Возлюбленная Верховного Бестиара

Я знала, как это действует, потому что видела такое сотни раз. Знала, что должна сделать. Как это было всегда. Мужчины под моей властью видели то, что хотели: как я отдаюсь им в самых немыслимых позах. Как они делают со мной самые грязные вещи, я играла их тайными фантазиями, как хотела. Здесь надо было сделать то же самое, а потом развернуться и выйти, оставив Богдана с мыслью, что я обслужила его по полной.

Получить нужное мне разрешение так.

Но я была зла. Я была очень зла, и эта ярость кипела в крови, грозя превратить меня в подобие Михаила, если я сейчас просто не дам ей выход. Поэтому я указала Богдану на пол и приказала:

– На колени! Ползи!

Искрящиеся руны втекали и впитывались в него, и, несмотря на то, что я уже сотни раз играла с сознанием мужчин, такого я не делала никогда.

Я никогда. Никем. Не управляла.

Богдан, подчиненный моей воле, опустился на колени и так, на коленях, двинулся ко мне.

– Ты больше никогда не будешь наказывать мою дочь из-за меня. – Когда он приблизился ко мне, я взяла его за подбородок и заглянула в глаза. – Больше никогда не станешь меня оскорблять при ней. Больше никогда не сделаешь ей больно, и сейчас, когда я выйду отсюда, ты нам разрешишь гулять. Потому что тебе очень, очень стыдно за то, что ты пытался ее использовать. Ты разрешишь своим сыновьям играть с ней. Ты меня понял?

Богдан покорно кивнул, и я отпустила его подбородок.

– Я выйду за дверь, и ты отдашь все распоряжения своему секретарю.

Я знала, что он все исполнит, но магию отзывала постепенно.

– Сейчас ты поднимешься, сядешь за стол и вспомнишь только наш разговор, в котором мы ссоримся, я прошу тебя, и ты соглашаешься.

Я подменяла его воспоминания с привычной легкостью, создавая иллюзии, которые останутся с ним вместо случившегося. Просто разговор. Просто моя просьба. Просто его согласие.

Закончив, я позволила рунам успокоиться, и только после этого вышла из кабинета. Кивнула секретарю, спокойно оставила позади Марику и охрану. Кровь во мне просто кипела – такое было всегда, когда я использовала магию. Потом это аукнется мне слабостью во всем теле, головокружением и дрожью, но это потом.

Малая цена за возможность уберечь свою дочь ото всего на свете и подарить ей жизнь, которой она достойна.

Малая цена даже при том, что я так и не поняла, что же за странная сила живет во мне. Богдан говорил про магию изначальную, но во мне не было Бездны, да и нулевиком я тоже не была. И тем не менее мощь, которой я обладала, была убийственно опасной, в первую очередь для меня. Потому что случись кому-то о ней узнать – это даже не эшафот. Меня просто уничтожат на месте, как самую страшную тварь Бездны.

Глава 9

Богдан

Не в его правилах было принимать решения, а потом их отменять. Но все же он это сделал, а теперь сам не мог понять, почему. Разговор с Алиной ему помнился смутно, а точнее, до определенного момента довольно ярко. Она просила его разрешить им с дочерью Михаила гулять, а еще – чтобы девчонка могла играть с его сыновьями. Богдан помнил свои чувства: он был категорически против. С того самого момента, как узнал, к кому сбежали Мирон и Матвей, особенно. Потому что эта девчонка обладала загадочной, непостижимой силой притяжения, как и ее мать.

С того самого дня, как он ее увидел, эту Михаилову мелочь, он не мог перестать думать о ней. Знал, что это ребенок его злейшего врага, но вместо злости, которую должен был испытывать, чувствовал странную, щемящую нежность. Желание оберегать. Противоестественное желание! Хотя, говоря по правде, злость все-таки была. Каким слабаком нужно быть, чтобы хотеть защищать ребенка Михаила только потому, что это и ее ребенок? После всего, что было. После того, как Алина играла его чувствами, манипулировала, а когда поняла, что он недостаточно хорош, чтобы предугадывать все шаги своего дяди (после того пожара), быстро выбрала того, кто ей показался сильнее.

Ненависть. Ярость. Отторжение. Вот что он должен был испытывать. И они были, но вместе с ними были и воспоминания о нежности и мягкости ее кожи. О взглядах глаза в глаза, когда все казалось таким искренним. Таким настоящим. О ее поцелуях, о ее стонах, о ее криках. Обо всем, что безвозвратно осталось в прошлом и было лишь иллюзией, фальшивкой, сладким самообманом.

– Богдан, – Евгений напомнил о себе, и Богдан вернулся в реальность. В свой кабинет, где он видел Алину в последний раз, в крайне смазанные воспоминания, объяснения которым не находил. Словно действовал как в тумане.

Тряхнув головой, он отогнал от себя лишние мысли, сосредоточившись на предстоящем разговоре. Евгений был не просто главой его сопровождения и другом, за эти годы он стал его советником, возглавлял безопасность во дворце, курировал направление внешней политики и ведомство, созданное по аналогии с Канцелярией в Южной Лазовии. Канцелярия Михаила так и не смогла разобраться в причинах смерти того нулевика, друга Алины. Что же касается него, он за всеми событиями и расставанием с ней просто об этом забыл. Дело закрыли, так толком и не разобравшись, за серьезностью внутренней обстановки. До него дошли эти новости еще до раскола, а потом…

– Ты говорил про новости из Фьерции, – сказал он, глядя на Евгения.

– Да, похоже, что до них тоже дошли новости о вашей с Михаилом встрече.

– Сработало?

– Пока что… да.

– Посмотрим, что будет дальше. Когда Михаил приедет сюда.

Евгений поморщился.

– Ты все же уверен?

Богдан прищурился.

– Поясни.

– Уверен в том, что хочешь союза с ним? После всего, что было. После того, как…

– Не союза. Временного перемирия.

– Ты сам говорил, что лучше пустишь в свою постель черную змею, чем снова с ним заговоришь.

Черные змеи не просто так считались самыми ядовитыми, их укус убивал за минуту. Ни один яд так не действовал, мгновенно, как удар хтиана в сердце.

– Это было в те дни, когда прорывы не вспыхивали по всей Лазовии, а Бездна не рвалась к нам чуть ли не каждую неделю.

На этот раз Евгений нахмурился.

– Ты прав, но…

– Но?

– Мне кажется, ты играешь с огнем.

Богдан усмехнулся, вспомнив полыхающий дом.

– Мы все играем. Всю жизнь. Не скажу, что мне это не нравится.

– Богдан, ты меняешься. – Евгений чуть подался вперед. – Ты и так сильно изменился за эти годы, но когда рядом появилась Алина…

– При чем тут Алина? – он резко перебил его. Резко, холодно, властно, но друг только кивнул.

– Вот при этом. Ты начинаешь разговаривать свысока. Ты приходишь в ярость от малейшего слова о ней. Не говоря уже о том, как ты ведешь себя по отношению к ней и ее дочери. Снежана ребенок, она вообще ни при чем, а Алина – женщина. Какой бы она ни была, ты никогда не вел себя так с женщинами и с детьми. Может быть, ты и ожесточился, но благородство в тебе было всегда. Рядом с ними же ты напоминаешь Михаила. У тебя даже выражение лица становится как у него.