Вожделение бездны
Шрифт:
Помолчав, она поглядела на небритого, задёрганного Кутузова и сказала:
– С современным мужчиной невозможно поговорить о любви. Можно поговорить о любви к нему, а вообще, просто о любви, - нет.
– Как вы думаете, почему так получилось?
– озадачился Кутузов, с которым давно никто не говорил ни о какой любви. Он сам справлялся с любовью к себе.
– Думаю, это уродства глобальной цивилизации. Рудименты мужественности сохранились осколочно…
– А подробнее?
– Да ну вас, ещё расстроитесь! А у вас и без цивилизации с утра не сахарно.
– Пожалуйста, откройте мне
– Ладно, - согласилась девушка.
– Нам, правда, осталось полкилометра, но я успею.
Внимайте. Мужчина-воин собирается на войну. Предположим, во времена монгольского нашествия. Он что, бросается к её губам, тискает за все места и жарко
приговаривает "Жди меня!", обещает любить вечно, а жена в ответ валяется в ногах и тоже вопит про любовь? Никогда. Я просто уверена, что древние воины, которые не кнопки нажимали, а вели телесную, контактную войну, с оружием в руках в
прямом смысле, они вряд ли нуждались в охах и ахах. Жена так встречала его после
битвы, что ему не требовались доказательства любви, поскольку любовь сотворялась деятельно. А у нас теперь - вон плакатик висит: холёная дамочка с протянутой рукой говорит кому-то: "Любишь? Докажи!" И это, между прочим, реклама ювелирных
изделий. За что она требует у него золота? Что она продаёт? Любовь? А что это? А это, уважаемый профессор, именно то, что он в силах понять. Ну подумайте сами: ведь не будешь провожать мужа утром в офис, как на войну, ботинки ему чистить
словно латы. Он ведь куда идёт? Перед шефом прогибаться, обедать по часам, по-английски болтать, и всё это - путь к успеху! Смех, а не успех! И тем более - не путь! И
жена это знает, и все её внутренности просто трясутся от потаённого хохота. Всё, приехали, - закруглила она неожиданно.
Профессор заслушался и почти забыл горе. Он готов был послушать ещё, но какими словами говорят это молодым девушкам? Она, к счастью, была умница.
– Вы туда надолго?
– догадавшись, спросила водительница.
– Меня зовут Аня. Возьмите визитку. Если понадоблюсь, позвоните, я всё равно по городу кручусь. Может, нам и обратно по дороге.
Оставшись на тротуаре в полном и звенящем одиночестве, Кутузов с отчаянным взрывом чувства вспомнил о своей беде, но теперь что-то смягчало ход ржавого надфиля по сердцу. Конечно, девушка, но и ещё что-то. Конечно, её необычные, неожиданные речи, - но и ещё что-то. Конечно, не следует придавать значения случайностям.
Глава 11
Главный редактор сказал мне, что группа слушателей радио написала на меня хозяину. Основа трепетно здоровая - улучшение работы любимой радиостанции. Требования пока самые простые, очевидные: обратить внимание на мою подрывную деятельность, особенно в последние полгода.
В нашем коллективе всегда готовы к осенне-весенним обострениям у группы бдительных граждан, готовых покарать. Страна, пережившая кухаркино счастье, впитавшая лексику бдительности,
одёргивания и проработок, не могла ж она сразу выздороветь. Кадры-то живы, хотят решать. Мы всей редакцией читаем это межсезоньё по кругу, подмечая особо тонкие мысли, находки, пожелания. Например, открыли определение "обокуджавевшая". Это ругательство.На сей раз - март уже в зените, пора!
– прислали, как всегда, но за одним царапающим исключением: донос был подписан группой "представителей православной
общественности". Меня уличали в двуличии: днём на "Патриоте", а по ночам-де веду неприличные шоу в эротических клубах. Хуже того, подрабатываю в жёлтой прессе, пописывая крайне безнравственные рассказики.
Мы посмотрели друг на друга - главный и я. Семь лет назад мы вместе с грохотом прошли через увольнение с другой радиостанции, "Совесть", за несоответствие
коммунистическим идеалам и выраженную религиозность. Пикантность прошлого сюжета была в том, что не соответствовали мы в 1999 году, когда коммунистические парадигмы давно уж перешли в частные руки, офакультативились наряду со множеством иных парадигм, идеологий, программ и движений. Некое красное лицо внезапно купило "Совесть", объявило себя самым чистым коммунистом и в конце
концов, представив пачку писем от "представителей слушательской общественности", выселило нас без выходного пособия за ворота.
Сказано Пушкиным: шли годы. На некоммунистическом радио "Патриот", под владычеством абсолютно другого спонсора, приглашённого на власть за его
богобоязненное поведение, мы вновь попадаем на те же поразительные гвозди. Чуден и Днепр, и Москва, и вообще человек. Приняв решение не морочиться по этому вопросу, мы пошли чай пить.
Душа ныла: стиль доносов от новых "представителей" полностью совпадал со стилем старых, прокоммунистических. Мне захотелось уволиться немедленно, но главный сказал, чтобы я не сходила с ума и занялась чем-нибудь полезным. Чудесный он человек. Знает, что будет, но чаю завсегда выпьет.
Смотрю в окно: новостройки. Серые крыши мокро сияют сталью. Эти дома простоят десятилетия, обретут и утратят сотни жильцов, и наступит утро, когда у меня не
будет возможности посмотреть на влажные от весеннего дождя крыши: "представители православной общественности" хотят моего исчезновения. Интересно, как они это себе представляют? Я, с протянутой рукой, христарадничаю на паперти и каюсь перед прохожими, что работала на радио? На груди картонка со справками, что не
вела ночных шоу, не писала в жёлтую прессу. Или "представители" видят меня сразу и непосредственно в могиле? А дочь в приюте. Безутешного вдовца сами будут утешать? По очереди?
Мне вправду интересно: как устроена фантазия у писателя доноса? Он предвидит
повороты сюжета, запускаемого им по инстанции? Он заморачивается глупостями типа развитие, композиция, кульминация? А может, ему просто нравится медленно, степенно выкладывать буквы на бумагу? Пазлы собирает? Не в те обидно забытые
школьные вирши его, безусловно, писанные и никогда никому не нужные, а в символы власти, таинственно связанные с недосягаемым и неприятно живым человеком.
Он, видимо, шевелит сухими от страсти губами, проговаривая имя жертвы, а рука