Война Спартака
Шрифт:
Всё произошло, как было задумано. Выпустив за стену множество спартаковцев, римляне под водительством легата Квинта перерезали дорогу остальным, а отряд легата Скрофы окружил вышедших рабов. Было перебито около пяти тысяч человек.
Наутро Спартак неожиданно повторил вылазку: у рабов совсем не осталось пищи, приходилось прорываться. Но Красс был настороже. Снова пало несколько тысяч рабов, римляне же потеряли только троих воинов. Беглецам стало ясно, что они накрепко заперты в бруттийской ловушке.
Спартак больше не возобновлял попыток прорваться, разослав в разные концы Регия отряды для сбора продовольствия. Но цветущий край был разорён
Вожди собрались на Военный совет. Все хотели знать, что намеревается делать Спартак.
– Преодолеть стену, - последовал ответ.
– Снова дойти до Альп и покинуть Италию.
Не раздалось ни одного возражения. Те, кто у Мессины, взбунтовались против Спартака и даже грозили ему гибелью, если он не повернёт войско и не поведёт их на Рим, опустили головы.
На этом Совете впервые после болезни присутствовал Ганник. Галлы настояли, чтобы он снова принял на себя обязанности вождя. Озлобленность других вождей, их обращённые к Спартаку дерзкие речи, удивили и огорчили его.
– Надо снова идти к Альпам, - настаивал Спартак.
Но согласиться на это означало признать свою неправоту, когда они взбунтовались у Мутины.
– Я больше не доверяю тебе!
– вскочил Каст.
– Ты бросил нас под Фуриями, бросил войско Крикса у Гарганского мыса. Ты следуешь лишь своим решениям, не прислушиваясь ни к чьему мнению. Пускай ты скромно зовёшься предводителем, но по существу ты царь, и правишь нами, как царь.
Поднялся шум. Некоторые вожди схватились за мечи. Спартак, махнув рукой, молчал в ожидании, когда все успокоятся.
– Обычный Военный совет, - горько усмехнулся он в ответ на возмущение Ганника.
Тот уже знал, что во время свары под Мутиной к груди Спартака были даже приставлены мечи.
Споры вождей и недовольство Спартаком продолжались бы ещё долго, если бы вскоре не стало известно, что уход за Альпы невозможен: возвращавшиеся на родину испанские легионы Помпея уже вошли ы Циспаданскую Галлию. Если с Крассом им ещё можно было потягаться силами, то столкновение с Войском Помпея грозило гибелью. Перестав спорить, вожди вновь обратились к Спартаку.
– Отныне наше спасение Брундизий, - сказал он.
Брундизий, большой порт в Калабрии, куда приходили корабли со всех концов земли. Если, прорвавшись сквозь римские укрепления, беглецы доберутся до него, то захватят корабли и уплывут за море.
– Кто со мной?
– оглядев притихших вождей и понимая их страхи, потребовал ответа Спартак.
– Я всегда с тобой, - первым заговорил Ганник.
– Даже если мои соотичи не захотят в море, я останусь с тобой.
– Ты, Каст?
– Германцы хотят домой, а не за море, - проворчал тот.
Остальные, понимая, что другого выхода нет, согласились последовать за Спартаком.
– Мне мало вашего согласия, - решительно объявил Спартак.
– Клянитесь. Клянитесь всеми богами беспрекословно повиноваться мне. Вручите мне право карать и миловать. Мутина, где я подчинился вам, больше не повторится.
– Зная, что у них недостаточно сил по сравнению
Все, кроме Каст, поклялись.
Обосновавшись в лагере спартаковцев под Гиппонием, голодная Фанния часто бродила по окрестным полям, не думая про опасности. Окончательно убедившись в гибели брата, погрузившись в отчаяние, она утратила страх. Если судьба судила ей умереть здесь, среди перестрелок и дыма пожаров, пусть так и сбудется. В Риме её больше никто не ждал, да и особых дел у неё в жизни больше не осталось. Служанки будут радёхоньки, получив свободу по завещанию хозяйки, и, скорее всего, сгинут в лупанарах. Красс будет также доволен, сэкономив на вознаграждение.
Спартак... Нет, он не простой разбойник, не только вождь захотевших свободы рабов. Он безумец. Освободить рабов? Да не будь рабства, не было бы и Рима! Она слышала, мудрецы считают, что рабство противно природе. Возможно. Но так заведено от века. Рабство делает несчастными всех, и рабов, и господ. Но без него не обойтись. Гладиатор и варвар, как он посмел дерзновенно замахнуться на миропорядок! Воистину, у него не рабья душа. Тем больше чести убить его.
Как она устала! Слишком много крови и страданий видела она в последнее время, слишком много злобы и окружающей ненависти. Скоро задует фавоний, наступит весна, чудесно преобразятся поля. Уйти, всё бросить, забыть - или совершить задуманное? Ей не удалось разделаться с Криксом, хотя было много случаев; Спартак же никогда не допустит её до себя, и, значит, кинжал, который она постоянно носит при себе, можно зашвырнуть в кусты. Куда исчез Донат? Будь рядом помощник, она бы так не терзалась в одиночестве.
Однажды во время одинокой прогулки по полю Фаннию догнали несколько спартаковцев и велели следовать за собой. Она с презрительным равнодушием повиновалась.
Они пришли в лагерь, к палатке вождя. Перед входом валялся труп. Привыкнув к подобным зрелищам, она не обратила бы на него внимания, но что-то показалось ей знакомым. Растолкав стражу, она приблизилась к трупу и узнала Доната. Тело лигура было обезображено пытками, глаза выколоты.
Опустившись на колени, Фанния прошептала:
– Кто твой убийца? Кто обворовал меня?
– Тебя надо отправить следом!
– крикнул кто-то.
– Сожительница предателя!
– раздались оскорбления.
Кто-то толкнул её, кто-то схватил за волосы, сорвав покрывало. Дико завизжав, она рванулась прочь и вбежала в палатку вождя. Спартак, поднявшись навстречу вошедшим, остановил с упрёком воинов:
– Вам приказано было привести эту женщину ко мне, а не избивать её.
Отпустив Фаннию, стражники загородили вход в палатку от сбегавшихся людей. Та, сжав кулаки, яростно закричала на Спартака:
– Зачем ты приказал убить Доната?
– Тебе бы понравилось больше, если бы твоего сожителя распяли живым?
– резко осведомился он.
– Это был мой слуга. Моё имущество! Ты обездолил меня. Сначала погиб брат, теперь единственный защитник.
– Это был вражеский лазутчик. А ты - его помощница, и тоже заслуживаешь смерти.
Фанния затряслась, но не от страха, а от возмущения:
– Я?! Свободная римская гражданка помощница раба? Никогда тому не бывать!
Эта измождённая женщина в лохмотьях вдруг напомнила ему луканскую Фаннию, дерзкую, вызывающе смеющуюся, танцующую в чане с виноградом, подоткнув подол.