Войны за Иисуса. Как церковь решала, во что верить
Шрифт:
Вопрос о предлогах ek и en грозил завести в тупик собрание, которое ранее очевидно шло к успешному завершению. Единство было сохранено только благодаря вмешательству имперских чиновников, которые не желали видеть расколов в церкви в тот момент, когда империя из последних сил защищала свои границы. Они также ожидали, что собор опубликует официальное постановление – это бы соответствовало претензии Маркиана на роль нового Константина. Если Константин даровал миру Никейский Символ веры, Маркиан заслуживает сопоставимого по масштабу памятника – хотя бы в виде Халкидонского определения, если не полноценного Символа веры. Чиновники настаивали на компромиссе и сформировали комитет по подготовке окончательного документа, причем сделали так, чтобы туда вошли сильные представители Сирии и Рима. По ходу его работы чиновники напоминали епископам, что те уже согласились на формулировку «в двух
327
Price and Gaddis, Acts of the Council of Chalcedon, 2:182–199.
Наконец епископы – многие крайне неохотно – достигли согласия. Документ подписали 452 епископа – это было куда больше, чем в Никее и на обоих соборах в Эфесе, кроме того, здесь были хорошо представлены разные части христианского мира, что вполне оправдывало притязания собора на статус вселенского [328] . Такая широкая поддержка придавала особый вес вероопределению, созданному собором.
Провозглашение веры
328
Price and Gaddis, Acts of the Council of Chalcedon, 2:217–233.
Сначала собор кратко повторяет учение трех первых соборов. Эти положения, говорят отцы, достаточно ясны, но дьявол все время пытается разрушить церковь [329] . После того получили хождение всяческие нелепицы, подобные учению Нестория, но более важной и безотлагательной проблемой стало учение об одной природе Евтихия и других. Их порок состоит в том, что они «вводят смешение и слияние и ошибочно полагают, что природа плоти и божества есть одно, и верят, что божественная природа Единородного через смешение способна к страданию» [330] . Вместо этих заблуждений собор признает авторитетность трудов Кирилла и Льва. Томос восхваляется:
329
Percival, «Seven Ecumenical Councils», in Schaff and Wace, Fathers of the Christian Church, 263.
330
Percival, «Seven Ecumenical Councils», in Schaff and Wace, Fathers of the Christian Church, 264.
Ибо он противостоит тем, кто разрывает тайну промысла и создает двух Сынов; он отлучает от священного собрания тех, кто дерзает говорить, что божество единородного доступно страданию; он противится тем, кто мыслит о смешении или слиянии двух природ Христа; он изгоняет тех, кто представляет себе, что его образ раба образован небесной или какой-то еще сущностью, но не взятой от нас; и он предает анафеме тех, кто безумно говорит о двух природах Господа нашего до их соединения, полагая, что после соединения осталась только одна [331] .
331
Percival, «Seven Ecumenical Councils», in Schaff and Wace, Fathers of the Christian Church, 264; сравни Price and Gaddis, Acts of the Council of Chalcedon, 2:203–204.
Собор исповедует:
…одного и того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенного в Божестве и совершенного в человечестве, истинно Бога и истинно человека, того же из души разумной и тела, единосущного Отцу по Божеству и того же единосущного нам по человечеству, во всем подобного нам, кроме греха, Рожденного прежде веков от Отца по Божеству, а в последние дни ради нас и ради нашего спасения, от Марии Девы Богородицы [Theotokos] – по человечеству…
Далее исповедание касается вопроса о природах (естествах):
…Одного и того же Христа, Сына, Господа, Единородного, в двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого, – так что соединением нисколько не нарушается различие двух естеств, но тем более сохраняется свойство каждого естества и они соединяются в Одно Лицо и Одну Ипостась; – не на
два лица рассекаемого или разделяемого, но Одного и Того же Сына и Единородного, Бога Слова, Господа Иисуса Христа… [332]332
Percival, «Seven Ecumenical Councils», in Schaff and Wace, Fathers of the Christian Church, 264; сравни Price and Gaddis, Acts of the Council of Chalcedon, 2:204; Kelly, Early Christian Creeds; John H. Leith, Creeds of the Churches, 3rd ed. (Atlanta: John Knox, 1982); Pelikan and Hotchkiss, Creeds and Confessions of Faith.
Собравшиеся епископы восклицали: «Сие есть вера отцов… сие есть вера апостолов: на том мы все стоим, так мы веруем». Затем послание возложили на алтарь над гробом Евфимии, откуда оно, как думали, было взято на небо. В отчете собора папе Льву говорилось:
Ибо действующим был Бог, а увенчавшею в чертоге собрание – добропобедная Евфимия, которая, принявши от нас определение веры, представила его, как собственное исповедание, своему Жениху чрез благочестивейшего императора и христолюбивую императрицу, утишивши всякое волнение противников, укрепивши исповедание веры как достолюбезное… [333]
333
Leo the Great, «Letters and Sermons», in Schaff and Wace, Fathers of the Christian Church, 72–73.
Определения веры
Но что именно одобрила Евфимия? Это положение по какой-то причине стало настолько важным, что оно сохранилось фактически до наших дней. Если история на этом не кончалась, здесь было заложено прочное основание для дальнейшего развития учения. Хотя этот текст кажется слишком замысловатым, он достоин внимательного изучения. Пристальное чтение позволит нам оценить всю силу содержащихся в нем идей при его удивительной лаконичности. Его можно сопоставить с американской Декларацией независимости, где также мы находим богатство мысли при сжатом объеме. И, подобно Декларации, Определение Халкидона представляет собой сжатый комментарий к продолжительной предшествующей истории, на которую документ лишь мимоходом указывает. Греческий текст Определения содержит всего лишь около двухсот слов.
Определение извлекает из истории двух прошедших веков несколько альтернативных положений и говорит им «нет», часто с кратким комментарием, дающим понять, почему эта идея отклоняется от ортодоксии. Возьмем, например, фразу «из души разумной», psyches logikes. Что это значит? Неужели кто-либо оспаривал существование разумной души у Иисуса? Да, это так. Фактически, Аполлинарий утверждал, что при воплощении неразумная животная душа (psyche alogos) облеклась в тело человека, наполненное божественным Логосом.
Текст Определения нападает и на Нестория – или, по крайней мере, на идеи несторианства в том карикатурном виде, в каком они были представлены в Эфесе. Это исповедание веры в «Господа нашего Иисуса Христа», бывшего полностью Богом и полностью человеком:
…Совершенного в Божестве и совершенного в человечестве,
истинно Бога и истинно человека,
единосущного (homoousion) Отцу по Божеству
и того же единосущного (homoousion) нам по человечеству,
во всем подобного нам, кроме греха,
Рожденного прежде веков от Отца по Божеству…
Но что мы можем сказать о титуле Theotokos, Богородица? Не абсурдна ли сама идея Бога как малого ребенка? В словах «…Рожденного прежде веков от Отца по Божеству, а в последние дни ради нас и ради нашего спасения, от Марии Девы Богородицы – по человечеству (kata ten anthropoteta)…» – критически важную роль играет заключительная фраза. Вот что об этом пишет Филип Скэфф: «Мария была матерью не просто человеческой природы Иисуса из Назарета, но матерью богочеловеческого лица Иисуса Христа, хотя не его предвечного божества… матерью его воплощенной личности, Логоса, соединенного с человечеством» [334] .
334
Schaff, Creeds of Christendom, 2:62–63.