Война за океан (др. изд.)

Чихачев не представлял себе, что за личность адмирал Путятин и как он встретит. Как-то странно адмирал действует! Ведь американцы уже пошли в Японию. Зачем же наши ходят в Манилу, на Яву и еще куда-то? Не зря ли теряют время? Знакомятся? Ждут, что американцы первые явятся, да и покажут себя во всей красе? А мы пойдем с целями более гуманными, и разница будет видна. Если так, то, во всяком случае, эскадра должна прежде всего пойти туда, где самое важное: к Геннадию Ивановичу, на Амур, помочь там и, основываясь на открытиях, совершенных экспедицией, продолжать ее дело, описать свои гавани, изучить фарватер. Одновременно действовать в Японии. Снестись с Муравьевым и действовать сообща. Как, верно, обрадуется адмирал, узнав о наших открытиях. Но неужели и тут скажутся отзвуки той ужасной интриги, что ведется в Петербурге между партиями?

«Торговля и договоры с Японией нужны. Это счастье, если с ней и с Китаем у нас будут естественные и правильные отношения.

Но прежде всего надо свои позиции укрепить. Это важней, чем знать, какие силы у европейцев на Яве и Маниле. А у нас в Приморье вот-вот все может на волоске повиснуть».

Но вот в море видны очертания двух судов. Какой вид торжественный! Да, волнуешься, ожидая. Опытный глаз сразу различает: фрегат и шхуна. Идут гордо и величаво, под всеми парусами. Сердце застучало у Николая Матвеевича, когда стих грохот якорей и цепей в бухте и пришло время отправляться на «Палладу».

Хотелось бы с Федором Николаевичем кое о чем посоветоваться, да не следует выказывать себя неопытным. С «Оливуцы» отправились Чихачев и Назимов [28] , с «Князя Меншикова» — капитан Фуругельм и оба курьера — Кроун и Бодиско.

На «Палладе», как кажется Чихачеву, вид у матросов бравый, рослые все, плечистые, один к одному. Офицеры обступили прибывших. Объятия, расспросы. Выстроился караул, оркестр из четырнадцати трубачей. Вышел адмирал…

«Паллада» и шхуна «Восток» только что из Сингапура и Гонконга. В каютах у многих — обезьяны, попугаи и еще какие-то птицы. Масса китайских безделушек. Чучела черепах, змей и разных экзотических зверей.

28

Назимов Николай Николаевич (1822–1867) — мореплаватель, исследователь Тихого океана. В 1851–1855 гг. плавал в дальневосточных морях, принял участие в экспедиции Е. В. Путятина в Японию. Впоследствии контр-адмирал.

Офицеры были очень благодарны всем трем курьерам, что с разных сторон привезли письма. С большим интересом слушали новости.

Политические новости более чем полугодовой давности, привезенные Николаем Матвеевичем из Иркутска через Камчатку, давно устарели. Еще на Сандвичевых, едва он выложил их, раздались веселые замечания. Но с тех пор события в Европе пошли еще дальше. Никто из курьеров, например, ничего не слыхал о неудаче чрезвычайного русского посольства в Турции [29] . Князь Меншиков, оказывается, взял обратно свои грамоты и покинул Турцию. Английская печать резко винит Россию в желании властвовать на Ближнем Востоке. Английский флот стоит в проливах. Тучи сгущаются, и вот-вот может вспыхнуть всеевропейская война.

29

…о неудаче чрезвычайного русского посольства в Турции. — Речь идет о посылке в 1853 г. в Турцию чрезвычайного посольства во главе с князем А. С. Меншиковым, переговоры окончились разрывом русско-турецких отношений.

После Англии «Паллада» побывала на островах Зеленого мыса, на Мадейре, на Капском мысу, в Гонконге, Шанхае. Офицеры всюду съезжали на берег, жили в лучших гостиницах, обедали в лучших ресторациях, с лучшими винами, ездили на загородные прогулки в отличных экипажах, привыкли к изобилию всяческих благ земных, к обществу благородных английских дам и девиц… Насмотрелись на цветных красавиц…

Несмотря на показавшуюся Чихачеву склонность палладских офицеров к сибаритству, тут все приведено в боевую готовность, это сразу заметно. И все эти молодые люди, конечно, готовы будут сражаться с отвагой.

