Воздушный замок Нострадамуса
Шрифт:
– Какая разница, Софья, теперь уже неважно! – влезла в разговор смущенная Клара.
Девушка поняла, что именно негритянка распространила про нее невероятные слухи, превратив в мифический образ, легендарную личность, едва ли не святую мученицу.
Оттащив Софью в угол, Клара зашептала ей на ухо:
– Ну да, я им это сказала, кто же еще! Сболтнула лишнего, ты хоть и не прынцесса, так у тебя бабка – княгиня, и пусть не три поместья, а одна вилла где-то в Европе, и то тебе не принадлежащая, но ведь ты для многих несчастных здесь – персонифицированная надежда! В этой тюрьме столько заключенных умирало
– Я не сдаюсь... – эхом повторила за Кларой Софья и отчего-то вспомнила Эстеллу фон Лаутербах, Себастьяна Хоупа, комиссара Варгоса вкупе с его полковником Раулем Бартарьегой. Клара права: она не сдается!
– Ну, преувеличила я немного, – покаялась Клара, – там приврала, сям нафантазировала... А когда по тюрьме пошли слухи, то каждый добавлял что-то от себя. Ты не нужна несчастным заключенным такая, какая ты есть, из плоти и крови, им требуется защитница в золотых доспехах на огненной колеснице!
– И они выбрали на эту роль меня? – ужаснулась Софья. – Клара, что ты наделала!
Негритянка, сама истово веря в то, что говорит, вцепилась Софье в руку и закричала:
– Ты – сильная, ты – сильнее всех нас, вместе взятых!
– Неправда, – попыталась отмахнуться Софья, – я едва не умерла...
– Вот именно – едва! Учти, если скажешь им, что ты не можешь помочь, то все останется, как раньше. Ворота в другую жизнь, где все немного лучше, где пусть чуть-чуть, но сытнее и добрее, эти ворота, приоткрытые тобой, по твоей же воле захлопнутся, и эти дуры останутся наедине со своими кошмарами!
Страстный монолог сокамерницы возымел свое действие. Вернувшись к покорно ждавшим ее посетительницам, Софья спросила:
– Вы знаете имена этих подонков?
– О да, сеньора! – с готовностью ответила одна из женщин. – Их всего четверо, главный у них муженек Виолетты. Остальные охранники, хоть, бывает, и наорут или поставят фингал, под юбку не лезут. А эти выбирают себе жертву, грозят, что застрелят, если будет сопротивляться, и... и...
Женщина зарыдала. Софья прижала ее к груди и поняла, что, сама того не желая, обречена на одно – помочь несчастным!
– Меня они насиловали по очереди вчетвером всю ночь, – произнесла одна заключенная.
– А мне сломали челюсть, когда я пыталась от них убежать, – добавила вторая.
– Меня они засунули головой в унитаз и заставили оттуда лакать – просто так, ради смеха...
– Я от кого-то из этих нелюдей забеременела, и когда они узнали об этом, явились ночью в камеру, избивали ногами до тех пор, пока я не потеряла сознание. У меня случился выкидыш, и в лазарете мне вырезали матку. Детей у меня больше никогда не будет...
– А Стеллиту, еще ребенка – ей всего шестнадцать было, она сдуру в тюрьму попала! – они убили. Кто-то из них затянул у нее на шее петлю, и девчонка задохнулась. Стеллита умирала, а они продолжали ее насиловать...
Софья закрыла лицо руками. Слова, страшные, безжалостные, сводящие с ума, сыпались на нее со всех сторон. Клара права – каждая из женщин прошла через все круги ада, и если она откажется помочь им, то предаст не только их, но и в первую очередь себя.
Записав имена охранников, Софья посоветовалась с Кларой.
Негритянка
пыхтела от гнева:– Этих поганцев надо раздеть и их причиндалы мужские кипящим маслом облить!
– Стремясь покарать зло, нельзя прибегать к средствам, которые бы поставили нас на одну доску с преступниками, – возразила Софья неуверенно, но довольно.
Клара фыркнула:
– Прынцесса, а ты-то сама веришь в то, что говоришь с таким напыщенным видом? Если всех мерзавцев только по закону наказывать, то никогда результата не добьешься! Они сумеют вывернуться, откупиться, отовраться. Подумай о тех, кто тебя отправил сюда, – ты гниешь в тюрьме, а они наслаждаются жизнью на те миллионы, что выручили от продажи побрякушек. Окажись кто-либо в твоей власти, ты что, в суд его или ее потащила бы, стала читать проповеди о плохом поведении и призывать к покаянию?
Софья задумалась. О, если бы она на пять минут оказалась наедине с Эстеллой! Или с Себастьяном, в которого так безрассудно влюбилась. Она бы... она бы... Что бы сделала она? Убила бы их? Или заставила написать признание?
На ту же тему она беседовала и с Розой. Пламенная революционерка была полностью солидарна с Кларой – зло нужно карать, а несправедливость должна быть устранена, пускай и при помощи противозаконных средств.
– А как же религия? – задала вопрос Софья.
Она, современная молодая женщина, раньше не задумывалась о том, есть ли жизнь после смерти и придется ли отвечать за грехи на Страшном суде. Но сейчас...
– Религия, как известно, опиум для народа, – отчеканила Роза, знавшая наизусть труды революционеров. – И вообще, зачем думать о том, что ждет тебя на том свете, если и на этом может быть совсем даже неплохо?
– Кто так сказал? – улыбнулась Софья. – Наверняка Вольтер, Фейербах или Бакунин.
– Земляк твоей бабки, Лев Толстой, – заявила Роза. – Не стоит говорить в данном случае о мести, ведь то, о чем тебя просят бедные женщины, – возмездие. Если обратиться к директору тюрьмы, слабовольному ханже сеньору Вилгону, то он, конечно, пообещает наказать виновных, но и пальцем для этого не пошевелит. Он ведь прекрасно знал, что происходит в тюрьме, но был, видите ли, выше подобных мерзостей!
– Письмо в министерство тоже ничего не изменит, – задумалась Софья. – Не так-то легко бороться с несправедливостью, находясь в тюрьме.
– Нелегко, – подтвердила Роза, – но когда-то начинать надо! Я с большим удовольствием помогу тебе избавиться от всяких сволочей. И вот что я думаю по этому поводу...
Два дня спустя, под вечер, Клара подошла к одному из охранников и, состроив глазки, глупым тоном спросила:
– Сеньор, вы не хотели бы составить мне компанию?
Охранник облизнулся, но ответил:
– Да ты старая больно и жирная. Хотя мои друзья таких, как ты, любят.
– А у меня и подружки имеются! – ответила Клара и призывно покрутила бедрами. – На всех хватит!
Через двадцать минут, когда окончательно стемнело, четыре охранника подошли к сапожной мастерской – Клара назначила им рандеву именно там.
– Что, сама и предложила? – недоверчиво переспрашивал один.
– Да, сама и предложила, – подтвердил его товарищ. – Наверное, думает, что мы ей денег дадим.