Возмездие. Никогда не поздно
Шрифт:
– Гонишься за баснословными гонорарами?
– Сочетаю приятное с полезным.
– То есть за полезное денег не берешь – разумно. С таким подходом к делу ты, верно, балансируешь на грани окупаемости.
– Точно! – фальшиво обрадовался Лебедев. Пусть будет так, как думает она, ей же дешевле выйдет. Пусть играет. Но устроит ли ее работник такого плана? Была ли готова она отказаться от его услуг прямо здесь и сейчас? А если бы он запросил «баснословную» сумму с «рабочим» выражением лица, как бы она поступила?
Кто-то позвал Лебедева по имени, и он, наклонившись к Ким
Первые отзывы о нем просились называться откликами сердца. Его стальные глаза выдавали уверенность в себе. Она вдруг представила его в грубом фартуке и с молотом. Он ударяет им по раскаленному куску железа, высекая из него искры. Позади него горн, яркий огонь которого подчеркивает его бронзовый загар. Это неожиданное сравнение с кузнецом, скорее всего, толковало силу этого человека, говорило о его несгибаемом характере, упорстве, трудолюбии. Интересно, если бы этот образ явился ей во сне, и она рассказала о нем Фрейду, как бы истолковал его знаменитый австриец? Молот в его руке олицетворяет потенцию, огонь – страсть, а искры… Что же там с искрами?
Лебедев вернул ее к реальности в тот момент, когда старик Зигмунд был готов ответить, что означают искры в ее сне наяву.
– Какого рода работу ты мне предлагаешь? – спросил он, допив свой коньяк и сделав заказ официанту принести еще рюмку.
Юонг развела руками и покачала головой: ничего сложного.
– Нужно доставить одного человека из одного места в другое. Все просто, как банковский перевод.
– Этот человек в розыске? Он на крючке у гаагского трибунала?
– Он не замешан в преступлениях. Ему нет и семи.
– Киднеппинг? Видела фильм – «Извини, детка, я не клюну на эту ерунду»?
Сердце в груди Юонг бешено застучало. Она только сейчас поняла, почему ее насторожил голос этого человека – он показался ей знакомым. Она вспомнила его, она же сопротивлялась. Как будто перед ней стали в шеренгу несколько человек, в середине – он, убийца. «Узнаешь его?» – спрашивает чей-то голос, и ей в затылок упирается ствол пистолета. «Узнаешь?» Кто-то тянет курок, щелкает шептало, между бойком и капсюлем уместилась целая жизнь. «Узнаешь?» – «Да», – скажет она, и жизнь пролетит перед ней как одно мгновение…
Нужно взять себя в руки. Но не поздно ли? Любая фальшь – это провал… задания (но к черту задание! – на кон поставлена ее жизнь). А она не просто сфальшивила, она потеряла дар речи, и ей нужно как-то выпутаться из этого тяжелейшего положения.
«Положение. Я в положении».
– Эй, ты что, привидение увидела? – как сквозь подушку услышала она голос Тимофея.
И взяла себя в руки. Даже отдала должное этому ублюдку:
– Видел фильм – «Немножко беременна»?
– А-а, вот оно что, – расслабился Лебедев. – Мой тебе совет, детка: рожать езжай в Россию.
– Меня вывернет на тебя, если ты не заткнешься. Не видишь, как мне паршиво?
Она была бледна. Руки дрожали. Так могла сыграть только беременная
актриса с острым токсикозом, подумал Тимофей.Она встретилась взглядом с Маевским и покачала головой, делая ему знак: «Не вмешивайся».
– Оу-оу! – подался назад Тимофей. – Проводить тебя в туалет?
– Нет, я прямо здесь… Шучу. Принеси воды.
– Минералки?
«Я просил минералку. А ты что купила?»
Это Виктор корчится от резкой боли в глазах.
«Я же убил его!»
«Я выстрелил ему в голову – с расстояния в один метр, считай, в упор, и кровь из раны брызнула мне в лицо. Я даже попробовал ее на вкус…»
«Все хватит! Избавь меня от деталей!»
Сейчас пригодилась бы любая мелочь, чтобы картина стала полнее.
А пока… Сто секунд – полет нормальный. Только бы этот Тимофей не связал ее обострение со своей фирменной киношной присказкой. А может, она сама дала ему подсказку, передразнив его: «Видел фильм?..» Но подражая ему даже в интонациях, она не дала зародиться подозрению. Итак – пятьдесят на пятьдесят? Не так уж и плохо.
Лебедев ушел, и Юонг смогла открыто подать знак журналисту: «Не вмешивайся!» Но если даже вмешается – что он сможет противопоставить наемнику? В этот раз у него нет под рукой заряженного обреза.
Вскоре Тимофей вернулся, и, выпив воды, она возобновила разговор:
– Ты сказал – киднеппинг, да? Но речь идет о моем ребенке.
– Это я понял. Но не о моем, верно?
– Разговор окончен?
– Не я тороплю события.
Оба взяли паузу.
Тимофей смотрел на нее, покручивая на столе рюмку с янтарной жидкостью, как если бы покручивал у виска пальцем. Она смотрела в сторону и только изредка переводила взгляд на него: по-прежнему ли он смотрит на нее.
Он изучал ее? Или смотрел, как на пустое место? Или она стала проводником для его мыслей? Или объектом, что не суть важно. Она никто, она пустое место, кореянка-невидимка.
– Так что ты решил? – первой нарушила молчание Юонг.
– Ничего. С кондачка такие дела не решаются. Это непрофессионально. Мне нужно время подумать.
«Я узнала его!» Юонг Ким не смогла сдержать себя на подступах к гостинице и побежала. Журналист тоже ускорил шаг, заинтригованный странным поведением кореянки. После встречи с Лебедевым ее как будто подменили. Сдали нервы? Она не выдержала психологической нагрузки? А ведь впереди у нее не одна встреча с Тимофеем, возможно, в компании Николая Андреасова.
Он перешагнул порог номера. Ему показалось, что Биленков за время их отсутствия даже не шелохнулся: сидел на неполных тридцати квадратных метрах в кресле, слепо пялился на плазменную панель, на экране монитора торчала картинка его главной домашней страницы. И журналист был готов поверить в то, что карта сайта и есть тотальная навигация самого Билла. Это не соответствовало действительности, но в качестве примера подходило его информационной ограниченности. Андрей Маевский смотрел на это со своей высоченной информационной колокольни.