Возлюби врага своего
Шрифт:
Описать весь кошмар и ужас блокады я вряд ли смогу, так как ни в одном языке нет таких слов, чтобы выразить страх и страдания, которые пришлось пережить не только нашим солдатам, но и русским. Я в течение двух лет беспрерывной войны научился уважать своего противника и даже гордился тем, что имею дело с настоящими войнами.
Каждый день на протяжении последних месяцев на город обрушались сотни тонн бомб, снарядов и свинца, неоднократно перепахивая то, что было давно уже разбито, разгромлено и дано перепахано. В подобной обстановке было выжить фактически невозможно, и с каждым днем наступление «Иванов» учащались и ожесточались. Ценой огромных потерь большевики старались вернуть свой город. Наши же войска, наоборот, ценой огромных усилий старались в полнейшем кольце этот город удержать. Нам было страшно. Да, действительно тогда было страшно
Первый рейд
Вечером 6 февраля 1942 года полковник Зинцингер вызвал Крамера к себе на КП. Он в течение часа проводил совещание офицеров нашего полка, на котором довел приказ командующего армии «Центр» и поручил разведке достать языка из числа офицеров противника.
— Господин обер-лейтенант, согласно данных севернее города русские сосредоточили большие силы четвертой армии генерала Курасова, которая уже в ближайшее время перейдет в наступление. Приказываю вашему разведывательному подразделению выйти на рубеж соприкосновения с противником и перейти линию фронта в районе Верфьштрассе*, для пленения языка из числа русских офицеров.
— Есть, господин полковник, разрешите идти? Хайль Гитлер! — сказал Крамер и щелкнул каблуками.
— Давай, сынок, нам сейчас как никогда нужна удача, да поможет вам Бог. Ты один можешь спасти сотни жизней наших солдат, если достанешь нам хорошего матерого комиссара.
Крамер, поднимая клубы пара, ввалился в подвал и с ходу, словно штабс-фельдфебель просвистел в свой свисток, объявляя подъем всем разведчикам.
— Так, господа разведчики, сегодня ночью нам предстоит перейти линию фронта и в течение 48 часов добыть русского языка. Прошу отметить в ваших ржавых мозгах, что это приказ фельдмаршала фон Бока, а не моя прихоть. Через три часа все должны быть готовы, форма одежды трофейная. Сегодня ночью, когда «Иваны» будут штурмовать наши окопы в районе Верфьштрассе, мы в этой суматохе должны попасть в тыл противника. В районе деревни Ястребы мы затаимся до самого начала проведения акции. Оружие трофейное! Так, Уве, тебе поручается подготовка Кристиана к операции. Это его дебют и у меня есть желания, чтобы он вернулся с этой операции. Я потом спрошу с тебя, солдат, ты меня понял? Бегемот!? Ульрих, Вильгельм, вас касается особо, мне не нужны сюрпризы, как в прошлый раз, чтобы Ганс не жег зря патроны, все нужно сделать тихо и вернуться в полном составе. Всем готовиться, на сборы я даю три часа, проверять буду сам.
Самое интересное, что сборы в тыл противника всегда имели определенный ритуал, и никто никогда не нарушал его, так как от четкого соблюдения правил зависела удача нашей вылазки, и Крамер всегда сам проверял полную готовность.
После трехчасовых сборов в церковном подвале собралась вся полковая разведка. Товарищи мои стояли в шеренге и совсем не отличались от «Иванов» — те же изможденные лица, та же форма, полушубки, валенки и белые маскхалаты, которые должны были скрыть наш эскадрон в тылу большевиков. Если бы не приказ полковника по гарнизону о разведывательной операции, нас незамедлительно расстрелял ближайший арьергард, перепутав с разведкой противника.
Мне как самому молодому досталась форма убитого русского лейтенанта, и я впервые, облачившись в русскую униформу, был готов как морально, так и физически. Двое суток хорошего отдыха и калорийное питание поставили меня на ноги, и уже к началу операции я чувствовал себя как стайер, в предвкушении долгожданной олимпийской победы.
Разведчики, сидевшие в подвале, засмеялись, видя, что толстяк перешел на свою излюбленную волну. Он, закурив свою трубку, стал расхаживать по подвалу корча из себя русского Сталина. При этом делал это так артистично, что мы все покатывались от смеха.
— Кристиан, ты совсем как большевик, если бы ты еще знал русский, тебе бы цены не было! Мы бы с тобой по русским бабам прошлись! — сказал Уве, демонстративно почесывая пах.
