Вождь. «Мы пойдем другим путем!»
Шрифт:
Хотя работы, для появления такого узла, предстояло еще изрядное количество. Но Владимир не роптал и не переживал, прекрасно понимая, что инвестиции в инфраструктуру, не приносят быстрых прибылей. Но только они позволяют разогреть и всемерно ускорить развитие реального сектора экономики. И чем продолжительней строительство, тем лучше.
Судостроительный и военный комбинаты в Выборге, металлургический комбинат в Москве, химический комбинат в Шлиссельбурге, механический и нефтеперерабатывающий комбинаты в Нижнем Новгороде. Вот только малая часть наиболее крупных предприятий, которые с нуля создал Владимир. Кроме них были и другие, менее масштабные и комплексные объекты. Тут и две фабрики по выпуску печатных машинок, и шарикоподшипниковый завод, и фабрика арифмометров, и пять бумажных фабрик,
Финансово-промышленная Империя Ульянова-Юсупова стремительно набирала обороты. Раздуваясь на глазах. Отчасти благодаря чудовищным финансовым вливаниям, отчасти — новейшим технологиям, которые активно заимствовались из далекого будущего. К примеру, металлургический комбинат в Москве — был единственным в мире предприятием, которое получало свою продукцию исключительно методами электрометаллургии. Да такого качества, что никто сравниться не мог. Ради такого дела — в рамках металлургического комплекса была построена ТЭЦ, работающая на угле. И, само собой, просто так построить электростанцию Владимир не мог. Ну, в рамках имеющихся привычек и технологий конца XIX века, поэтому оснастил ее дробилками, размельчающими каменный уголь в пыль, которую в топки и вдували. Что в свою очередь серьезно подняло КПД и решительно уменьшило количество потребных кочегаров. А так как это было не ТЭС, а ТЭЦ, то горячую воду пускали не на повышение КПД, а для отопления помещений завода и жилых домов персонала, что давало, фактически, прецедент первого в мире центральное отопление. И надо отметить — эта электростанция была не первой и не единственной у Ульянова. Хотя оценить подобную деталь не могли — комбинат работал только в интересах корпорации…. Но Владимир работал не только над созданием современной, передовой промышленности России…
— Вчера получила письмо от Марии Федоровны, — недовольно поморщив носик, произнесла Зинаида Николаевна.
— По поводу реформы?
— Да. Она пишет, что ее предварительные беседы с членами Государственного совета оказались не утешительны. Они против введения новой гражданской грамматики.
— Понятно, — кивнул Владимир. — Напиши ей, что если на то будет монаршее соизволение, то мы начнем издание книг и журналов с новой грамматикой в частном порядке. Неофициально.
— Ты считаешь, что нам нужно так поступать? Ведь общественное мнение взорвется. Сам же знаешь. Эта интеллигенция будет с ослиным упрямством держаться за символы своей избранности — единственное, что их выделяет из так ненавидимой ими «толпы». И ради сохранения своей священной коровы они поддержат любую глупость. Иначе перестанут чувствовать себя здоровыми и полноценными.
— Я понимаю. Но и мы схитрим. Назовем эту грамматику, ну, например, телеграфной. Для тех, кто спешит жить. Молодежи должно понравиться. Никто открыто покушаться на их яти и прочие атавизмы не станет. Но, учитывая, СКОЛЬКО мы уже подготовили книг к изданию в новой грамматике, да по каким предметам и темам, то их широкое распространение и фактическое внедрение станет лишь вопросом ценовой политики.
— А мы ее проведем очень умерено.
— Верно, — кивнул Владимир. — Кроме того, я планирую через наши журналы начать проводить конкурсы, используя в качестве подарков — справочники. Например, Большую Имперскую Энциклопедию.
— Ты представляешь, какой начнется вой? Ведь мы завалим рынок новыми книгами, буквально выдавив оттуда всех конкурентов.
— А что такого? — Пожал плечами Владимир. — Никто не мешает им издавать книги и газеты в старой грамматике. Не могут? Не хотят? Их проблемы. Другой вопрос, что они просто не смогут со мной конкурировать, даже если пожелают. Но тут разве наша вина?
— Нет, конечно, но они будут верещать о том, что ты поступаешь неблагородно…
— И кто их услышит? — Улыбнулся Вова. — Газеты мы потихоньку выкупаем. Уже шестьдесят процентов российского рынка средств массовой дезинформации держим, ну и до десяти процентов Европейского. Качество их работы после нашего прихода радикально выросло. А те, что мы не трогали, чтобы удержаться на плаву, стараются мне подражать и оппонировать.
