Возмездие. Никогда не поздно

Лебедев многозначительно покивал. Молодая женщина говорила достаточно искренне, и ему не потребовался бы полиграф, чтобы убедиться в этом.

Сейчас ею всецело овладело чувство сильнейшей вражды. Он не мог не сбиться на свой фирменный лад, подумав: так сыграть могла только актриса, объявившая своему кровнику вендетту. И мысли о подставе пропали, словно их и не было вовсе.

– У тебя есть вопросы?

– Да, – покивал Тимофей. – Первый, от него и будем плясать: куда доставить ребенка?

– На железнодорожный вокзал в Сплите. В следующую среду.

Этот второй по величине город в стране нашел себе место на побережье Адриатики, между городами Задар и Дубровник. Он же – самая южная точка национальной хорватской дороги. «Доставить мальчика в ближайшую среду», – мысленно повторил за клиенткой Лебедев. Он точно знал, что именно по средам из Сплита прицепной вагон отправляется с поездом номер 1204 и прибывает в Будапешт в четверг. Что ж, она поставила ему условия, загнав, так сказать, во временные рамки. Придется поторопиться.

– Ладно, мы доставим мальчика на вокзал, а что дальше?

– Ничего. На этом ваша работа закончится. У меня есть план, но я не хочу раскрывать его.

– Хорошо, что он есть, – улыбнулся Лебедев.

– Итак, за что я должна заплатить?

– Мы планируем разведку местности. Я слышал про это шато, но ни разу там не был.

– Значит, встретимся завтра в это же время?

– Как раз в это время мы будем заняты.

Ким едва сдержала улыбку: «Попался!»

Половина третьего ночи. Точнее – два часа тридцать две минуты. Теперь – уже тридцать три. В эту секунду раздался повторный звонок в дверь. Если он не откроет Лебедеву (а это был он, кто же еще), тот начнет доставать его по телефону. Был еще один вариант: пристрелить гостя через окно в гостиной.

Андреасов сел в кровати, тяжело дыша. Что, приснился кошмар, или он задыхался, лежа на спине? Проклятый храп, как бы избавиться от него…

Николай сунул ноги в тапочки и, не включая света, вышел из спальни в прихожую. Она больше походила на небольшой холл, декорированный столиком, вешалкой в виде лосиных рогов, плетеной корзинкой с клюшками для гольфа, торчащими из нее подошвой вверх. У клюшки sand wedge с утяжеленной подошвой, служащей для удара из бункера с песком, была отрезана ручка, и небольшим сужением в том месте она входила в ствол шестизарядного «кольта-питона». Когда Андреасов вытащил из корзинки эту смычку и разъединил ее, в его руках оказалось и огнестрельное, и холодное (колюще-ударное) оружие.

– Кто? – спросил он, бросив взгляд на монитор системы безопасности.

– Я, Лебедь, – раскрыв рот, проговорил надтреснутым механическим голосом маленький черно-белый человечек.

Андреасов потыкал толстым, как сарделька, пальцем по клавишам пульта, набрав четырехзначный код, и отдельно – расположенную клавишу ввода. И подумал: «Было бы неплохо, если бы вместо Лебедя за дверью оказался обслуживающий банкомат клерк с мешком денег».

– Пришел узнать, который час? – проворчал он, впуская припозднившегося гостя.

Лебедев не прошел дальше гостиной и сел за столик, стоящий вплотную к стене и походивший на ресторанный. Андреасов был вынужден устроиться напротив, положив револьвер перед собой.

– Что случилось? – поторопил он гостя и не сдержал тяжелого вздоха: ночь была потеряна безвозвратно. Это Тимофей – сова и ночью бодрее, чем утром. Андреасов же… что-то вроде ожиревшей вороны, зевавшей круглые сутки.

Лебедев ответил не сразу, причем вопросом на вопрос:

– Ты вспоминаешь ту переделку на Лосином острове?

– На каком острове?.. Ах, да, – наконец сообразил Николай. Открыв холодильник и выпив ледяной минералки, он продолжил: – Ну, если ты групповое убийство называешь переделкой…

– Так вспоминаешь или нет? – настаивал Тимофей.

– Так, иногда отдельные моменты всплывают перед глазами. Но совесть меня не мучает, если ты об этом.

– Нет, совсем нет. Знаешь, последниесобытия напомнили мне о нашей последнейспецоперации, – дважды акцентировал Тимофей, – в которой, как сказал Билл, мы вырезали сердце российской демократии.

– Постой, последние события – имеешь в виду смерть Шевкета?

Об этом лично Андреасов узнал из электронной прессы и постарался побыстрее забыть. На свете много хороших вещей, зачем думать о плохом?

– В последнюю очередь, – ответил на вопрос Тимофей. – Шевкет проиграл свою жизнь в покер.

– Или выиграл смерть.

– Или выиграл, какая разница? Я даже не хочу копаться в этих «азартных» деталях.

– Так что тебя тревожит? Случайные сомнения?

– Наверное, да. Нам предстоит разведка местности, возможно, мы проникнем на территорию шато, где обосновался наш клиент с детьми и «бабками». Ведь Абакумов прослыл богачом и коллекционером драгоценных камней, верно? Дальше нас ждет основная, активная часть операции. Понимаешь, наша последняя спецоперация в составе опергруппы отличалась от предыдущих: мы взяли деньги, чего раньше не делали. Акция носила характер вооруженного грабежа. И деньги эти стали платой за наше молчание, нашими подъемными и начальным капиталом в нашем деле.

Андреасов подался вперед. Он понял, куда клонит его напарник. Он видел мешки с деньгами в доме человека, который относился к классу «денежных мешков». Фактически Тимофей предложил напарнику вернуться в хорошо забытое прошлое. Именно сейчас, когда дела покатились под горку, а в голову пришли мысли о перепрофилировании, замаячил на горизонте шанс как бы начать все с нуля, с того самого цокольного этажа генеральского дома. Тогда они ушли, залив все уровни объекта кровью. Сегодня, поднакопившись опыта, они могут избрать менее жестокий путь, но главное, что вскрылось в эту минуту, – они остались прежними: наемными убийцами, собранными в спецгруппу.

– Эта клиентка, как ее зовут?

– Ким, – напомнил Лебедев.

– С ней-то что делать?

– Здесь столько людей пропадают… – пожал плечами Тимофей. – Можно вложить в ее руку пистолет, но прежде убить ее. А это значит, нам нужно серьезно подготовиться к операции. Завтра ночью снимем план местности. Может быть, даже проникнем на территорию. Днем я отдохну, а ты прокатись вокруг имения.

– Если возьмем куш, разбежимся? – помолчав немного, спросил Николай. – Не будем же мы вместе до старости. Мне надоело играть в «хорошиста». Я не тот, за кого себя выдаю. Да и ты тоже.