— Я постараюсь выучить, мне только хороший учитель нужен, а лучше учительницу помоложе, лет бы так семнадцати, — сказал я, словно предчувствуя, что совсем скоро нелегкая судьба солдата сведет меня с простой русской девушкой, которая ценой своей жизни спасет меня, и я смогу вернуться домой совсем в новую Германию. В ту Германию, которая появится на карте
истории только после войны.— Я тебе найду какую-нибудь в ближайшей деревне, вот она тебя всему и научит. Будешь с ней на камасутре общаться, все бабы любят этот чудесный язык, — сказал Уве, и вновь все засмеялись.
— Уве, а как же приказ самого фюрера, чтобы никаких сношений со славянами, ты его игнорируешь!? — спросил я, намекая на последствия.
Толстяк засмеялся и достойно ответил, да так громко, чтобы дошло до всех.
— Тебе, Кристиан, зачем вермахт выдает презервативы? Для того, чтобы ты их на своё оружие напяливал, чтоб песок не попал!? Нет солдат, презервативы тебе даются, чтобы ты мог любить жен своих врагов. После того, как у них вырастут рога, они просто не смогут носить каски.
В подвале грянул гром смеха, и чувствовалось, что мы еще не совсем потеряли боевой дух, раз проскакивали такие заковыристые шуточки.
Время подходило к вылазке, но так не хотелось покидать теплый подвал. Радовало одно, что мороз немного начал отпускать, да и большевики в такое время особую бдительность не проявляли, так как постоянно были заняты штурмом города. Можно было всегда во время очередной атаки, переодевшись в их форму, беспрепятственно пройти к ним в тыл и точно так же легко вернуться назад. По данным нашей разведки около 21 часа русские снова начнут штурм под прикрытием своих танков, вот в это самое время мы и перейдем линию фронта.
Вся группа во главе с Крамером к девяти вечера выдвинулась на боевые позиции в районе Нодштрассе, где и ожидалось наступление советов.
Со стороны деревни Ястребы в воздух взвилась зеленая ракета. «Иваны», несмотря на потери, снова пошли в атаку. Во время вспышек разрывов снарядов и мин были видны силуэты наступавших, которые короткими перебежками приближались все ближе и ближе к позициям третьей и седьмой роты, где командовал лейтенант Яшке. Огня пока никто не открывал, давая большевикам подойти до расстояния одного броска, а это около 50 метров. Каждый солдат своей промерзшей на русских морозах кожей ощущал наступление врага, и уже был готов встретить его во всеоружии. Как только шеренга наступающих приблизилась к передовой, прозвучал одиночный выстрел из карабина. Это стрелял лейтенант Яшке, подавая условный сигнал своим бойцам. В одно мгновение огонь из стрелкового оружия превратился в сплошной гул. В этот момент с нескольких мест по «Иванам» заработали наши пулеметы и минометы, не давая ни одного шанса на прорыв обороны. Русские моментально зарылись в снег, не поднимая голов. Было достаточно продержать их на морозе около часу, как даже те, кто ранен не был, примерзали к земле и позже умирали от переохлаждения.
Верфштрассе и Нордштрассе превратились в ад, огонь клубком катался между большевиками и нашими позициями, а пули со свистом проносились мимо. В тот миг казалось, что земля просто кипит от огня. Разрывы минометных мин перемешивались с взрывами артиллерии, которая била по «Иванам» прямой наводкой. Шрапнель с такого расстояния разрывала их тела на части, а живым она не давала поднять голову. В одно мгновение атака русских захлебнулась в собственной крови, и уже через час исход боя был окончательно предрешен. Очередное наступление русских было отбито силой нашего оружия и огромной силой немецкого духа.
Крамер, сделав знак рукой, и держа наготове оружие, вклинился с нашей командой в жалкие остатки отступающих большевиков. Я тогда впервые оказался за спиной своих врагов, и мне было немного не по себе. Но довольно скоро, используя складки местности, мы вышли к деревне Ястребы.
Вторая линия обороны просто кишела русскими, и любая оплошность могла поставить жирную точку на нашей разведгруппе. В то время ничего не оставалось, как доверить свою судьбу командиру. Крамер один из тех, кто на этом фронте был не новичком, и за все время войны с русскими он изучил их особые национальные повадки, и довольно умело ими пользовался. Сам он был из поволжских немецких колонистов, бежавших когда-то от репрессий дедушки Сталина. Удача всегда была его спутником, так как лейтенант в свободное время старался больше читать на русском языке и всегда записывал что-то в свой блокнот. Еще не было того дня, когда бы он не присутствовал на допросах большевиков. Вот эти знания не один раз спасали жизнь нашей группе, ведь достаточно было только крепко выругаться русским матом, как у русских сразу же пропадал интерес. Эти слова подобно паролю имели магическое действие, и почти всегда это срабатывало беспрепятственно.