Возмездие. Никогда не поздно

– Насрать!

– Ну, ты хотя бы шляпу рядом положи – вокруг столько сочувствующих…

Она ушла за водой, а он так и остался сидеть на пороге джипа, пачкая брюки. Его покрасневшие глаза смотрели в одну точку – на прозрачные двери в супермаркет, где несколько минут назад он столкнулся с Кравцом. Пришла пора анализа.

Они столкнулись лицом к лицу. Кравец отреагировал на одном инстинкте, за мгновение до того, как узнал Биленкова, и за два – как Биленков узнал Кравца. Итого, противник Биленкова отыграл два мгновения, а в его ситуации – это целая вечность, как будто к его ногам упала граната с выдернутой чекой, и пошел обратный отсчет… Кравец пальцами ударил своего бывшего командира в лицо, попадая в глаза, лоб, верхнюю скулу. Виктор почувствовал такую боль, словно в лицо ему отстреляла батарея гвоздометов. Кравец отступил, не зная сил противника – сколько их за спиной Биленкова: двое, трое, целая команда?

«Я же убил его…»

Он выстрелил ему в голову с расстояния в один метр, считай, в упор, и кровь из раны брызнула ему в лицо…

Ему показалось, пуля разворотила Кравцу часть лица – от брови до виска. Нет, не показалось – он точно видел безобразную рану, и ее не взялся бы штопать ни один лицевой хирург, и даже прозектор покачал бы головой: бесполезно и утомительно. Он сказал ему: «Вот и все. Прощай», и столкнул его в воду. Две, три секунды, и тело Кравца закружило в водовороте, вынесло за излучину.

Выходит, пуля прошла по касательной? Это ее след показался ему разрушительным?

– На.

Вот этого он не любил. Она могла бы сказать: «возьми» или «я принесла воду»…

– Не говори мне больше «на»! – сорвался Виктор.

– Ладно, – пожала плечами кореянка.

Биленков открутил крышку, налил в пригоршню воды и, широко открыв глаза, плеснул на них. Глаза зажгло. Ему снова показалось, что это газ взбивает его слизистую оболочку.

Он посидел с закрытыми глазами пять минут. Когда открыл их и моргнул несколько раз, ощущение постороннего предмета в глазу заметно притупилось. Он сам сел за руль. Повернул панорамное зеркало к себе и выругался: красные глаза на бледном лице.

– Как насосавшийся крови вампир, – прошептал он.

– Да, сегодня ты похож на вампира, – услышав его, проговорила Ким.

– Помолчи. Мне предстоит… ну, в общем, покопаться в прошлом, сделать кое-какие выводы, потом вернуться в настоящее и запланировать кое-что на будущее.

– Да, у тебя много работы.

Прежде чем запустить двигатель виртуальной машины времени, Виктор тронул с места реальный – дорогой и прожорливый, как грузовик, внедорожник.

Юонг Ким была кореянкой, хотя, настырная и упорная, больше походила на чукчанку. Так думал о ней Биленков, не заботясь о стройности мыслей. Она устраивала его почти во всем. Он – высокий, сухопарый, аристократичный и она – миниатюрная, изящная, как породистая собачка. Напарница устраивала его и в плане секса.

У него была двухкомнатная квартира в доме на Беговой, неподалеку от бывшего кинотеатра «Темп», лет шесть тому назад перепланированная в однокомнатную – что-то вроде студии. Ему нравилось это выражение два-в-одном, а когда и три-в-одном. Он не любил свойственной многим легкой замусоренностина кухне. И когда кухня, стыдливо оголившись одной стеной, стала частью большого помещения, гостиной по сути, то исчезла та самая замусоренность. То же самое стало и со спальной комнатой – с ее вечно неубранной постелью, одеждой тут и там. Теперь кровать застелена, и пропало острое порой желание растянуться на ней в верхней одежде, не дожидаясь вечерней поры. Отчасти «кроватные» функции приняло на себя кресло, и в нем, как оказалось, удобно было дремать. Этой перепланировкой он добился неожиданного результата и остался им доволен: вот что такое эксперимент. Единственно, он разрешал Юонг Ким с ногами забираться на кровать, где она читала книгу или смотрела телевизор.

Нередко его посещал образ «северной чукчанки». Это когда она становилась упрямой или отказывалась понимать очевидное. Вот как сегодня, когда принесла «ядерной» сильногазированной воды для воспаленных глаз и наивно хлопала глазами, как бы добиваясь справедливости: ведь он не уточнил, какую именно воду нужно купить.

