Война, какой я ее знал
Шрифт:
– Кто тебя ранил? Надеюсь, поквитался с ним?
– Нет, сэр, это я сам.
– Да ты что?! Когда это случилось? Днем?
– Нет, сэр. Ночью.
– Больно было?
– Нет, сэр. Приятель сразу же перевязал меня.
– Знаешь, кто ты такой?
– Не могу знать, сэр.
Затем я сказал: «Давайте и вы, парни, все слушайте, что я скажу», а потом угостил его самыми «теплыми» эпитетами из своего лексикона. Я прямо заявил, что, ранив себя, он не только показал [240] собственную трусость, но и переложил свою долю солдатского труда и риска на плечи своих храбрых товарищей, которые не искали столь же малодушного пути выйти из боя.
Прибыв в новую штаб-квартиру, мы узнали, что 4-я бронетанковая дивизия достигла предместийГоты, а штурмовая бригада «Б» 11-й (командир – полковник У. У. Йейл) находилась
4 апреля мы провели новое разграничение зон ответственности между нами, Первой и Седьмой армией, а также определили новую линию остановки, проложив ее через Мейнинген – Готу – Зуль – Лангерзальц – Мюльхаузен. После выхода наших частей на эти рубежи мы не могли продолжать продвижение более чем на несколько километров в день, пока не подойдут Первая и Девятая армии. Ожидание обещало затянуться, поскольку два из четырех корпусов Первой армии и один корпус Девятой все еще не закончили уничтожение и взятие в плен окруженных в Рурском котле немцев. Мы одолжили Ходжесу для быстрейшего завершения дела 5-ю пехотную дивизию и 13-ю бронетанковую.
Очень удачно, что, когда мы проводили линии разграничения, а также определялись с рубежами, на которых нам предстояло ждать соседей, на совещании присутствовал генерал Пэтч – командующий Седьмой армией.
Я посетил штаб-квартиры трех корпусов. 6-я бронетанковая дивизия 20-го корпуса взяла Мюльхаузен, а 80-я дивизия устранила последние очаги сопротивления в Касселе, сровняв с землей те строения, которые не успели уничтожить другие. Они взяли в плен немецкого генерала и четыреста солдат и офицеров. При этом генерал заявил, что верит в победу Германии. Как-то не вяжутся такие высказывания со сдачей в плен – не сдавайся, если так уверен. Этот генерал вообще стал первым пленным немецким генералом, который заявил, что уверен в победе Германии. Другие не выражали сомнения в том, кто победит, но говорили, что продолжали воевать, выполняя приказ.
В штабе 8-го корпуса я видел двадцать девять немецких знамен времен Первой мировой войны, захваченные личным составом этого соединения. Позднее их переслали в Вашингтон.
Тем вечером меня посетили два лейтенанта из числа освобожденных отрядом танкистов из лагеря в Гаммельбурге, сумевших избежать повторного плена и добраться до наших позиций{219}. [241]
Позднее позвонил Пэтч, который сказал, что три других офицера из Гаммельбурга прибыли к нему в штаб-квартиру и сообщили о серьезном ранении полковника Уотерса. Пэтч заверил меня, что сделает все возможное, чтобы захватить лагерь 5-го.
5-го числа 4-я бронетанковая дивизия взяла под контроль города Готу, Ордруф и Мюльберг. Я был очень обрадован тем, что генерал Гэй получил повышение, став генерал-майором, а генералы Уильямс, ведавший нашей армейской артиллерий, и Конклин, начальник инженерно-саперных частей Третьей армии, также получили свои первые звезды.
Мы собрали командиров корпусов на обед с целью обсудить вопрос разграничения зон ответственности. Кто бы и когда бы ни проводил границы между теми или иными подразделениями, всегда в результате кто-нибудь да останется недоволен, а поскольку границы – это прежде всего проблема раздела дорог, бои за них идут иной раз почище, чем с немцами, вот я и решил: пускай сами делят. Я высказал мысль, с которой согласились все три командира корпусов, что перед Третьей армией не существует силы, которую бы она или хотя бы один из ее корпусов не могли сокрушить. Естественно, мы противились остановке, предписываемой нам вышестоящим командованием. Между тем практически мы не могли не остановиться или хотя бы не замедлить своего продвижения. Иначе нам бы не удалось занять новые позиции в соответствии с приказом командования. Таким образом, мы оказались вынуждены перегруппировываться впервые в истории Третьей армии. Однако даже выполняя перестроения, мы продвигались на несколько километров в день, дабы не позволить противнику закрепиться на новых позициях.
