Война демонов

Нет!

Рута тряхнула русоволосой головой. Чепуха это! Коли б так было, на земле давно бы ни единого человечка не осталось. Все бы по кроватям разлеглись да стали бы спокойно смерти дожидаться.

Рута повернулась к матери и сердито сказала:

– Ну и лежи! А я помирать не собираюсь! И тебя, когда помрешь, хоронить не стану! Попрошу соседских мужиков в овраг тебя кинуть!

– Кидай, – равнодушно откликнулась мать. – Мне все едино.

И Рута продолжила тянуть свое ярмо. Правда, решила теперь брать на стирку поменьше белья. Какой от работы прок, коли она убивает?

После разговора с матерью прошло три дня. И вот Рута снова на торжке. Стоит себе с подружками как ни в чем не бывало, семечки лузгает да прохожих зазывает.

И вдруг беседа стихла, и все девки повернули головы в одну сторону. Рута тоже посмотрела. По торжку шли три витязя. Двое пожилые, а один молодой. Все трое – дружинники, но одеты не по-хлынски. И панцири другие, и мечи. Те, что пожилые, оба рослые и крепкие, как дубки. А молодой – тот еще выше. Сам стройный, статный. Белокурые локоны вьются, словно у девки, синие глаза блестят, а на щеках – алый румянец.

– Какой красавчик, – с придыханием проговорила одна из девок-лоточниц.

– Да уж, под такого кобелька любая сучка ляжет, – согласилась с ней другая.

– И я бы легла, – заметила третья. – Только бы позвал.

Девки засмеялись. Рута тоже улыбнулась, продолжая разглядывать белокурого парня.

– А кто они? – спросила она подружек.

– Свеи, – ответила самая знающая. – Из варяжьих земель.

– Из варяжьих?

– Угу. Смотри-ка, пожилые прошли, а этот к нам идет! Ну, девки, готовься! – Она срамным жестом поправила юбку и снова захихикала.

Парень, отстав от своих спутников, шагал к лоточницам. Все ближе и ближе. И вот он остановился перед Рутой. Девки что-то говорили, но Рута их не слушала и не слышала. Она во все глаза таращилась на молодого воина.

А он улыбнулся Руте и сказал:

– Дай мне баранку, красавица!

– Чегось? Ба… баранку?

Девки засмеялись, а Рута, покраснев, сорвала с вязанки самую большую баранку и протянула ее ратнику:

– Бери!

Парень взял баранку и надкусил ее.

– Вкусная, – похвалил он. – А плату за баранку возьмешь или ты их даром прохожим раздаешь?

– Не раздаю. – Рута смутилась. – И плату возьму.

– Сколько?

Рута назвала цену. Парень расплатился, но от Руты и ее лотка не отошел. Стоял, жевал баранку и смотрел на нее своими синими глазами с длиннющими ресницами.

Подружки зашушукались и захихикали, и Рута внезапно рассердилась. Чего ради ей смущаться да стыдиться? Подумаешь, парень. Мало, что ли, их вокруг кобелится?

Подбодрив себя такими мыслями, Рута осмелела и спросила:

– А ты правда свей?

Парень чуть прищурил глаза и ответил спокойно:

– Правда. Меня зовут Гудред. А тебя как?

– Рутою, – ответила Рута и снова смутилась. – Откуда ты так хорошо знаешь наш язык, Гудред?

Парень улыбнулся.

– Я до десяти лет рос в семье ильменских словен. Потом меня разыскал отец и забрал к себе.

– Вот оно что. А кто твой отец?

– Тоже свей. Воин хольмгардского конунга.

– Вот оно что.

Подружки рядом снова зашептались и захихикали. Рута покраснела и опустила глаза, но Гудред, похоже, не обращал на их ужимки никакого внимания.

– Я тоже служил у хольмгардского конунга, – сказал он. – А теперь пришел в ваше королевство наниматься на службу к конунгу Егре. Хочу, чтобы он взял меня в свой хирд.

– Вот оно что, – снова глупо пробормотала Рута, не смея поднять на парня глаз.

У нее отчего-то перехватило дыхание, а сердце забилось быстро, как пойманная в силки птичка. Рута сделала над собой усилие и взглянула Гудреду в лицо.

– Ты отстанешь от своих спутников, – проговорила она.

Парень беззаботно улыбнулся.

– Сигурд и Харальд пошли в кружало. Я рассказал им, что русы готовят вкусный мед и хмельной сбитень, вот они и решили попробовать.

– Смотри, как бы не перепробовали. Мед – питье опасное. Пока пьешь, голова ясная. А как встанешь, так и глаза пеленой заволочет, и ноги путаться станут.

Гудред улыбнулся, блеснув полоской белоснежных зубов:

– А ты откуда знаешь? Мала ведь, чтобы пробовать.

– Да уж знаю.

Они помолчали. Первым молчание нарушил Гудред.

– Нравишься ты мне, – сказал он. – Очень нравишься.

– Я многим нравлюсь, – ответила Рута.

– А я тебе нравлюсь? Ведь нравлюсь, да?

Рута усмехнулась, но улыбка получилась какой-то стыдливой, растерянной.

– С чего ты взял?

– Вижу. Когда девке кто-то нравится, у нее на лбу значок появляется – навроде махонького колечка.

Рута испуганно схватилась за лоб. Гудред засмеялся. Засмеялась и Рута.

– Поймал! – сказала она весело.

– Значит, вправду нравлюсь! Дай мне твою руку, Рута.

– Зачем?

– Судьбу тебе расскажу. Мой отец был ведун. Я от него немного перенял. Дай.

Рута покосилась на хихикающих подружек и неуверенно протянула парню руку.

От его прикосновения по коже Руты прошли две волны, сначала холодная, а потом жаркая. Гудред глянул на ее ладонь и сказал:

– Ждет тебя впереди большая любовь, Рута. Ежели не испугаешься, обретешь молодого и красивого мужа.

Рута смущенно улыбнулась.

– Молодой да красивый, говоришь? А будет у молодца тугой кошель?

Гудред улыбнулся:

– И в кошеле кой-чего найдется.

– И кто же будет сей молодец? Я его знаю?

– Скоро узнаешь.

Он сжал ее ладонь в своей руке, чуть нагнулся и тихо проговорил:

– Знаешь разбитую молнией осину возле двора Дулея Кривого?

Рута глянула на него удивленно:

– Ну, знаю.

– Приходи туда сегодня, как стемнеет.

– Зачем?

– Зачем? – Гудред усмехнулся. – Пирожки будем печь.

Рута покраснела.

– Рано мне еще, – сказала она и быстро глянула молодцу в лицо – не смеется ли? – Рано с молодцами затемно разгуливать.

Гудред приподнял брови.