— Что дальше? — спрашивали офицеры Чихачева. — Что будем делать в случае войны? Вы говорите, в Амур?

Чихачеву обидно. Русские офицеры с такой холодностью судят о том, что должно составлять предмет их гордости. Каково видеть скуку, которая охватывает этих отважных молодых людей при одном упоминании об Амуре!

«Легко сказать Муравьеву, чтобы я убедил адмирала!»

Курьеров пригласили к адмиралу. Как только Бодиско, задержавшийся несколько на палубе с капитаном «Паллады», лысым, молодым еще человеком, вошел в адмиральский салон, все невольно посмотрели на него.

И его ловко сшитый красивый темный костюм, подчеркивающий рост, стройность, красоту сильных ног, и лакированные туфли с обрубленными носами, и его многочисленные брелоки на жилете на обводной цепочке, а главное, спокойное, сытое, тонкое, но сильное лицо с густыми черными бровями, пышный шелковый шарф под белоснежным большим воротником, черные кудри, свободно вьющиеся, — все обращало на себя внимание и было необычным для чиновника. При всем том он был безукоризненно вежлив со всеми и почтителен с адмиралом. За обедом, разговаривая с ним, смотрел прямо, ровно, без тени подобострастия. Путятин — с усами по углам рта, прямые волосы зачесаны на сторону на пробор и чуть завиты.

Знаменитый писатель Гончаров, который в качестве секретаря посольства идет на «Палладе», что-то не появился. Говорят, у него нога болит.

Рассказы Федора Николаевича живо захватили всех. Бодиско быстро овладел за столом всеобщим вниманием.

«Америка и Америка, — подумал Чихачев. — Все про нее!»

Федор Николаевич серьезно и обстоятельно рассказывает подробности об эскадре Перри, о нем самом, о его офицерах, об энтузиазме, с которым американцы отправляли эскадру. Говорит веско, спокойно, без тени угодничества или восторга от присутствия адмирала.

«Но, господа! — хотелось крикнуть Николаю Матвеевичу. — Не будьте слепы. Что Америка, когда у нас есть своя Америка! Поглядите на Сибирь! Каков климат там, каков народ! Что за прелесть будут порты, да надо бухты исследовать, побережье занять. Займитесь этим, Христа ради! Разве это непонятно? Что же восхищаться Америкой, а пренебрегать тем, что есть у нас. Ведь все с малого начинается. Неужели вы не в силах увидеть в нашем зародыше — в экспедиции — великое дело? Ведь сам Бодиско, кажется, просветлел, как я ему сказал…»

Федор Николаевич ни словом не упоминал о Приамурье, не сказал: «Господа, обратите внимание на все, что скажет вам лейтенант Чихачев, присланный из Сибири. В руках экспедиции, в которой он служил, ключи к нашему будущему. Американцы уже теперь более, чем вы, заинтересованы будущим развитием на нашем побережье…»

Но Бодиско не сказал ничего подобного, может быть, имел в виду в будущем сказать.

У Николая Матвеевича вспыхнуло какое-то чувство, похожее на ревность. «Мы там старались в тяжелых условиях… Впрочем, кому тут до этого дело, и поминать нельзя, это непонятно».

«Ах, он сын посланника?» Николай Матвеевич в стороне скромно держится, но ведь он сын богатейших родителей, наследник одного из крупнейших в России состояний. Он вспомнил это сейчас с гордостью.

«Мое богатство я могу поставить себе на службу не хуже любого американца».

Он почувствовал себя членом этого общества, откуда его желали вытеснить, а он совсем не желал уходить. Он понял — нельзя позволить наступать себе на ногу, надо постоять за себя. И что он отстал, конечно, почувствовалось сейчас, но при желании мог бы ни в чем не уступать этому блестящему молодому человеку.