Возмездие на пороге. Революция в России. Когда, как, зачем?

В то же время деятельность либеральных реформаторов настолько разрушительна, что такую угрозу создает, – в этом отношении энергетический террор, давно уже развязанный Чубайсом и его подчиненными против населения России (как минимум при личном попустительстве Путина, а скорее всего, и при его прямом поощрении), значительно страшнее опасностей, исходящих от «международных террористов».

Кроме того, либеральные реформаторы последовательно и эффективно проводят самоубийственные для страны реформы. Эти реформы в основном направлены на реализацию интересов контролируемого ими российского и связанного с ними (чтобы не сказать контролирующего их) международного бизнеса. Часто они служат инструментом осуществления личных и корпоративных амбиций реформаторов, подтверждением их всевластия и способности привести пока еще живую страну в соответствие самым диким и случайным догмам, поселившимся в их мозгах. В результате в целом они оказываются несовместимыми с жизненными интересами большинства россиян и представляют собой геноцид населения России, продолжающийся уже полтора десятилетия.

В последние годы наиболее ярко это проявилось в людоедской монетизации льгот и замораживании колоссальных средств налогоплательщиков в Стабфонде. Реформаторы демонстрируют готовность финансировать что угодно и кого угодно, вплоть до наших стратегических конкурентов из развитых стран, лишь бы не улучшать жизнь своих собственных сограждан.

Поэтому социально-экономические реформы могут стать катализатором системного кризиса не только через провоцируемые ими техногенные катастрофы, но и непосредственно, через провоцируемые ими социально-экономические потрясения. [45]

45

Подробней см. об этом, например, в книге Михаила Делягина «Россия после Путина. Неизбежна ли в России „оранжево-зеленая“ революция?» М., «Вече», 2005.

Кроме того, разложение правящей бюрократии объективно лишает ее способности адекватно и своевременно реагировать на изменение условий, в том числе на изменение экономической конъюнктуры, которое может быть вызвано не только гипотетическим снижением мировой цены на нефть, но и совершенно неизбежным усилением аппетитов и, соответственно, давлением на бизнес «силовой олигархии».

В частности, по оценкам специалистов Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП), [46] даже при относительно высоких ценах на нефть (расчеты были проведены для цены нефти сорта Urals в 45 долл./барр в среднем в 2006 и 40 долл./барр – в 2007–2008 годах) сальдо торгового баланса в 2006–2008 годах будет снижаться из-за опережающего роста импорта. Это приведет к резкому замедлению роста валютных резервов. (Стоит отметить, что даже при сохранении среднегодовых мировых цен на нефть сорта Urals на уровне 2005 года – 50,8 долл./барр – или их росте к аналогичному результату могут привести усиления административного давления на бизнес и усиливающийся произвол «силовой олигархии».)

46

См., в частности, доклад А. Белоусова «Сюжеты экономического роста в 2005 году» на семинаре «Стратегии развития», проведенном Институтом комплексных стратегических исследований 15 декабря 2005 года.

При сохранении существующего и, насколько можно понять, идеологически обусловленного для российских реформаторов механизма стерилизации денежной эмиссии в Стабфонде (при неизменной цене отсечения) приостановка роста валютных резервов приведет к сжатию денежного предложения.

В то же время спрос на деньги будет, по мнению аналитиков ЦМАКП, продолжать интенсивно расширяться, в первую очередь за счет вкладов населения и наличных денег.

В результате возникнет масштабный разрыв между динамикой денежного спроса и предложения, который будет покрываться прежде всего за счет снижения ликвидности банковской системы страны. В условиях проведения прежней чрезмерно жесткой финансовой политики (обусловленной не только бюрократической привычкой, но и либеральной идеологией) это приведет к исключительно опасному снижению ликвидности банковской системы.

В частности, уровень ликвидности, характерный для дестабилизации банковской системы в мае 2004 года, может быть достигнут к середине 2006-го, а уровень, наблюдавшийся во время системного кризиса августа 1998-го, – к середине 2007 года. Ликвидность банковской системы будет снижаться вплоть до изменения политики государства (перехода к рефинансированию банковской системы Центробанком или отказу от политики стерилизации денежной массы) либо до банковского кризиса.

