Воздушный казак Вердена

Я читал эту книгу с огромным интересом, вот только горевал, что в главе о боях за Казань не было имени Акашева. Кто же позволит вспоминать «врага народа». Оказалось, позволили — в самом конце главы названы те, кто «мешал» (!) успехам боев: «В штабе, как потом выяснилось, засели анархисты Акашев и Лебедев…»

Бедный Павлов, он не только не мог сказать правды, но и не предвидел своей собственной судьбы. 1936 год стал для комкора последним…

А как же распорядился своей жизнью русский ас Казаков?..

На севере страны, захваченном английскими интервентами, создан Славянско-британский авиационный отряд. Среди русских летчиков, не пожелавших остаться с народом, полковник Казаков. Ему и еще четверым офицерам присвоены звания лейтенантов английской армии, остальные зачислены рядовыми. Издерганные, обозленные, потерявшие былой блеск и уважение, некогда гордые авиаторы превратились в обычных наемников.

Казаков и Модрах вспоминали как-то свою Гатчинскую школу, инструктора, называвшего их «рыцарями неба».

— А теперь мы псы-рыцари, — горько отозвался Казаков.

В избушке, где помещалась отрядная столовая, сразу стало тихо. За окном своя, русская земля, но развевается над аэродромом чужой пестрый английский флаг. Кого и что они защищают здесь?

Погибли капитан Свешников, поручик Абрамов, Кравец… Пополнение ждать неоткуда, летать стали мало и редко.

Все чаще появляются самолеты с красными звездами. На них вчерашние боевые соратники. Может быть, в этот вечер задумался Казаков — не ошибся ли он в выборе?

Недовольное бездействием авиации высшее командование назначило нового начальника авиационных сил Северного союзного фронта — английского полковника Вандеррспая. Его первое появление на аэродроме в Березнике описано очевидцем-авиатором с беспощадной откровенностью. Было это в апреле 1919 года.

«Вытянутые в линию аэропланы покачивались на сильном ветру. Английские летчики с прижатыми под локоть стеками выстроились в одну шеренгу, за ними стояли нижние чины английской армии — русские летчики.

Приняв рапорт, полковник Вандеррспай приказал быть готовыми к вылету.

Летчики переглянулись. Ветер рвал фуражки, низкие тучи ходили, казалось, задевая шапки высоких елей.

— На наших аэропланах в такой ветер лететь рискованно, — заметил один из русских офицеров, сопровождавших Вандеррспая.

— Когда английскому летчику приказывают, он летит, — ответил Вандеррспай. — Чья очередь? — обратился он к дежурному по аэродрому.

— Летчик Крапинов и мичман Смирнов.

— В воздух! Обследовать неприятельский аэродром!

Завыл мотор, меняя свой тон в зависимости от направления и силы ветра. Качаясь, аэроплан поднялся и ушел ввысь… Сильный ветер настолько уменьшил скорость полета, что аэроплан казался стоящим в воздухе.

Промучившись более получаса, Крапинов вернулся на аэродром и доложил, что атмосферные условия не позволяют выполнить задание.

— Английские летчики считаются только с приказами своего начальства, — сухо ответил Вандеррспай. Крапинов щелкнул каблуками, резким движением отдал честь и пошел к своему аэроплану. Поднялся аэроплан и сразу, подбитый сбоку сильным порывом ветра, накренился и грохнулся оземь… Бросились к месту катастрофы и вытащили из-под обломков два трупа — Крапинова и Смирнова.

— Следующий, — командует Вандеррспай.

— Поручик Слюсаренко, — вызывает дежурный.

Поручик Слюсаренко поднялся, но через четверть часа, покачиваясь, ныряя, с большим трудом спустился на аэродром и через переводчика доложил полковнику:

— Летать невозможно, я не полечу.

— Английские летчики, — начал было он, но не закончил фразы и крикнул: — Следующий!

— Поручик Байдак! — с дрожью в голосе закричал дежурный по аэродрому.

Не прошло и двадцати минут, как самолет Байдака, бросаемый во все стороны, начал спускаться. У самой земли при посадке очередной шквал свалил его на крыло… Послышался резкий треск ломающихся крыльев…

Подбежавшие тут же механики, солдаты, летчики увидели возле разбитого самолета Байдака. Лицо и руки его были залиты кровью, вместо губ — кровавое месиво с розовыми пузырьками. «Смотр» был закончен.

Два разбитых аэроплана, сложенных в виде бесформенной массы, да две свежие могилы на сельском кладбище, украшенные крест-накрест скрепленными воздушными винтами, — все, что осталось от первого знакомства русских летчиков с полковником Вандеррспаем…»

Ни английский орден, ни майорское звание не могли стереть в памяти Казакова этот черный день. Красная Армия уверенно продвигалась вперед, освобождая от интервентов родные пределы. Англичане бесславно бежали.

Новый командующий авиацией Карр предложил Казакову службу в Королевских военно-воздушных силах и пригласил вместе с ним отбыть в Лондон. Казаков не раздумывая отказался покинуть Россию. После этого разговора летчик весь вечер не показывался на людях. О чем думал он в своем опостылевшем барачном закутке с голыми закопченными стенами?.. О своих боевых товарищах по прославленному отряду, которые пошли за ним к англичанам и тут погибли? За что погибли, во имя чего?.. Думал о родной земле, с которой их гонят такие же русские люди, только их больше — с ними Россия, выходит, и правда с ними?.. А с кем он тут воевал? На аэродроме в Верхней Тойме стоял 18-й авиаотряд красных, которым командовал полный георгиевский кавалер, поручик Слепян — человек огромного мужества. Да разве мало офицеров сражалось в рядах Красной Армии, а генералов? Сам Брусилов верой и правдой служит большевикам. Большевикам? Новой России, родине служит… Горькие, ох горькие раздумья…

Мысленно Казаков возвращался к разговору с английским командующим: ему, русскому человеку, как наемнику предлагали убежище в Лондоне, конечно, убежище, спасение от неминуемой расплаты… А ведь он заслужил кару… Выходит, потеряна солдатская честь, которой он дорожил больше всего на свете, и родина потеряна?..

Возможно, что так приходило к Казакову запоздалое, беспощадное прозрение… Не о том ли свидетельствует летописец, запечатлевший день 1 августа 1919 года: «Капитан Модрах в последний раз пожал Казакову руку и пошел на пристань, чтобы уехать в Архангельск и оттуда пробраться в устье Енисея к Колчаку.

— Я провожу вас на «сопвиче», — сказал Казаков и направился к своему ангару. В ангаре возился у самолета механик.

— Опять обновка? — спросил Казаков, заметив на механике новую кожаную куртку.

— Чужая, англичане подарили перед отъездом…

— Да… — задумался вдруг Казаков, — все здесь чужое. Аэропланы. Ангары… Даже форма на мне… Только вот земля еще наша… Выводи! — сказал он и пошел медленно по аэродрому. По дороге нагнулся, поднял стебелек травы и, кусая его, опустил голову, зашагал еще медленнее, о чем-то напряженно думая, и очнулся только тогда, когда увидел перед собой самолет…