6 апреля я наградил рядового Гарольда А. Гармана из 5-й пехотной дивизии Почетной медалью Конгресса. Гарман служил санитаром
в одном из батальонов, форсировавших реку Сюр. В ходе боя лодка с четырьмя ранеными – тремя способными ходить и одним лежачим – попала под пулеметный огонь неприятеля. Два солдата инженерного батальона, сидевшие на веслах и один из ходячих раненых прыгнули в воду и поплыли к берегу. Двое раненых тоже бросились в воду, но из-за слабости плыть не смогли, а только держались за борт лодки, в которой остался Гарман. Все еще находясь под пулеметным обстрелом, лодка начала дрейфовать к немецкому берегу. Увидев это, рядовой Гарман прыгнул в воду и принялся толкать лодку к нашему берегу. Я спросил его, что заставило его поступить таким образом, он удивился и сказал: «Ну а кто поступил бы иначе?»После вручения медали Гарману я поехал через Лимбург в Эренбрейтштейн, чтобы присутствовать на церемонии возвращения туда [242] американского флага, который был спущен двадцать шесть лет тому назад, когда 4-я пехотная дивизия Соединенных Штатов возвращалась домой после завершения оккупации Рейнланда. Присутствовал помощник министра обороны мистер Макклой{220}.
13-я бронетанковая дивизия начала переход в тыл 20-го корпуса как резерв Третьей армии. Позднее вечером мне отзвонил Пэтч, сказавший, что 14-я бронетанковая дивизия под командованием генерал-майора А. С. Смита вновь захватила Гаммельбург и лагерь военнопленных, где осталось всего семьдесят американцев, включая тяжело раненного полковника Уотерса.
На ужин ко мне пожаловали Элмер Дэвис из Управления информационной войны и генерал Макклюр{221}, а также полковник Дэрби, командир рейнджеров, дважды награжденный крестом «За отличную службу», впервые в Тунисе и вторично на Сицилии. Позднее он погиб.
В тот день добрые новости пришли в 17.05; позвонил генерал Эдди и сказал, что 90-я дивизия его корпуса захватила золотой запас Германии в Меркерсе. Данный факт подтверждал догадку генерала Сайберта относительно местоположения верховной штаб-квартиры немцев. Слухи о подобных находках уже возникали, но ни разу не подтверждались, поэтому я велел Эдди молчать, пока мы точно не убедимся, что обнаруженное нами – действительно золотой запас Германии.
7 апреля Брэдли поинтересовался, не могли бы я временно передать 13-ю бронетанковую дивизию Первой армии, чтобы завершить зачистку «котла», образовавшегося между ней и Девятой армией. Во время той операции командир дивизии генерал Воген получил серьезную рану. На замену 13-й бронетанковой дивизии мне пришлось пустить 4-ю бронетанковую, переведя ее из 8-го корпуса в 20-й, оставив, таким образом, 8-й корпус временно без танковой дивизии, что само по себе не слишком ослабляло корпус, поскольку контролируемая им местность плохо подходила для действий танков.
Интендантская часть Третьей армии обнаружила и самостоятельно обезвредила группу противника, захватив командира 82-го корпуса германской армии генерал-лейтенанта Гама вместе с полковником, майором, лейтенантом и семью рядовыми. Похоже, им просто надоело воевать и они ждали, когда какое-нибудь американское подразделение возьмет их в плен. Честь эта выпала цветным, [243] и я еще никогда не видел таких счастливых солдат – они страшно гордились подобным обстоятельством.
В 15.00 Эдди позвонил, чтобы сообщить приблизительную сумму захваченных в хранилище ценностей – рейхсмарок в банкнотах на сумму примерно в миллиард американских долларов; относительно же золота он не знал, но предполагал, что оно находится за стальными дверьми. Я приказал взорвать двери. Эдди также сообщил, что у него под замком сидят два сотрудника германского Рейхсбанка.
В тот день перед армейским фотографом продефилировал четырехсоттысячный пленный, взятый Третьей армией.
Поздно вечером в расположении 8-го корпуса вспыхнуло непродолжительное сражение с оказавшейся зажатой между флангами 89-й и 87-й дивизий группой немцев численностью две тысячи человек. В то же самое время северный фланг 20-го корпуса подвергся нападению, которое отразил силами 76-й дивизии и штурмовой бригады 6-й бронетанковой.
К ужину подоспел адъютант генерала Жиро с освобожденными из немецкой неволи членами семьи своего шефа, которых обнаружили в городе под названием Фридрихрода. Они провели у меня всю ночь, а утром я отправил их самолетом в Мец – так мне казалось безопаснее и, главное, быстрее, чем посылать их на машине.