90-летию со дня рождения Ленина.

В 1960-е годы дискуссии на тему, какой должна быть советская лениниана (призванная «по умолчанию» заместить или, лучше сказать, «вобрать в себя» медиальное засилье Сталина), придают ленинскому образу в целом несравнимо более монументальные и суровые черты, нежели это было в предшествующие десятилетия. Запоздало перестроившийся Кочетов, сменивший оголтелую приверженность Сталину на столь же воинственную верность Ленину, требовал отказаться от изображения Ленина — «добряка и всепрощенца, с полудетской наивной улыбочкой опускающегося на корточки перед каждым встречным парнишкой, дабы отечески вытереть ему нос или при полном серьезе выслушать чушь, какую парнишка понесет с экрана, со страниц книги по воле автора сценария, повести, рассказа», характерно перенося на образ Ленина особенности сталинской иконографии: «Ленин прежде всего был страстным борцом, которого ничто не могло остановить на избранном пути. Он шел через любые трудности — через вопли и клевету врагов, через неверие, трусость, отступничество иных из своих соратников, через непонимание, проявляемое другими, через колебание третьих, нежелание четвертых» [753] .

753

Кочетов Вс. Наш компас (1965) // Кочетов Вс. Эстафета поколений. М., 1979. С. 143, 144.

Доживи Кочетов до начала 1980-х годов, он, скорее всего, был бы удовлетворен реализацией своих пожеланий. Взрослая лениниана последних двух десятилетий советской власти акцентирует по преимуществу «мужественность» и героизм ленинского образа [754] . Появляющиеся с начала 1960-х годов и рассчитанные на юную аудиторию книги о Ленине — «Сквозь ледяную мглу» (1962), «Костры» (1964), «Сердце матери» (1965), «Утро» (1967), «Дорогое имя» (1970) З. И. Воскресенской, «Детство на Волге» (1966) А. И. Рутько, «Наедине с собою» А. И. Ваксберга (1966), «Удивительный год» (1967), «Три недели покоя» (1967), «Жизнь Ленина» (1970) М. П. Прилежаевой — придерживаются в целом той же тенденции, посильно сочетая стремление увлечь, просветить и идеологически воспитать читателя-школьника [755] .

754

Яковлев Б. Образ Ленина в советской прозе 1960-х годов. М., 1967; Потапов Н. Живее всех живых: Образ В. И. Ленина в советской драматургии. М., 1969; Огнев А. Черты великого образа. Новеллистическая Лениниана // Наш современник. 1969. № 5. С. 104–110; Образ Ленина в современной литературе // Вопросы литературы. 1969. № 6. С. 3–55; Пискунов В. Советская Лениниана (Образ В. И. Ленина в советской литературе). М., 1970; Позднякова Т. Войти в мир Ленина. Критико-библиографические очерки из истории советской Ленинианы. М., 1977; Шефов А. Н. Лениниана в советском изобразительном искусстве. Л.: Искусство, 1986; Морозова Э. Ф. Ленинская тема в современной советской прозе. Киев: Днтро, 1988.

755

Перелыгин Л. Литературная Лениниана в школе. М., 1970.

Идеологические новации в описании детства Ленина не прошли бесследно и для текстов, казалось бы, хрестоматийной ленинианы. Из новых изданий книжки Анны Ильиничны Ульяновой «Детские и школьные годы Ильича» исчезает пассаж (способный, по-видимому, по мнению цензоров, натолкнуть юных читателей на предосудительные раздумья) о рискованных падениях маленького Володи головой об пол и опасениях матери, как бы он не стал дурачком [756] . Литературному «осерьезниванию» маленького Володи (вполне выразившемуся уже в романе Мариэтты Шагинян «Семья Ульяновых», заключительный абзац которого напоминает если не о рождении Христа, то по меньшей мере о четвертой эклоге Вергилия) [757] сопутствует его институционально иконографическая канонизация: изображение четырехлетнего Володи, некогда подвигшее художника Пархоменко к созданию знаменитого портрета, становится в 1960-е годы скульптурно-рельефным центром значка — пятиконечной звездочки, вручавшейся октябрятам — учащимся первых трех классов школы перед их вступлением в пионеры. Маленький Володя Ульянов сопутствует отныне учебе младших школьников и заучиваемым наизусть «правилам октябрят»:

756

Включавшийся в издания 1930–1940-х годов (в частности, в изд.: Ульянова А. И. Детские и школьные годы Ильича. М., 1947) рассказ о падениях маленького Володи исчезает в изданиях начала 1960-х. В известном смысле опасения цензоров оправдались: в перестроечные годы изъятый пассаж цитировался в рассуждении о том, что хлопанье головой об пол не прошло для будущего вождя революции даром.

757

«Отец подошел и нагнулся. Перед ним лежал четвертый его ребенок. Крохотный Ильиченыш, старообразный, как все новорожденные, с огромным, глыбастым лбом в рыжем пуху и маленькими лукавыми глазенками из-под него, словно подмигивающими отцу на быстроту и непрошеность своего вторжения» (Шагинян М. Семья Ульяновых // Шагинян М. Собр. соч.: В 9 т. М., 1974. Т. 6. С. 131).

Октябрята — будущие пионеры.

Октябрята — прилежные ребята, любят школу, уважают старших.

Только тех, кто любит труд, октябрятами зовут.

Октябрята — правдивые и смелые, ловкие и умелые.

Октябрята — дружные ребята, читают и рисуют, играют и поют, весело живут. [758]

Художники, иллюстраторы и скульпторы 1960–1970-х годов, специализирующиеся в ленинской тематике, подчеркивают недетскую принципиальность Ленина-юноши и несгибаемую решительность Ленина-вождя революции (одним из мастеров соответствующей иконографии в эти годы был сын Ивана Пархоменко — Авенир Пархоменко, фотографии с эстампов которого часто печатались на страницах газеты «Правда» под рубрикой «Лениниана»). Городская скульптура, характерно объединявшая в 1930–1940-е годы в рамках единого композиционного пространства «Ленина-ребенка» и «Сталина с детьми» [759] , сменяется новыми сюжетами, в которых Ленин стремительно мужает. Но потребитель и тех и других сюжетов подразумевается прежним — он в любом случае «моложе», чем охраняющая его власть.

758

«Правила октябрят» были утверждены ЦК ВЛКСМ: Документы ЦК ВЛКСМ и ЦК КПСС о работе Всесоюзной пионерской организации имени В. И. Ленина. М., 1970; О работе с октябрятами и их деятельности можно судить по многочисленным изданиям «Книги вожатого» (напр.: Приглашаем в Октябрятск! Книга вожатого звездочки. М., 1971; Книга вожатого. 6-е изд. М., 1972). См. также: Панова Н С. Учителю о работе с октябрятами. М., 1972.

759

Например — в «Саду Пионера» по Садовой улице предвоенного Томска. В «характеристике монументальной скульптуры Томска», составленной в августе 1941 года начальником главреперткома Мочалиным по заданию Томского горисполкома, первая скульптура оценивается невысоко («в ней нет композиционного замысла, к тому же фигура изуродована весьма примитивной побелкой»), тогда как вторая — «очень хорошая работа, раскрывающая лирическо-интимные черты образа Вождя» (цит. по: Привалихина С. Мой Томск. Томск, 2000. С. 97).

Поделиться с друзьями: