Возмездие Эвелит (сборник)

Шпейер, не любивший пьянствовать, добровольно вызвался сегодня дежурить; в противном случае пришлось бы бросать жребий. Вспомнив последнее послание из Сан-Франциско, Макензи похолодел.

Компания продолжала хором вопить, не обращая внимания на то, что полковник выколотил свою трубку и встал.

— Орудия к бою! Спеши заряжать! Ракеты грохочут, и стрелы свистят. Пуля за пулей вдогонку летят. Как же мне, мама, отсюда бежать? Эй, давай, давай, давай!

Все истинные кугуары убеждены, что, даже залившись вином до самых бровей, они способны действовать лучше любых других вояк, хотя бы и совершенно трезвых. Макензи проигнорировал звон в ушах, забыл о нем. Он прямо прошагал к двери, по пути автоматически сняв с полки свое оружие. Песня преследовала его и в коридоре:

— Кормежки нашей вряд ли отрава хуже есть, И сэндвичи сухие никто не сможет съесть. Зато уж кофе выпьешь — осадок на зубах. А кетчуп лишь для боя, как будто кровь от драк.

Подпевайте!

Бей, барабан, бей! Трубы, трубите в такт…

Коридор был освещен редкими фонарями. Прежние командиры следили со своих портретов из призрачной полутьмы за полковником и сержантом. Шаги отдавались здесь особенно гулко.

— Ой, стрела мне попала пониже спины, Кругом и в тыл, герои, пока еще живы! Эй, давай, давай, давай!

Макензи прошел между двух полевых орудий, стоявших по краям лестницы, — они были захвачены в Рок-Спрингсе во время войны в Вайоминге поколение назад — и поднялся наверх. Подъем был тяжеловат для него в его нынешнем возрасте. Но лестница была старинной, высеченной из гранита Сьерры, и должна была быть такой массивной, потому что здание являлось своеобразным символом нации. Не одна армия сражалась здесь, прежде чем в Неваде наступил мир; гораздо больше молодых людей, чем Макензи хотелось бы думать, ушли с этой базы, чтобы сложить головы в бою с разъяренным противником.

Но на нее никогда не нападали с запада. Бог, или кто ты там есть, избавь ее от этого, неужели не можешь? — взмолился про себя полковник.

Командный пункт в этот час был пустынен. В комнате, где находился письменный стол сержанта Эрвина, царила тишина: ни клерков, что-то строчащих своими перьями, ни посыльных, снующих туда-сюда, ни женщин в разноцветных нарядах, ожидающих полковника, чтобы поговорить о каких-то проблемах в поселке. Открыв дверь во внутреннюю комнату, Макензи услышал порыв ветра за углом. Дождь стучал в оконные стекла и струями стекал вниз, оплавляя фонари.

— Полковник здесь, сэр, — взволнованно произнес Эрвин и сглотнув закрыл за Макензи дверь.

Шпейер стоял у командирского стола. Это был старый стол, на котором были лишь чернильница, корзиночка для бумаг, внутренний телефон, фотография Норы, выцветшая за двенадцать лет, прошедших со дня ее смерти. Майор был высокий, сухопарый, с крючковатым носом и намечающейся лысиной на макушке. Форма на нем всегда выглядела неглаженной. Но он обладал самым острым умом среди «кошек», и, Боже ж ты мой, — подумал Макензи, — как мог человек прочитать такую уйму книг, какую прочел Фил! Официально он числился адъютантом, но фактически был советником командира.

— Ну? — спросил Макензи. Алкоголь не ослабил его реакций, скорее обострил все чувства: какой неприятный запах исходит от фонарей (когда у них будет наконец достаточно большой генератор для электрического освещения?), и пол под ногами был слишком грубый, и штукатурка на северной стороне потрескивала, и печка плохо грела. С принужденной бравадой он засунул большие пальцы за пояс и покачался на каблуках. — Ну, Фил, что теперь стряслось?

— Телеграмма из Фриско, — сказал Шпейер. Он сгибал и разгибал в руках листок бумаги.

— Э? Почему не по радио?

— Телеграмма надежнее. Тем более, если она, как эта, зашифрована. Эрвин расшифровал ее для меня.

— Какого черта кому-то понадобилась эта чепуха?

— Взгляни сам, Джимбо, и ты поймешь. Да и адресована она тебе. Прямиком из Генерального штаба.

Макензи вгляделся в Эрвинские каракули. После обычных формальностей говорилось:

Сим вы уведомляетесь, что сенат Тихоокеанских Штатов издал билль об импичменте Оуэна Бродского, прежнего судьи Тихоокеанских Штатов Америки, и сместил его с должности. С 20.00 сего числа прежний вице Хамфри Фаллон в соответствии с законом о преемственности становится судьей ТША. Наличие диссидентских элементов создает угрозу для общества и вынуждает судью Фаллона объявить с 21.00 сего числа военное положение. Для вас отсюда вытекают следующие инструкции:

1. Вышеизложенная информация должна быть строго конфиденциальной и не подлежит распространению до официального ее объявления властями. Никто из тех, через кого передавалось это сообщение, не вправе доводить его до сведения других лиц. Нарушители данного пункта и те, кто таким путем получил от них информацию, подлежат немедленному заключению в одиночные камеры в ожидании военного суда.

