Воздушная гавань
Шрифт:
— Да, но в процессе я предпочла бы не обратиться в кучку переломанных костей, — призналась Гвен.
Глаза Бенедикта блеснули весельем, и юноша откинулся на спинку стула, чтобы дать кузине робкий совет:
— А тебе, случайно, не приходило в голову поговорить с ним? Просто новизны ради?
— Он не выглядит как человек, спокойно реагирующий на угрозы.
— Плащ у него шикарный, — пробормотал мастер Ферус. — Такие не раздают кому ни попадя, верно?
Подняв брови, Бенедикт покосился на эфирреалиста.
— Я предлагал поговорить, а не кидаться на него с угрозами. Хотя, допускаю,
— Тебя послушать, я настоящее чудовище, — заметила Гвен.
— Только образованное, богатое и с хорошим чувством стиля, сестрица, — уточнил Бенедикт. — И настоящая красавица к тому же. Попробуй. Просто ради смеха. А если не сработает, мы еще успеем смолоть его в муку.
— Или, — задумчиво вставил мастер Ферус, — оказаться смолотыми самим, что также вполне вероятно.
Подойдя к их столу, олимпийский капитан с достаточной силой ударил по его крышке кулаком, чтобы вся посуда и прочая утварь полетели на пол.
— Убирайтесь вон из моей комнаты, — потребовал он.
Гвен не особо возражала против угроз и демонстрации силы. Бог свидетель, она и сама прибегала к подобным мерам за последние несколько дней. Угрозы ее не обрадовали, но и не слишком напугали. В конце концов, у нее на руке была боевая перчатка, — впрочем, отметила Гвен, как и у олимпийца.
— Очень жаль, что вам доставлены такие неудобства, сэр, — сказала Гвен, — но эта комната срочно потребовалась мне и моим спутникам. Вы премного нас обяжете, если поищете ночлега где-нибудь в другом месте.
Пристально разглядывавший Бенедикта мужчина в плаще бросил короткий взгляд на Гвен и вновь повернулся к боерожденному юноше:
— Она выступает за всех?
— В рамках этой беседы? Боюсь, что так, — ответил Бенедикт.
— Отлично, — фыркнул мужчина и развернулся к Гвен, чтобы нависнуть над ней. — Ты, значит. Ступай собери все ваши вещички и вынеси их вон из моей комнаты, девочка. Живо.
В тоне этого распоряжения Гвен расслышала непререкаемый авторитет, и это не пришлось ей по вкусу.
— Нам нужно представиться, — резко возразила она.
Это вынудило олимпийца на миг замереть.
— Что?
— Вы пока не назвали себя, сэр, — твердо проговорила Гвен. — А мне хотелось бы знать имя, прежде чем мы обменяемся еще хоть словом.
Мужчина в плаще выпрямился и, сощурив глаза, с горечью покачал головой.
— Чертовы альбионские проныры… — Явно сдерживая поток дальнейших ругательств, он сделал глубокий вдох и потом заговорил уже спокойнее: — Пайн. Коммодор Гораций Пайн, торговая компания «Полумесяц», Копье Олимпия. И чихать я хотел, кто такие вы трое. Эта комната забронирована для меня самого и моих капитанов, и мы только что пешком одолели милю по Поверхности, добираясь до этого чертова Копья, а по прибытии чуть не попали под огонь вашего доблестного, черт его возьми, флота. Я не намерен играть в ваши игры.
Гвен чинно кивнула.
— Меня зовут Гвендолин Ланкастер из дома Ланкастеров… да-да, прежде чем вы спросите, тех самых Ланкастеров… Тех, кто изготовил кристаллы, удерживающие, вероятнее всего, в полете ваши корабли, сэр… И, вполне сочувствуя вашему положению, боюсь, я все же вынуждена настаивать: эти комнаты останутся за нами.
