Война за океан (др. изд.)
Шрифт:
Опять слушая рассказы Бодиско, он подумал вдруг: «Да разве я не могу составить акционерного общества для разработки богатств Сахалина? Да, я могу своими личными начинаниями пробудить край. Надо бы с Геннадием Ивановичем посоветоваться. Что бы он сказал об этом?» Но на другой день, когда срочно пригласили к адмиралу, он почувствовал, что уж идет туда не в прежнем боевом виде, а ослабленным. Боевого духа, с которым он намеревался доказывать все адмиралу, не было, и это поразило Чихачева. Он подумал: «Неужели я безволен?»
Он подумал, что сегодня, видимо, адмирал заинтересовался письмом Муравьева, желает поговорить с курьером. Решили посвятить ему время и позаниматься как следует, после того как сначала перечли главное — петербургские бумаги. Решительная минута настала. Николай Матвеевич
Прибыв на фрегат, он услыхал в салоне адмирала пение священника, потом хор.
— Это у нас каждый день! — шепнул Николаю Матвеевичу молоденький мичман, заметив его расстроенный вид.
Чихачев вошел осторожно, как в детстве в церковь. Все офицеры и сам адмирал — с постными лицами, совсем не похожие на вчерашних. Служил иеромонах. Пел хор из матросов. Офицер управлял им.
Когда обедня закончилась и все разошлись, адмирал ушел отдыхать.
Чихачев отправился к себе. Под вечер, солнце еще не заходило, его снова вызвали на фрегат.
Глава двадцать четвертая
ПУТЯТИН
За длинным полукруглым столом целый военный совет.
— Отправляя эти бумаги, в Петербурге, конечно, не могли знать о происшедшем позже почти полном разрыве с Турцией и об угрожающей близости войны. Его высочество предписывает нам воспользоваться сведениями, которые доставлены ему из Восточной Сибири, о доступности устьев Амура с юга, из Японского моря. В случае возникновения опасности наша эскадра, по этим сведениям, может быть введена в реку. Нам предлагается установить там связь с нашими постами.
Так говорит адмирал Путятин, обращаясь то к командирам своих кораблей, то к своему секретарю, писателю Ивану Александровичу Гончарову.
Чихачев посажен прямо напротив Путятина и может разглядеть всех как следует.
Путятин сидит прямо в широком кресле, во главе большого стола. За его спиной угол с иконами.
По правую руку сидит капитан Константин Николаевич Посьет [30] , такой же сухощавый, как адмирал. Чихачеву вчера сказали, что Посьет — знаток голландского языка, а японцы знают по-голландски, так как в Нагасаки у них голландская фактория, единственное поселение европейцев по всей стране.
30
Посьет Константин Николаевич (1819–1899) — кругосветный путешественник, впоследствии адмирал. Участник дипломатической миссии Е. В. Путятина в Японию, в 1856 г. был там же с дипломатическим поручением. Плавал в Тихом океане, а позже в Баренцевом море. В 1880 г. был избран почетным членом Академии наук.
Рядом с Посьетом знаменитость — писатель Гончаров, широколицый, с густыми черными бровями и светлым взором.
Лысый краснолицый капитан «Паллады» Уньковский [31] сидит на другом конце стола. Рядом с ним командир паровой шхуны Воин Андреевич Римский-Корсаков, высокий, с открытым лицом, видно лихой моряк. Это старый приятель и сослуживец Геннадия Ивановича. Он так и ест Чихачева глазами. Еще вчера подумалось, что так смотрят, когда желают поближе познакомиться.
31
Уньковский (Унковский) Иван Семенович (1822–1886) — мореплаватель, ученик М. П. Лазарева, исследователь Японского моря, впоследствии адмирал. В 1852–1854 гг. командовал фрегатом «Паллада», на котором находилась дипломатическая миссия Е. В. Путятина; столкновения с деспотичным адмиралом едва не закончились на Маниле дуэлью, и при переходе на «Диану» Путятин отправил Уньковского в Петербург. В 1857–1860 гг., командуя винтовым фрегатом «Аскольд», вторично перешел вокруг мыса Доброй Надежды на Дальний Восток.