2. Конфискуйте все имеющееся в наличии оружие и боеприпасы, оставив лишь десять процентов, и содержите конфискованное под строжайшей охраной.

3. Оставайтесь со всеми своими людьми в форте Накамура, пока не прибудет смена. Сменит вас полковник Саймон Холлиз, который выедет завтра утром из Сан-Франциско с одним батальоном. Ожидается, что они прибудут в форт Накамуру через пять дней, и вы сдадите полковнику Холлизу командование. Он определит, кто из офицеров и рядовых подлежит замене на людей из его батальона, который и будет введен в ваш полк. Смещенных людей вы отведете в Сан-Франциско и прибудете в распоряжение бригадного генерала Мендоза в Нью-Форт-Бсйкер. Во избежание провокаций эти люди должны бить обезоружены, за исключением личного оружия офицеров.

4. В порядке частной информации для вас лично сообщаем, что капитан Томас Даньелиз назначен старшим помощником полковника Холлиза.

5. Еще раз напоминаем вам, что Тихоокеанские Штаты Америки находятся на военном положении в связи с чрезвычайными обстоятельствами. Требуется полная лояльность к законному правительству. Всякие мятежные разговоры должны быть сурово пресечены. Любые попытки оказания помощи и поддержки клике Бродского рассматриваются как измена и принимаются соответствующие меры.

Джералд О'Доннелл, ген. ТША, главнокомандующий

Раскат грома в горах был подобен артиллерийскому залпу. Прошло некоторое время, прежде чем Макензи пошевелился, и то лишь для того, чтобы положить бумагу на стол. Медленно, с трудом собирался он с силами, преодолевая возникшую внутри пустоту.

— Они осмелились, — Шпейер сказал это без всякого выражения. — Они действительно осмелились.

— А? — Макензи перевел взгляд на майора.

Шпейер отвел глаза. Он смотрел на собственные руки, мявшие сигарету. Но речь его теперь была резкой, быстрой и решительной:

— Я могу представить, что произошло. Эти ястребы орали про импичмент с того самого момента, когда Бродский мирно договорился о границах с Западной Канадой. А у Фаллона, конечно, есть собственные амбиции. Но его сторонники находятся в меньшинстве, и он знает это. Избрание его вице-судьей помогло несколько утихомирить ястребов, но нормальным путем ему никогда не стать судьей, потому что Бродский не умрет от старости раньше самого Фаллона. И вообще, больше пятидесяти процентов сенаторов — деловые и трезвые боссмены, которые не согласятся, что ТША вправе рассчитывать на захват всего континента. Я не представляю, как импичмент мог быть проведен в честно собранном сенате. Там скорее провалили бы Фаллона.

— Но сенат-то собирался, — сказал Макензи. Слова прозвучали для него самого так, словно произнес их кто-то другой. — Об этом сообщали последние известия.

— Конечно. Заседание было назначено на вчера «для обсуждения ратификации договора с Западной Канадой». Но боссмены разбросаны по всей стране, каждый живет в своем округе. Они все должны были добраться до Сан-Франциско. Но не всем это удалось по самым разным причинам. И получилось, что сколько-то самых стойких приверженцев Бродского не поспели вовремя. Сенат имел кворум, но состоял он главным образом из сторонников Фаллона, так что ястребы получили большинство. К тому же собрались они в выходной день, когда горожане заняты своими личными делами. Тут быстренько импичмент — и новый судья! — Шпейер сунул сигарету в рот и стал шарить по карманам в поисках спичек. Мускулы его лица подергивались.

— Ты уверен? — пробормотал Макензи. Мысли путались, и он чувствовал себя, как в тот день, когда однажды в Паджет-сити был приглашен на яхту, а она попала в сплошной туман. Все вокруг холодно и неясно, и сам ты словно слепой, и не знаешь, за что ухватиться.

— Конечно, я не уверен! — угрюмо рявкнул Шпейер. — И никто не будет уверен, пока не станет слишком поздно. — Спичечный коробок дрожал в его кулаке.

— Они, э… у них уже и новый главнокомандующий, я заметил.

— Угу. Они хотят как можно скорее заменить всех, кому не могут полностью доверять, а Де Барро был ставленником Бродского. — Спичка вспыхнула с дьявольским треском. Шпейер затянулся что было сил. — Естественно, включая тебя и меня. Оружие в полку будет сведено до минимума, так что никто и не помыслит о сопротивлении, когда прибудет новый полковник. И к тому же на всякий случай он приведет с собой батальон. Иначе он воспользовался бы самолетом и был бы здесь уже завтра.