Возлюбленная Верховного Бестиара

– Все сказал? – чуть ли не прорычал Богдан.

– Все.

– Тогда можешь идти.

Глаза Евгения сверкнули, но больше он ни слова не сказал. Только поднялся, коротко склонил голову и вышел.

Богдан же с трудом подавил желание стряхнуть со стола бумаги, письменные принадлежности и вообще разметать тут все. Ссориться с другом он не собирался, равно как не собирался вести себя с ним так.

Он говорил про Михаила и про черную змею, но если кто и есть черная змея – так это Алина. Стоит ей появиться рядом, она отравляет всех и вся. Но что самое отвратительное, это не мешает ему ее хотеть. Хотеть до безумия, до ярости, до Бездны перед глазами.

Богдан рывком поднялся и направился к двери.

– Пусть Евгений подготовит все для тренировки, – почти прорычал секретарю. Тот покорно кивнул, а Богдан широким шагом подошел к окну и сцепил руки за спиной.

Пульсирующая в нем сила требовала выхода, но, что самое невероятное, до появления Алины он не чувствовал таких порывов. Словно в нем снова проснулась невиданная мощь, объяснить которую было нельзя. Только чувствовать. Принимать. Пытаться с ней совладать, потому что иначе – безумие бестиара. И смерть.

Алина

Сказать, что я чувствовала себя отвратительно – значит, ничего не сказать. Почему-то поступать так с Михаилом и с другими было легко, а с Богданом… я как будто себя заставила опуститься на колени и делать то, что я не хочу. Раньше я никогда не испытывала угрызений совести, потому что я защищала свою дочь, но сейчас мне казалось, что можно было договориться. Достучаться до него как-то иначе. Повести себя по-другому. И от осознания этого внутри оставался мерзкий привкус фальшивой победы.

Радовали только счастливые лица детей: как ни странно, Анна в самом деле не противилась их играм и встречам. Хотя и считала нужным присутствовать, так же, как и я. Пока Зарина и няня мальчиков следили за ними, мы так и сидели, на разных скамейках в парке, по диагонали друг от друга. Она с книгой, и я с книгой. Или в игровой комнате, она на диванчике, я в кресле. Жена, и… непонятно кто.

Когда-то я была Богдану любовницей, хотя верила, что возлюбленной. Сейчас между нами не осталось ничего кроме пропасти лет и непонятного колючего чувства, жалящего, как рой защищающих свои соты пчел. Анна вела себя предельно вежливо, не в пример Катерине, мы обменивались приветствиями, но на этом все. Я не чувствовала от нее злобы в свой адрес, и это обескураживало.

Возможно, потому что я привыкла жить, как на вулкане, под перекрестным огнем ненависти Катерины, ее дочерей, большинства прислуги, считающей, что я добилась всего через постель Михаила. Здесь было иначе. Даже то, что случилось с Зариной в первый день, выяснилось. Оказывается, горничная Марики настроила прислугу против нее и меня, и ее встретили довольно холодно.

Анна же, когда узнала об этом, отчитала и ту, и другую. Мне это донесла та же самая Зарина, которая спустя несколько дней благодаря доброму нраву уже успела подружиться с другими горничными и теперь, кажется, полностью освоилась. Что точно нельзя было сказать обо мне.

Несмотря на отсутствие враждебности и необходимости постоянно опасаться за свою жизнь и жизнь Снежаны, я не могла привыкнуть к близости Богдана. Знать, что он где-то рядом, в том же самом дворце, и делит ложе с Анной, было невыносимо. Кажется, я сама начинала ее ненавидеть и превращалась в Катерину, и это угнетало. Изматывало, раздражало, злило!

Будь Анна похожей на жену Михаила, ненавидеть ее было бы легко и просто, но она не была. В ее взглядах, которые я ловила во время наших коротких встреч, читалась лишь какая-то легкая грусть и тоска, причем у меня создавалось чувство, что никак не связанные со мной. Зачастую она смотрела на меня, будто сквозь, будто находясь отсюда безумно далеко. Я замечала это, когда она порой отрывалась от книги, поднимала глаза, но мысленно будто оставалась там же, в вымышленных мирах и событиях.

Так продолжалось каждый день, но однажды Анна не пришла. От няни Мирона с Матвеем я узнала, что ей нездоровится, и почему-то мне стало от этого грустно. Как будто ее молчаливое присутствие стало для меня обязательным и даже поддерживающим. Поддерживающим в моей решимости не встречаться с Богданом, не желать его, отказаться от него тогда, несколько лет назад.

– Нет, это – сюда! – Снежана ткнула пальцем в башню, которую она строила с братьями. Меня уже не смущало это «с братьями», я смирилась с тем, что это так и есть. Тем более что мальчики были замечательные, о таких братьях можно было только мечтать. Они чуть ли не сдували со Снежаны пылинки, таскали ей игрушки, ни разу не один из них не вел себя надменно. Вот и сейчас Мирон не стал спорить и поставил кубик туда, куда она просила.

Выносить эту идиллию у меня больше не было сил. У дочери от счастья сверкали глаза, я же внезапно почувствовала, что задыхаюсь: несмотря на распахнутое настежь окно и свежесть от недавно закончившегося дождя.

– Зарина, я скоро вернусь, – сказала негромко, поспешно поднялась и вышла. Обнаружила себя уже после нескольких анфилад и переходов в совершенно незнакомом крыле. Я здесь редко бывала, а еще крыло выглядело пустынным.

Я решила вернуться, но, кажется, свернула не в тот коридор, потому что меня неожиданно окатило знакомой мощью Бездны. Свист рассекаемого воздуха заставил на мгновение замереть, а потом я пошла на него.

Остановившись у распахнутых настежь дверей зала, я замерла повторно, потому что увиденное поразило до глубины души. Уворачиваясь от созданных с помощью рун полупрозрачных «тварей Бездны» Богдан двигался с такой скоростью, что я едва успевала отслеживать его перемещения.

Хтианы мелькали столь быстро, что лезвия напоминали не то ленты, не то смазанные стальные штрихи. Рассекая тренировочных чудовищ одного за другим, они вспарывали воздух и тела на первый взгляд несуществующих тварей. Я знала о таких тренировках и знала, что на самом деле созданные рунами «монстры» не способны убить, но способны оставить ожоги.

Мелькали темные тени, а я стояла, как завороженная, и смотрела за красивым и быстрым боем. Который закончился, стоило Богдану заметить меня: он взмахнул рукой, разрушая рунное кольцо, и «монстры» исчезли.

Но главный монстр моего сердца никуда не исчез, он стоял прямо передо мной, и капельки пота сверкали на смуглой обнаженной груди и торсе. Волосы у него были мокрые, как после купания, и я невольно провалилась в наше с ним лето. Хоть Богдан и стал мощнее, яростнее, сильнее, мне словно огонь вместо крови по венам пустили.

Я задохнулась от нахлынувших чувств, от желания – жгучего, острого, жаркого. И, лишь едва успела перевести дух, как услышала его голос. Низкий, хриплый, заставивший кожу мгновенно покрыться мурашками:

– Ну что же ты стоишь, Алина? Заходи.

Глава 10

Алина

В его голосе прозвучал такой холод и столько презрения, что не оставалось ни малейших сомнений, на что он намекает: Богдан, которого я знала, никогда так себя не вел. По отношению ко мне, по отношению к кому бы то ни было, и это в очередной раз здорово отрезвило. Помогло понять, что я живу прошлым, влюбленная в тот самый образ, в того мужчину, которого больше не существует. Да и существовал ли? Или просто хорошо притворялся.