Она не спросит: «Что случилось? Кто этот человек, который съездил тебе по роже?» Кажется, ей без разницы. Ее «нерусского» лица ни разу не коснулось крылом удивление, любопытство. Из нее получилась бы идеальная домработница. Виктора порой удивляло: где она находит время для уборки? Но в квартире всегда царил порядок: белье постирано, обед готов, кровать застелена. Казалось, она пультом дистанционного управления отправляла партнера в спящий режим и, пока он находился в отключке, наводила в доме порядок.

Интересно, какая она в эти мгновения? Может быть, похожа на северокорейскую Золушку: с веселой песней порхает по комнате, смахивает пыль с мебели, ставит в духовку пирог, отвечает на щебетание птицы, стукнувшей в окно, на птичьем же языке. В такие моменты он проникался к ней чувством, похожим на любовь.

Сейчас, если он скажет ей: «Почему ты не спросишь, кто тот человек, который царапнул меня по морде, как медведь лапой?» – она откликнется в том же стиле, используя его, а не свою память: «Кто тот человек, который царапнул тебя по морде, как медведь лапой?» Он слишком хорошо изучил ее…

– Я хочу есть. Приготовь что-нибудь.

Юонг поставила перед ним салатницу с запрашиваемым содержимым: ни рыба, ни мясо, ни салат, ни винегрет. Жратва. С легкой претензией на что-то вкусное.

– Почему ты не ешь?

– Не хочу.

– Почему не хочешь?

– Уже поела.

– Когда?

Молчание. Не хочет отвечать. И не ответит. Настырная. Чукча.

Удар, который ему нанес Кравец, назывался «лапа тигра». Очень эффективный, когда нужно ошеломить противника, отыграть время. Опоздал бы на мгновение – получил бы пулю: Билл выхватывал пистолет и нажимал на спусковой крючок за полторы секунды. Можно сказать, Кравцу повезло три раза. А Виктор даже не дернулся за оружием. Можно сказать, Кравец вывел его автоматику из строя. И вот пришло время анализа. Как будто Виктор Биленков оказался на обочине, чудом избежав лобового столкновения с другой машиной… Автоматика Кравца оказалась надежной. У Виктора она тоже была на высоком уровне, но с небольшой задержкой-страховкой – как бы чего не натворить.

Реакции Юонг Ким мог бы позавидовать сам Кравец. Она зачастую исполняла роль телохранителя… но во время столкновения Виктора с Кравцом оказалась не на высоте: переключилась на подопечную, наплевав на партнера. Что, работа прежде всего? А если бы его убили? Осталась бы одна, дурочка. Он прямо спросил ее об этом, она так же прямо ответила:

– Виноват ты.

– Я?!

– Ты. Тебе нужно было пропустить меня вперед, и тогда я получила бы по глазам, а не ты – по роже.

– Ладно, забудем об этом, детка.

Первым делом, когда он оказался дома, его рука потянулась к телефонному аппарату, но он все же не решился позвонить. Он еще не все обдумал, не пришел в себя. Пороть горячку – не в его стиле. Необходимо обрести равновесие. Когда оно наступит? Может быть, и не сегодня. Завтра?

Биленков вдруг нахмурился, а рука его потянулась к поясной кобуре. Он высоко оценил своего противника, но пропустил его очевидный шаг – слежку. Кравец мог проследить за ним и теперь знает его адрес.

Опасность. Виктор Биленков чувствовал опасность.

Опасности подвергалась и Юонг Ким. Но она исполняла не только функции телохранителя, она еще была ходячей заложницей. Если кто-нибудь потребует у него кошелек и приставит к ее виску пистолет, он только пожмет плечами: «Стреляй». Хотя ему будет не хватать ее образа северокорейской Золушки.

Кравец жил в маленькой квартирке в районе Люблино, на юго-востоке столицы. Дом представлял собой панельную «малосемейку»: один подъезд и множество квартир, расположенных по типу общежития. Сегодня он не пошел домой – риск был слишком велик, а остановился в мотеле в Ближних Прудищах, 27-й километр МКАДа. Комната в мотеле напомнила ему больничную реабилитационную палату. Он сменил их множество. В одной впал в кому, в другой к нему вернулись первые воспоминания, и как только он вспомнил свое имя, его перевели в другую палату. Медленный, мучительный процесс выздоровления…