Поскольку качество государственного управления в путинской России не вызывает никакого сомнения, развязывание банковского кризиса представляется более вероятным исходом. Между тем он, если и не может быть приравнен к масштабной техногенной катастрофе по комплексности и разрушительности воздействия, затронет все сферы общественной жизни, большинство развитых регионов (и совершенно точно – Москву) и с легкостью может стать катализатором системного кризиса.

Понятно, что это лишь один из возможных сценариев, однако сам факт его обнародования представляется весьма знаменательным с учетом как принципиальной отстраненности от политики специалистов ЦМАКП, так и их добросовестной близости к государству, [47] позволяющей обращаться к общественному мнению только после исчерпания возможностей всех остальных инструментов воздействия на ситуацию и корректировки намечающихся проблем.

Март 2008 года: преемник, «овощ» или третий срок?

Путин заходит в ресторан, заказывает мясо и на вопрос официанта о гарнире и овощах, оглядев соратников, заключает: «А овощи тоже будут мясо».

Анекдот лета – осени 2005 года

47

Достаточно указать на то, что генеральный директор ЦМАКП А. Белоусов является советником на общественных началах премьера М. Фрадкова, а до того занимал такую же должность при М. Касьянове.

Неизбежность утраты легитимности

Власть как субстанция наиболее уязвима, подвержена внешним воздействиям и даже перехвату в момент ее передачи, какой бы законной, неоспоримой и легитимной не являлась бы эта передача. Недаром даже в самых демократических странах именно процедура передачи власти, при всей ее условности и символичности, является одной из наиболее охраняемых государственных церемоний. Недаром и в нашей стране именно при передаче власти традиционно вспыхивали мятежи, распространялись слухи о «подмене» царя и появлялись разного рода самозванцы, порою даже успешные.

Напомним, что все эти колоссальные проблемы возникали при передаче власти даже в стране, в которой легитимность власти была практически абсолютной и определялась почти божественным статусом монарха и самодержавия как общественного института. В сегодняшней же России ситуация представляется значительно более сложной и напряженной.

В самом деле: легитимность власти может опираться либо на свободное волеизъявление народных масс, доказательное для них самих, либо на их неявно выраженное, но опять-таки безусловно очевидное для них приятие ими данной власти. Как правило, данное приятие имеет весьма серьезную, хотя отнюдь не обязательно осознаваемую (и даже, как правило, не осознаваемую подавляющим большинством населения) в явной форме содержательную основу – согласие общества с глобальным проектом его развития и самоосознания, носителем, символом и ключевым инструментом осуществления которого является (или умеет себя представлять) соответствующая власть. Согласие с этим проектом как основа легитимности власти может быть традицией или привычкой, но наличие самого осуществляемого глобального проекта представляется категорически необходимым условием устойчивой легитимности власти.

Как это ни парадоксально, люди, большинство которых, взятое по отдельности, готово неограниченно долго «по привычке» терпеть постылую жену, в совокупности оказываются не способны из тех же соображений терпеть бесконечно более далеких от них руководителей своих стран. Возможно, это связано с подспудным сознанием значительно большей значимости вторых даже для их собственной частной жизни.

Легитимность, основанная на прямом и явном волеизъявлении населения, является демократической, а порождаемая подразумеваемым, неявно проявляемым и, как правило, оказываемым заранее, «авансируемым» доверием этого же населения, – авторитарной.

Не вызывает сомнения, что вне зависимости от того, считать ли режим Путина демократическим или авторитарным, он испытывает глубочайшие и, по всей видимости, неизлечимые проблемы как с демократической, так и с авторитарной составляющими легитимности.

Действительно: последовательное искоренение, а затем и дискредитация в глазах общественного мнения уже не только сути, но и фасада демократии в лице соответствующих институтов окончательно и бесповоротно лишает путинский режим всякой надежды на демократическую легитимность. Обрушившись всей своей силой на демократическую основу собственной власти, он совершил своего рода самокастрацию, оставив себе в будущем возможность уповать лишь на авторитарные механизмы и институты.

Однако авторитарные механизмы – и в этом одновременно заключается как один из одновременно зловещих и ироничных парадоксов современной истории, так и источник внутренней силы демократического устройства – предъявляют к правящим режимам качественно более высокие требования. Ведь относительное несовершенство, чтобы не сказать – примитивность авторитарных механизмов, вынуждает представителей государства собственным умом, энергией и организованностью восполнять отсутствие или слабость инструментов непосредственного восприятия и учета общественных интересов.