Война Волка

— Схватка. — тихо произнес я.

Отец Сельвин озабоченно взглянул на меня.

— Неправильное слово, господин?

Я не осознавал, что говорил вслух, и он услышал.

— Слово правильное. — заверил я поэта. — но я не припоминаю орлов.

— А там вообще водятся орлы, господин?

— На тех холмах? Думаю, да, водятся. Их колдун назвал это место Орлиной крепостью, так что орлы там наверняка должны быть. — Я помолчал и добавил: — И к тому же, есть еще флаг Берга.

— Флаг Берга, господин?

— Не слышал о нем?

— Нет, господин.

— На нем орел. — улыбнулся я и умолк.

— Господин? — окликнул меня юный священник.

— Это все глупости. — сказал я. — лучше подумай о глазах и губах.

— О глазах и о чем еще, господин?

Кажется, он решил, что ослышался.

— О глазах и губах. — повторил я. — Их первым делом съедают вороны. Наверное, и орлы. Садятся на край шлема, выклевывают глаза, а потом принимаются за губы. После этого разрывают щеки. Ты когда-нибудь ел щечки трески?

— Щечки трески?

— Они восхитительны. Рыбаки обычно выбрасывают рыбьи головы, но в детстве мы вырезали щечки. Похоже, воронам нравится вкус наших щек, если, конечно, не попадется череп, вскрытый топором, тогда они сначала отведают мозги.

У отца Сельвина было мальчишеское лицо и светлые волосы, падающие на глаза. Он нахмурился.

— Не уверен, что смогу описать все это в стихах, господин. — промямлил он.

— А вслед за воронами. — продолжил я. — приходят собаки. Собаки, лисы и волки. Они тоже любят мертвую плоть, но обычно начинают кормиться с нижней части трупа.

— Так что же, господин. — осмелился прервать меня отец Сельвин. — слово «схватка» можно оставить?

— Это правильное слово. — снова сказал я. — и жестокая — тоже правильное.

Война жестока. Поэты воспевают величие битвы, превозносят храбрецов и празднуют победы, не забывая отдать должное отваге. Как и завоеваниям в целом. Хвалебные песни, звучащие в пиршественных залах по вечерам, порождают в мальчишках и юнцах желание стать воинами. Слава! Это единственное, что нас переживет. Мужчины умирают, женщины умирают, все умирают, но слава живет, как отзвук песни, и воины жаждут славы, как жаждут тяжелых браслетов, напоминающих о победах.

Мы часто упиваемся своей репутацией, и я тоже грешен, как и любой другой, Я горжусь, когда люди рассказывают, как я срубил Уббу Лотброксона, сразил Свейна Белую Лошадь, убил Кнута Длинного Меча и победил Рагналла Короля Моря, Но репутация не помнит воронов, рвущих лицо трупа, плача умирающих или усталости от победы. Нет ничего труднее, чем вести людей на битву, зная, что кто-то из них умрет, что юноши, которых мы тренировали для схваток и полюбили как товарищей, будут хныкать, точно дети.

«Лучше договариваться, чем убивать». — часто повторял архиепископ Хротверд, Но как можно говорить с таким, как Скёлль, человеком настолько голодным до славы и претендующим на королевство, что ему все равно, сколько человек умрет ради удовлетворения его аппетита.

Я помню воронов. Они держались подле нас весь день, пока мы добирались до того места, откуда сможем начать атаку. Вороны были большие и глянцево-черные, с хриплыми голосами и голодные, и, кажется, они знали, какой пир мы готовим. Мы покинули долину Тинана и пересекли высокую седловину холмов к югу от Хибурга, но приготовления заняли весь день. Перебравшись через очередную седловину, мы спустились в долину с быстрой рекой, Скёлль наверняка наблюдал за нами, но навыки его разведчиков, видимо, были так хороши, что мы их не замечали, хотя то тут, то там из-за валунов взлетал ворон, и я подозревал, что птиц кто-то спугнул, но, когда мои собственные разведчики поднимались на вершины, они никого не видели. Быть может, Скёлль и не отправлял разведчиков. Наверняка догадался, что мы атакуем с холмов на западе, и притаился на другой стороне долины, Мы собирались остановиться в долине на ночь и оставить там лошадей, когда пойдем в бой на рассвете, Сигтрюгр отправил двадцать человек к Тинану с приказом разжечь костры с наступлением темноты, Я сомневался, что Скёлля удается одурачить огнями в темноте, он не поверит, что наш лагерь находится там, но Сигтрюгр хотел заставить его хоть чуть-чуть засомневаться.

Меня же одолевали тысячи навязчивых сомнений, В сумерках, как только пошел дождь, Сигтрюгр, Финан, Ситрик, Сварт и я забрались на холм с десятком воинов. Мы лежали на сырой траве и смотрели вниз, на форт. Прямо на нас выходил южный угол с низкой башней, а перед западной стеной я насчитал семь рвов с валами.

— Он ждет, что мы атакуем здесь. — сказал Сигтрюгр. — через рвы. Это самый легкий путь.

— И поэтому там рвы. — ответил я.

— Твой безумный епископ считает, что мы должны штурмовать с севера?

— Я тоже так думаю. — сказал я, С нашего наблюдательного пункта я заметил, что у того дальнего угла тоже сеть ров, но он выглядел мелким, а за ним находился участок твердой почвы. На северном углу стояла башня. Наверное, раньше она была каменной, но теперь это была деревянная площадка со стеной вокруг. На шесте болтался мокрый и вялый флаг.

— Мы должны действовать, как он ожидает. — сказал Сигтрюгр. — и атаковать с холма. Возможно, так нам удается оттянуть людей с северного угла, И тогда мы застанем их врасплох, напав с севера.

Я не знал, как нам удается все это провернуть. Защитники на стене и угловой башне прекрасно увидят с высоты все наши передвижения.

— Может, и выйдет. — с сомнением сказал я. — но у него много людей.

Мои слова явно задели Сигтрюгра, Он рвался в атаку и не желал слышать о возможных проблемах, хотя прекрасно понимал, что они появятся, К тому же плотной стеной лил бесконечный дождь, подгоняемый восточным ветром, и крепость с трудом удавалось рассмотреть, что добавило нам новую проблему.

— Тетива на луках отсыреет. — добавил я.

— Да и пес с ней. — прорычал Сигтрюгр, осознавая мою правоту. Под дождем тетива всегда становится скользкой, Я привел лучников, чтобы они не давали покоя воинам на крепостных стенах, но мокрая тетива заметно ослабит дальнобойность луков. Даже сухая и хорошо натянутая, она не придает охотничьей стреле достаточной силы, чтобы пробить щит, стрела редко когда пробивает кольчугу, но град стрел заставляет прикрывать лица щитами.

— Так что будем делать, господин? — спросил Сварт.

— Завтра на рассвете мы атакуем через рвы. — с воодушевлением ответил Сигтрюгр, особо выделив «мы», намекая, что именно его воины совершат это нападение. — Но мы не будем слишком усердствовать. Лишь убедим их, что это наша основная атака. Ты же. — он отошел с вершины холма и посмотрел на Ситрика, который привел с собой из Дунхолма шестьдесят два воина. — ты будешь на правом фланге, И со своими людьми помешаешь их всадникам нас окружить, А ты, тесть. — обратился он ко мне. — то же самое сделаешь на левом фланге.