— Чтобы вам и вашим дружкам удобнее было тут пьянствовать? — сплюнул Пайн. — Со мной раненые, которым нужны постель и врачебная забота, а этот треклятый хаббл битком забит по самую крышу. Убирайтесь из наших комнат сейчас же — или, клянусь обоими, Всевышним Богом и Долгим Путем, я брошу вас троих избитыми до полусмерти в каком-нибудь переулке и все равно займу комнаты со своими людьми.
— Готова поверить, что в Олимпии подобные жестокие выходки — дело
обычное, — сказала Гвен голосом звонким, как удар хлыста. — Но в Альбионе, сэр, принято уважать закон, и я буду рада защитить себя от подобных проявлений грубого насилия.Пайн опять сузил глаза и уронил, обращаясь к Бенедикту:
— Уверен, что ей стоило дать слово?
Бенедикт со вздохом склонился вперед, чтобы легонько ткнуться лбом в столешницу. И еще разок.
— Я ему даже не угрожала! — возмутилась Гвен.
От дальнейших пререканий с кузеном девушку отвлек громкий звон разбитого стекла. Оглянувшись, Гвен увидела, что кружка мастера Феруса выпала из вдруг ослабших пальцев старика. Губы эфирреалиста дернулись пару раз, а потом он содрогнулся всем телом и закрыл глаза.
Гвен обменялась с Бенедиктом встревоженными взглядами и подняла руку, призывая коммодора Пайна повременить.
— Мастер Ферус? — окликнула она старика, выждав пару секунд. — Мастер Ферус, вы хорошо себя чувствуете?
Ферус распахнул глаза, не спеша поднялся на ноги и ровным тоном заговорил:
— Сэр Бенедикт, окажите услугу, обнажите свою саблю. Мисс Ланкастер, подготовьте перчатку к стрельбе, будьте так добры… — Ухватив свой стул за спинку, он толкнул его к коммодору Пайну. — А это вам, сэр. Кажется, вы сочтете этот предмет весьма удобным в качестве орудия.
Пайн недоуменно заморгал.
— Что?
— Гвен! — выкрикнул Бенедикт, вскочил и выхватил саблю из ножен, не прекращая крутить головой, оглядываясь по сторонам.
Нервно сглотнув, Гвен положилась на интуицию и, встав, прижалась спиной к спине Бенедикта, после чего взяла наизготовку перчатку, боевой кристалл которой уже ожил и начинал светиться.
В этот момент двери постоялого двора «Черная лошадь с треском распахнулись, и общий зал заполнил неслыханно пронзительный, щелкающий свист.
Глава 37
Створки дверей «Черной лошади» врезались в обрамлявшие их стены, и внутрь протиснулось существо, которое только Поверхность и могла породить.
Отливающее кожистым блеском, оно было огромным — вдвое или даже втрое массивнее самого крупного человека, какого только видела Гвен, — но каким-то образом ему удалось ужаться и вломиться в двери, не замедляя бег. Сегментированное тело чудовища напоминало паучье, только с четырьмя секциями вместо двух. Гротескно вытянутое, оно было прикрыто сверху чем-то вроде темно-серого панциря, защищавшего спину зверя сеткой гибких, сочлененных между собой пластин. Для паука у него было к тому же слишком много ног; крепкие и массивные у основания, они были покрыты пучками каких-то шипов или, быть может, жестких и острых с виду волос.
«На редкость уродливая башка», — подумалось Гвен. Широкая и плоская, голова существа отчасти была прикрыта выступами брони; по обе стороны россыпь блестящих глаз-бусин, а в центре — тяжелые челюсти, подвешенные на выпуклых мощных мускулах, протянутых вдоль черепа.
Вбежав, зверь захлопнул за собой двери «Черной лошади», после чего, суча задними ногами, размазал по ним клубок некоей вязкой серой субстанции.
— Шелкопряд! — возопил кто-то.
В общем зале началась паника. Посетители с криками повскакивали с мест, некоторые бросились к лестнице, ведшей к номерам наверху. Большинство бежало к противоположной двери или в кухню. Лишь немногие остались, чтобы выхватить из ножен мечи или сабли. Кое-кто поднял перед собой боевые перчатки.