За этим же столом командир «Оливуцы», на которой прибыл Чихачев, — лейтенант Назимов, и командир «Меншикова» лейтенант Фуругельм.
Адмирал стал расспрашивать Чихачева. Николай Матвеевич сразу заговорил с жаром.
Путятин
иногда сухо покашливал, выражение лица его менялось, он слушал с таким видом, словно хотел посторониться, как будто неслись и пылали скачущие кони и надо было переждать, перетерпеть пыль.— А-а, так вы сами служили в Амурской экспедиции у Муравьева? — спросил адмирал.
Вопрос и небрежный тон, которым он был задан, обдали Чихачева как холодной водой. Казалось странным, что адмирал так спрашивает, ведь в бумагах, только что им прочитанных, губернатор просит адмирала посетить и по возможности описать устье Амура. Посылается офицер для проводки судна, знакомый с лиманом. Когда, явившись на судно, Чихачев с Назимовым представились на юте адмиралу и потом на обеде, Путятин был довольно внимателен к тому, что говорили.
Чихачев отбросил чувство неловкости, помня, что от того, как он поведет себя, зависит судьба его товарищей.
Путятин заерзал в кресле. Скуластое лицо его выразило беспокойство, и взор, до того мягкий, вялый и довольный, стал колюч и зол.
Путятин и прежде не раз слыхал, что порты наши должны быть соединены надежным путем по рекам с развитыми внутренними областями России.
Теперь он получил приказание великого князя установить связь с Амурской экспедицией, что необходимо особенно на случай войны, — и принимал его как должное. Конечно, очень удобно укрыть эскадру в лимане. Но это только временное укрытие. А все планы Муравьева и радужные надежды его сподвижников, прозябавших, видимо, на неудобных устьях, адмиралу казались недостаточно основательными.
Японскую экспедицию, значение которой всемирно велико, Муравьев желал впутать в свои губернские дела.
Путятин прибыл с важнейшим поручением. Он должен открыть Японию для русских. Во время переговоров с японцами он намекнет, что в случае беды и опасности от американцев Россия подаст помощь. Японцы в свое время закрыли двери под носом у посла Рязанова [32] .
Нужна гавань на побережье вблизи Японии и Китая. Эту сторону деятельности Амурской экспедиции адмирал из очень многих, одному ему известных обстоятельств мгновенно понял и принял, а, как можно понять из рассказов Чихачева, Муравьев ее еще не принимал. А Путятину она как раз представлялась единственно полезной.
32
Рязанов (Резанов) Николай Петрович (1764–1807) — деятель Российско-американской компании, один из ее основателей. Возглавлял правление Компании, переведенное в 1800 г. в Петербург. Участвовал в организации первой кругосветной экспедиции под командованием Крузенштерна. В 1803 г. отправился с экспедицией полномочным посланником в Японию для установления торговых отношений, необходимых для снабжения продовольствием Русской Америки. Переговоры с представителями японского правительства закончились неудачно, русским кораблям запрещено было посещать Японию. Сторонник занятия русскими Колумбии и Калифорнии. В 1806 г. был в Калифорнии, налаживал торговые отношения с испанскими колонистами. На обратном пути умер в Красноярске.
— Уголь нашли? — вдруг тонким голосом спросил адмирал, вытягивая руки.
— Да, ваше превосходительство!
Судя по тому, что говорил курьер о Невельском, у которого он служил, и что пишет о нем Муравьев, из этого капитана тщатся раздуть важную особу. Конечно, и тут рука Муравьева!
— А вы знаете, — перебил адмирал Чихачева, — что Невельскому не очень доверяют в Петербурге? И вы не очень доверяйте, когда он станет доказывать, что у него уголь и золото! Уголь! Конечно, хорошо бы… Но…
Чихачев был в том задоре, который еще не успели тут укротить.
— Ваше превосходительство! — ответил он, слегка улыбаясь. — Как же я могу не доверять капитану Невельскому, когда я сам видел уголь.
— Вы видели угольные пласты?
— Я видел бухту, где уголь лежит на отмелях. А также видел уголь, привезенный оттуда, и сам слышал от мичмана Бошняка и его казака, который повсюду находил уголь. Позже я слышал подтверждение всего этого от поручика Воронина. А потом я сам рубил этот уголь на Сахалине.