Войны мафии

— Следующий заказываю я, — сказал Бакстер Чой. — Это будет честно.

Они решили посидеть в баре до открытия семинара — до десяти часов. Кофейный бар, обычно пустой в такое раннее время, сейчас был переполнен — сюда устремились все остальные участники семинара, приехавшие пораньше.

— Это не только нечестно, но еще несъедобно, — мрачно сострил Мервин, хотя и принял предложение Чоя.

— Ты программист? — спросил Чой. — Проектировщик?

— И то, и другое. — Мервин, прищурившись, посмотрел на приятеля, — а сюда я пришел, чтобы присмотреть что-нибудь стоящее для себя.

— Понимаю, — кивнул Чой. — Что тебя интересует? Авиационная радиоэлектроника? Биохимия? Сверхпроводники? Конечно, глупо тратить полжизни на всякое старье у Риччи, хочется интересной работы. У них, наверно, все давно разложено по полочкам.

— И они еще имели нахальство сказать мне, что я думаю не о работе, и... — Он запнулся, спохватившись, что история, в которую он собирался углубиться, противоречит изложенной им версии. — А ты где?

— "Доу Кемикл", — сымпровизировал Чой. — Дефолианты.

Лемнитцер уже открыл рот, чтобы задать какой-то вопрос, но Чой торопливо посмотрел на часы и потянулся за счетом.

— Давайте лучше поговорим о том, как найти тебе достойное занятие, — сказал он.

* * *

Он замерзал. Пальцы ныли от давящего холода. Выложенный коричневым камнем подвал был почти пуст, только в углу стоял угольный ларь. Стены пропитались сыростью, как в общественных и грязных туалетах.

Никки уже пришел в себя после туинала. Его трясло от холода. Когда он открыл глаза, ослепительная, ватт в сто пятьдесят, лампочка, висящая на голом шнуре под потолком, обожгла его глазные яблоки пронзительным светом. Он не мог найти выключатель. И выкрутить занемевшими пальцами лампочку тоже не мог. Только разбить — он замахнулся локтем и упал, совершенно выдохшийся от единственного усилия. Никки перевернулся на живот, чтобы избавиться от рези в глазах. Воспоминания: встреча с Керри, кабинка в туалете... Значит, Риччи узнали, кто стоит за взрывами, потрясшими Манхэттен.

Тяжелая дверь со скрипом отворилась. На пороге остановился парень — тот, который назвался Керри Риччи.

— Во-первых, — сказал он, глядя на пленника сверху вниз, — заметь, что никто тебя не связывал и не дубасил. Никто к тебе ни прикасался, пока ты был в отключке. Я помню, что ты, Ник, член семьи.

— В такой семье это один черт.

Кевин кивнул.

— Во-вторых, ничего личного в этом нет. Банни считает, что ты отличный парень. Твой сын, Лео, — наполовину Риччи. Но ты здесь из-за второй половины своего имени. Понятно?

— Похитили кого-то из ваших? — спросил Никки.

— Мне говорили, что ты толковый парень, — не без сарказма заметил Кевин. — Но не предупредили, что ты блестящий мыслитель.

Он захлопнул тяжелую дверь подвала за своей спиной.

Никки прикрыл глаза, спасаясь от пронзительного света.

— Что ты собираешься делать, Керри? Вытряхивать из меня пыль, пока не заговорю?

— Ты заложник. Тебе придется побыть под присмотром какое-то время. Разумеется, в полном здравии. Но это вовсе не значит, что все зубы у тебя останутся на месте. Я обнаружил это в твоей сумке.

Кевин швырнул ему листок бумаги.

Никки подобрал бумагу и увидел зашифрованную сводку, которую вез на юг. Он принял причастие кровью, окропился ею достаточно, чтобы отрапортовать отцу о полном успехе манхэттенских акций. Около ста человек прикончили они с Чоем вдвоем. Бакстер попросил его отвезти данные отцу. Зная характер Шана, он нашел нужным записать ключевые цифры.