Мы задаем индустриальный стандарт. Ну, напишет кто статью о ложном патриотизме? И что с того? Вот все бросятся размещать ее на первую полосу? Кому это надо? Где в этом сенсация? Где будоражащая кровь деталь? А если кто и напишет, то туда ему и дорога. Уныло.— Думаешь, что не решатся?
— Все издания, как правило, находятся в руках неглупых людей, которые прекрасно представляют сложившуюся конъюнктуру рынка. Они, конечно, могут попытаться пойти на поводу у этих любителей мракобесия, но каков будет итог? Просто потеряют читателей. Россию в наши дни нужно по-другому обливать помоями. Дескать, ретрограды. И все такое. А я — наоборот — герой номер один в иностранных газетах. Да и у нас. Понимаешь, какая тенденция? И людям это нравится. Вон — плакаты с моим изображением уже неплохо продаются, как и календари, почтовые открытки и прочее. Мы успешно продвигаем культ имени меня в массы. Люди ждут от меня рывка в будущее, новинок и прочего подобного.
— Кажется, я поняла, — загадочно улыбнулась Зинаида. — Издательства очень сильно увеличили тиражи на волне противостояния между тобой и Адмиралтейством. А каждое твое столкновение с властью обыгрывают как борьбу праведного борца за благополучие людей и Империю с замшелыми ретроградами и бездельниками, а то и ворами….
— Вот!
— А значит те, кто станут выступать против нашей реформы…
— Окажутся теми, кого газеты и журналы так усердно смешивают с грязью, — расплылся в довольной улыбке Владимир. — Я им выгоден в этой роли до тех пор, пока остаюсь в оппозиции. Искусственной оппозиции. И то, что меня привечает Император, ничего не значит. Разве что ему очков добавляет в глазах народа. Дескать, князь и Император против армии чиновников. Поверь — если они попробуют писать что-то против меня, их смешают с такой грязью, что не пересказать.
— Сами себе злобные буратины?
— Ты совершенно верно поняла идиому, — кивнул Владимир. — Именно так. И я буду очень рад, если они выставят себя в не лучшем свете.
— А что будем делать мы?
— Полностью игнорировать эту их возню. И издавать, издавать, издавать. В каждую крестьянскую и рабочую семью должны попасть книги. Наши книги. Как минимум букварь, какая-нибудь хрестоматия и учебник арифметики. Рано или поздно это приведет к тому, что мы добьемся официального признания уже свершившегося факта от Государственного совета.
— Крестьяне … и как ты предлагаешь им вручить эти книги? Они ведь голодают. Денег нет совершенно.
— А ты думаешь, у испанцев были деньги на эти два броненосца? Схема проста и предельно ясна. Создаем фонд, который начинает собирать пожертвования на борьбу с безграмотностью, а потом просто развозит эти книги по домам. Обрабатывая уезд за уездом. Бесплатно. В подарок. А учредители Императорская чета и мы….
Часть 5 — Свободу Анджеле Дэвис!
— Всем оставаться на местах! Это ограбление!
— Ты что охренел, какое ограбление?
— Пардон, это погром!
к/ф «Ширли-Мырли»
Глава 1
15 февраля 1898 года. Испанская Империя. Куба. Гавана
Андрей Иванович Сидоренко стоял на чердаке одного старого, ничем не примечательного особняка и неспешно пыхал вкусной, ароматной сигарой. Когда еще такой случай представится? А рядом ждал своего часа кинематографический аппаратик. Да-с. Такие виды не каждый день случаются. Впрочем, Сидоренко был не одинок — тем же самым занималось еще семь наблюдателей с прочих ракурсов. У этого аналога «11 сентября» нельзя было упускать даже мельчайших подробностей.
Но вот от корабля отвалила шлюпка с последней партией офицеров, оставив на борту только негров и несколько провинившихся бледнолицых матросов.
И тишина.
— Двадцать один час десять минут, — тихо сам себе буркнул Сидоренко и, тяжело вздохнув, пошел проверять аппаратуру. Минут через десять ее нужно было включать. А то — мало-ли кто чего.
За это возней он и не заметил, как пролетело время.
Пискнул будильник.
Он запустил съемку, а сам уселся удобней в кресло с хорошим видом — ждать начала шоу.