Воздух небесного Града

Один епископ выгнал его из своего училища со словами: «Да не живет посреде дому моего творяй гордыню». Я с этим епископом согласен.

Из всех потерь человеческих — какая самая горькая? Что самое главное из того, что обронил человек по дороге из Иерусалима в Иерихон? Себя самого потерял человек. Себя настоящего не знает и о себе настоящем не заботится. Григорий Саввич не уставал звать людей вернуться к себе «под кожу». «Все зло и несчастье, — говорит он, — родилось от пре- слушания сих Христовых слов: «Ищите прежде Царствия Божия...», «Возвратися в дом твой...», «Царствие Божие внутрь вас есть...». Голос его с каждой эпохой становится все актуальней. Смирения в людях скоро на грош не останется.

213

Все уверены, что должны быть счастливы, а где счастье живет — не знают. Оттого мечутся и умирают запыхавшись, с горькой обидой на весь мир и даже на Господа Бога.

Если счастье в чинах, то невозможно всем в одном чине родиться. Если — в Америке, или на Канарских островах, или в Соломоновом веке, то как всем в одном месте и в одном времени поместиться?

И вот сидит наш мудрец под грушкой, дует в дудочку и следит за облачком. А потом переводит на вас взгляд и сквозь столетия серьезным голосом произносит: «Не ищи счастья за морем, не проси его у человека, не странствуй по планетам, не волочись по дворцам, не ползай по шаре земном, не броди по Иерусалимам... Счастье ни от небес, ни от земли не зависит... Нужное есть только одно: единое на потребу... Что же есть единое? Бог. Вся тварь есть рухлядь, смесь, сволочь, лом, вздор, и плоть, и плетки... А то, что любезное и потребное, есть едино везде и всегда».

Сковорода весь — в Библии. Она ему — невеста, и сладкозвучная горлица, и Давидова арфа. Но плавает он по этому морю опасно, как

214

дерзкий юноша в шторм, за буйками. Еврейские мистики верили, что слава Божия заключена в буковках Торы, как в тюрьме, и пытались ее освободить. Сковорода тоже прочь бежит от буквального смысла, ищет сокровенного, ныряет в текст, как ловец за жемчугом. Но нет никого, кто нырнул бы за ним, если он на глубине замешкает. Сковорода — одиночка. Сковорода — не литургичен.

В церковь Григорий Саввич ходил. Наверняка молился искренне, и Апостол читал, и угадывал за завесой обрядов Небесный смысл и красоту будущего века. Но это не стержень его, а так—довесок. Слишком долго Литургия называлась обедней и стояла в одной шеренге с вечерней и утреней. О том, что она — Таинство таинств, писатели и философы, богословы и пастыри вдохновенно заговорят позже. Напишет «Записки о Божественной литургии» Гоголь, воскреснут в своем подлинном понимании святоотеческие тексты, чудотворно будет служить Иоанн Кронштадтский. Но это — позже. А пока «томимые духовной жаждою» пытаются эту жажду утолить побегом от мира на лоно природы или в тишь кабинета,

215

размышлениями, экстазом внезапного озарения, попытками проникнуть в мир чистых смыслов. Это индивидуалистический, западный путь. Сковорода хоть и украинец, но духовный свой путь совершал по европейским дорогам.

По части бегства от мира у Сковороды можно учиться. Можно вслед за ним весело петь: «Прочь думы многотрудны, города премного- людны», — но поспешно радоваться не стоит.

Мир — не единственный враг человека. Есть еще плоть и диавол. И есть какая-то натяжка в писаниях Григория Саввича, когда он говорит о блаженстве вдали от суеты. Это — упрощение, и блаженство одним бегством не покупается.

Есть еще плоть, «страстьми бесящаяся и яростию палимая». Сковорода знал внутреннюю муку, приносимую унынием и тоской. Но даже если вдали от мира смирить плоть и погрузиться в Слово Божие, третьего врага избежать не удастся.

Диавол преследует каждую душу, как ястреб голубя. Преследует особенно тех, кто взлетел высоко. Таких немного, поскольку

216

большинство людей не голуби, а курицы: крылья есть, но летать не могут.

Подвижникам лукавый является как жестокий и сильный борец. А с любителями поразмышлять перешептывается как незримый собеседник. Смешивая свой шепот с шелестом листвы, лукавому легче побеждать умников и незачем ввергать их в явные пороки. Ложных прозрений и тонкого яда, разлитого в мыслях, достаточно.

Приведу как пример выписку из одной статьи о Сковороде: «Учение о таинственной сопряженности добра со злом переходит у Сковороды в учение о том, что различие зла и добра за пределами мира опыта стирается. „Знаешь, — пишет он, — что есть змий, — знай, что он же и Бог есть“. Эта неожиданная формула, так напоминающая изречения древнего гностицизма, развивается у Сковороды в целую теорию. „Змий только тогда вреден, когда по земле ползет. Мы ползаем по земле, как младенцы, а за нами ползет змий“. Но если мы „вознесем его, тогда явится спасительная сила его“».

Вот и приехали.

217

Мир мысли — скользкая дорожка. Раз поскользнувшись и вскрикнув «а», нельзя потом не прокричать и всю до конца азбуку. Можно начать с игры на дудочке и с невинных погружений в мысли о вечном, а закончить тем, что окажешься не в Царстве Божием, а в Королевстве кривых зеркал.

О том, что грань добра и зла стирается, о том, что это — тайна для посвященных, действительно говорили гностики. И не зря с ними боролась Церковь. Один из еврейских лжемес- сий XVII века — Саббатай Цви — оставил после себя такое «благословение»: «Хвала Тебе, Господи, Который позволяет запретное». А его последователь Яков Франк спустя сто лет учил, что грешить похвально, ибо так сила зла преодолевается изнутри.

Удивительно, как люди разных традиций додумываются до схожих вещей.

Вернемся еще на минутку к Библии. Она для Сковороды — один из трех миров. «Суть три мира. Первый есть всеобщий и обитатель- ный, где все рожденное обитает. Сей составлен из бесчисленных миров и есть великий мир. Другие два суть частные и малые миры. Пер

218

вый — микрокосм, сиречь мирок, или человек. Второй мир символический, сиречь Библия...»

Отметим, что макрокосм — большой мир — для Сковороды совечен Богу (эллинская ересь или, что то же, —догматическая грязь).

Мир Библии для Григория Саввича — это мир мерцающий, колеблющийся, мир добра и зла, истины и лжи одновременно. Сковорода говорит: «Благородный и забавный есть обман и подлог, где находим под ложью истину, мудрость под буйством, а во плоти — Бога». «Библия есть ложь, и буйство Божие не в том, чтоб лжи нас поучала, но только во лжи напечатлела следы и пути, возводящие ползущий ум к превысшей истине». «Вся тварь, — говорит Сковорода, — есть поле следов Божиих. Во всех сих лживых терминах, или пределах, таится и является, лежит и восстает пресветлая истина...»

При всей погруженности Сковороды в мир религиозных идей, его даже коммунисты любили. Как можно не любить человека, избегавшего роскоши и говорившего, что «мой жребий с голяками». К тому же — монашество недолюбливал, об иерархии отзывался пренебрежительно. Любят его и националисты за то, что

219

любил свободу во времена «московского гнета». Сковорода вообще, как червонец, всем нравится. Но это не от большого ума. Так просто любят, как Шевченко, не читая.