— Многовато чисел? — спросил Никки.

— Как тебе это — В14? В — вторая буква алфавита. Февраль второй месяц года. Обычный компьютерный код. Детоксикационный центр на углу Сто семнадцатой и Бродвея взлетел на воздух как раз в Валентинов день, Четырнадцатого февраля. Еще один, В Гринвич-Виллидж, вспыхнул девятнадцатого — что и означает следующая строчка, В19. И так далее, верно? — Он нагнулся и вырвал листок из пальцев Никки. — Интересная приписка внизу — 50 и 150 — килограммы чего-то, конечно. Никаких призов за догадку, вот досада. Тебя считают членом семьи — вопрос только, какой семьи?

— Все это для меня новости, Керри.

Кевин кивнул.

— Конечно. Знаешь, прошло уже два часа после нашего возвращения из Ла-Гардиа. Мы успели распечатать твои фотографии. Три парня узнали в тебе мотоциклиста, бросавшего бомбы. Единственное, что отделяет тебя от пули, — статус заложника. Поэтому воздержись от глупых реплик, о'кей? А теперь — вопросы есть?

— Думаю, ты знаешь, что делаешь.

— А ты знаешь, что я не могу тебя прикончить, поскольку ты — предмет торговли. Но я нуждаюсь в сотрудничестве. Я хочу знать, какого черта вы решили наехать на нас.

Подвижное лицо Кевина застыло, стало тяжелым, грубым.

— Итак, как в игре, «бей-и-беги». Вы задали нам хорошую трепку — и исчезли. Что за этим кроется?

Медленно, словно чтобы не вспугнуть его, Никки встал и сел на сундук.

— Ты же не поверишь, если я скажу, что это было тренировкой? — Кевин отрицательно покачал головой. — Даже если это правда?

— Это звучит не особенно ловко. Там, наверху, есть человек, которому это не понравится.

Никки ткнул пальцем в потолок.

— Наверху? Значит, мы не одни?

— Такие, как мы с тобой, — прочувствованно произнес Кевин, — никогда не бывают одни.

* * *

Обмороки и возвращения в сознание чередовались жестокими взрывами. Напряжение и изогнутом теле грозило медленной смертью от удушья. Он будил себя, прибегнув к мелким хитростям. Сознание. Тьма. Удушье. Сознание. Тьма. Он больше не мог тревожиться ни о чем, кроме смерти. О смерти — его смерти — говорили два скота в комнате. Даже страшная боль в позвоночнике была ничем по сравнению с ужасным предчувствием смерти.

В комнате звякнул телефон. Один из калабрийцев с ворчанием снял трубку. После короткого обмена репликами он сказал своему сообщнику:

— Tomaso e qua [83] .

— Ты узнал его голос?

— Змеиный голос. Хитрый, гордый голос сицилийца. Что еще нужно?

— Я даже не помню, как он выглядит.

Постучали в дверь. Один из калабрийцев пошел открывать.

— Tu non sei Tomaso [84] , — сказал он молодому китайцу, стоявшему на пороге.

83

Здесь Томазо (ит.).

84

Ты не Томазо (ит.).

— Buon giorno. — Два сухих хлопка — словно переломили деревянный прут через колено. Два глухих звука — чьего-то падения. Дверь шкафа скользнула в сторону. Над ним навис кто-то с плоскогубцами в руках. Мгновение — и исчезла страшная боль в спине и вокруг шеи. Чарли окунулся в блаженное беспамятство.

Когда он пришел в себя, комнату заливало зимнее холодное солнце. Скорчившись на боку, Чарли разлепил веки и встретился взглядом с мертвыми глазами Мимо и Пино. Их открытые глаза казались пустыми, но зато третий — в центре лба у каждого — распускался прекрасным живым цветком. На удивление мало крови, подумал Чарли. Если Томазо Молло и вправду был змеей, его жало почти не оставляло следа. На их лицах застыло выражение удивления, словно такая ловушка была чем-то неслыханным для людей ндрангетты.