Возлюбленная варвара

И я пропала. Издав глубокий стон, я кончаю. Проклятье, я кончаю настолько сильно, что все мое тело сотрясается от силы моего оргазма. Мир вокруг переворачивается, и уже не существует ничего, за исключением моего рваного дыхания, ощущения горячего, твердого тела, прижатого ко мне, и пальцев, которые настойчиво потирают мой клитор. Агония пронзает меня насквозь, и я кончаю, к тому же вместо того, чтобы Аехако отстранился от меня, он все продолжает ласкать мой клитор, вызвав во мне предельный накал возбуждения. Я… я не знаю, что и думать. Каждый раз, когда я касалась себя, в тот момент, когда кончаю, я останавливаюсь. Дело сделано. Вот только он все еще прикасается ко мне, и я уже не могу с этим справиться. Громкий крик срывается с моих губ, когда я в очередной раз кончаю, еще тяжелее, более остро, а его губы накрывают мои, чтобы приглушить этот звук. А я лишь продолжаю кончать.

К тому времени, когда посторгазменная дрожь перестает прокатываться сквозь мое тело, меня лихорадит, и я чувствую себя чрезвычайно чувствительной, но выдаю писк тоненьким голоском в знак протеста, когда его пальцы соскальзывают с моего клитора. В ошеломлении я поднимаю взгляд на Аехако, а он напоследок целует меня в кончик носа, после чего подносит свои влажные пальцы к своему рту. Снаружи так холодно, что они покрываются тончайшей коркой льда, но он слизывает эти замерзшие капли, а из его горла прорывается глубокий рокот удовольствия.

А я просто пялюсь на него.

Чем мы только что тут занимались?

АЕХАКО

Руки Кайры сжимают мою задницу, так близко к моему хвосту, что это сводит меня с ума. Я не знаю, понимает ли она, во что она вцепилась, — судя по ее бессмысленному взгляду, я не уверен, осознает ли она вообще.

И неописуемая гордость распирает меня от одной только мысли об этом. Мне нравится, что именно я довел ее до совершенно бессмысленного состояния.

Она моя. Резонирует она или нет, но Кайра — моя женщина, моя пара, и я буду драться с любым мужчиной, который посчитает иначе. Я по-собственнически обнимаю ее, наблюдая, как меняются выражения на ее маленьком человеческом личике.

Однако, в тот момент, когда она приходит в себя, печаль вновь возвращается в ее взгляд. Я этого не допущу. Поэтому я привожу ее в себя еще одним поцелуем, а потом шепчу ей на ухо:

— Твоим рукам достаточно тепло?

Она моргает и смотрит на меня подернутыми дымкой глазами, и тут же отдергивает руки, как будто обожглась, как только осознает, что держит меня за задницу. У нее темно-красное лицо, нос — от холода, а щеки — от смущения.

— Нам не следовало этого делать.

При мысли об этом собственническая мужская половина меня тут же становится ворчливой. Почему не следовало? Я смотрю, как она натягивает обратно спущенные на бедра штаны и завязывает шнурки.

— Почему бы нам этого не делать? Разве ты не наслаждалась? Разве я не заставил тебя содрогаться от удовольствия?

Ее пальцы прижимаются к моему рту, чтобы заставить меня замолчать, и она оглядывается вокруг, чтобы убедиться, не наблюдает ли кто-нибудь. Я нахожу это забавным, если учесть, что мгновение назад, когда кончала, она голосила от наслаждения. Когда она убеждена, что больше никого нет, то снова смотрит на меня с упреком в глазах.

— Почему нам не следовало этого делать? — я еще раз задаю тот же самый вопрос. — Было здорово.

— Да, конечно, но мы же не связаны! А с моим-то везением завтра ты можешь с кем-то спариться.

— Ааа, — говорю я. — Но сейчас у нас все еще не закончилась эта ночь.

И я наклоняюсь поцеловать ее еще разок и расстраиваюсь, когда она отворачивает голову в сторону.

— Я девственница, — говорит она.

— Я не знаю этого слова.

— У меня никогда ни с кем не было секса.

Ее личико снова становится восхитительно красным. Мне вот любопытно, останется ли оно таким и дальше, если она будет смущаться еще больше?

— И?

— И я должна беречь себя для своей пары! Если мне вообще когда-нибудь такой достанется, — выражение ее лица снова становится печальным.

Меня совершенно сбивает с толку подобный ход ее рассуждений.

— С чего бы тебе беречь себя?

— Разве он не захочет быть единственным, кто прикасался ко мне?

Я фыркаю.

— Думаю, он бы предпочел, чтобы ты знала, что делать. Какой мужчина станет попрекать тебя за желание получить удовольствие?

Ее брови взлетают вверх, однако уголки ее губ приподнимаются в слабую улыбку. Она смягчается ко мне.

— Это не очень-то естественный образ мышления у людей.

Я широко раскрываю руки в красноречивом жесте.

— Рассмотри хорошенько мужчину, что стоит перед тобой. На твой взгляд он выглядит естественным человеком?

Кайра дарит мне еще одну слабую улыбку, после чего мотает головой. Она поднимает взгляд на небо, откуда начинает валить тяжелый снег, покрывая нас обоих белыми хлопьями.

— По-твоему, он кончится к завтрашнему утру?

— Я так не думаю.

Она выглядит расстроенной.

— Мы можем отложить поход. Ну, один-два дня не имеют значения.

И вновь на ее лице отражается паника. Она трясет головой в знак отказа.

— Мы не можем.

— Кайра, — говорю я, положив руку ей на щеку. Речь явно идет не об удовольствиях или спаривании. Речь явно идет о чем-то другом, о чем-то очень плохом, и она мне расскажет, в чем дело. — Что такое происходит, о чем ты не рассказываешь?

Моргая, она смотрит на меня, и я вижу, как мысли крутятся у нее в голове. Что-то тревожит ее, и она до ужаса боится об этом рассказывать. Ее большие глаза настолько печальны, что у меня грудь сжимается от боли. Если бы я мог, то забрал бы эту ее печаль себе.

Если она позволила бы мне это сделать.

Она прикусывает губу.

— Ничего, сущие пустяки.

— Это вовсе не пустяки, и если не расскажешь мне, то я войду в эту пещеру и всем расскажу, что мы тут только что вытворяли, — не то, чтобы кому до этого есть дело, но я знаю, что застенчивая Кайра будет беспокоиться о том, что подумают люди.

Она приоткрывает губы, и на мгновение мне кажется, что она хочет еще один поцелуй. Но тогда она резко захлопывает рот и хмурым взглядом смотрит на меня.

— Ты играешь нечестно, Аехако.

— Нет, — говорю я веселым голосом. Я не намерен играть честно, когда дело доходит до нее. Она принадлежит мне. Я прикасаюсь к ее щеке. — Но ты все равно мне расскажешь, что тебя беспокоит.

Снова прикусывая губу, она пальцами дотрагивается до странной металлической штуковины, которая выступает из ее уха.