Возмездие. Никогда не поздно

…Дмитрий Жердев снял очки и, покусывая дужку, подумал: «Что бы это значило?» Потом резче: «Что, черт побери, это значит?!» Он был готов немедленно вызвать Биленкова или этого гребаного журналиста и спросить у них, что они думают по поводу внезапной кончины Шевкета Абдулова. Но ни того, ни другого не было рядом. Еще вчера они сидели друг против друга и смотрели в окно. Один видел набегающую на вагон панораму, другой – убегающую. Они тут ни при чем. У них, можно сказать, железное алиби. У них надежные свидетели: русские леса, белорусские болота, польские ельники, венгерские холмы и равнины, хорватские нагорья. Сто, двести процентов, что Шевкета Абдулова убрал Кравец. Он же приложил руку к смерти Сергея Хатунцева. Игорь Кравец становится все опасней. Что может быть опаснее завербованного ГРУ наемного убийцы?..

Глава 6 Виртуозная работа

Дубровник

К заведению с неоновой вывеской «Магелланово облако» подошел вымокший до нитки человек лет сорока. Откинув капюшон дождевика на спину, он толкнул дверь и вошел внутрь.

Его встретила знакомая атмосфера: приглушенный фон, состоящий из негромких голосов завсегдатаев ночного клуба, фоновая ненавязчивая музыка, стук шаров на бильярдных столах. Обстановка – необычная для ночного клуба и скорее подошла бы какому-нибудь кружку, объединившему людей для отдыха за рюмкой любимого напитка и чуть хмельных бесед на различные темы: политика, экономика, искусство, литература. Одним словом – дружеский кружок.

Повесив куртку на вешалку, занятую наполовину, Тимофей Лебедев причесал свои волнистые светлые волосы и, придирчиво оглядев себя в зеркале, направился к бару.

– Добрый вечер! – по-дружески поздоровался с ним бармен по имени Дмитар. Обычно русский опережал хорвата за стойкой и здоровался с ним первым, спрашивал, как дела. Сегодня хорват оказался на высоте.

– Добрый! – ответил на приветствие Тимофей.

– Тебе как всегда – рюмку коньяку?

Лебедев кивнул, устраиваясь на стуле и оглядывая публику в зеркальной витрине. Порой кто-то из завсегдатаев клуба приводил своего знакомого – но не сегодня. Насколько он мог заметить, посторонних сегодня здесь не было.

В дальнем углу стойки, справа от Тимофея, устроилась полная неповоротливая старушенция в цветастом шелковом платье и яркой сумочкой на ремешке. Оставляя на соломинке помаду с губ, она потягивала крепкий коктейль. Не далее как два месяца назад она оказалась соседкой Лебедева за стойкой.

– Ты знаешь Петара Лалича?

– Нет. Кто он?

– А, местный альфонс. Вчера у него со мной ничего не получилось. Он злился, злился. В конце концов, хлопнул дверью и ушел. А тебя как зовут, красавчик?

– Петар.

Она хрипло рассмеялась, оценив его находчивость, и снова погрузилась в мутные воды своих переживаний.

– Кто она? – рюмкой указал на женщину Тимофей.

– А, эта… – Того, кому он адресовал вопрос, звали Кристияном, и он был из местных. – Так, одна баба из Франции, – пожал он плечами. – Приезжает сюда каждый год месяца на два, на три в поисках сексуальных утех.

– Чего она бросила якорь здесь?

– Не знаю. Может, гугл у нее не пашет. Но рука щедрая. Однажды – это я за что купил, за то и продаю – она сняла с ушей сережки с изумрудами и вдела их в уши своему молодому любовнику. Он ее удовлетворил на все сто…

– Избавь меня от подробностей – я пью коньяк, не видишь?

– У нее русские корни.

– Почему в твоем взгляде я вижу зависть?

– Были бы у меня русские корни, я бы залез на ее генеалогическое дерево: а вдруг? Вдруг я наследник ее состояния?

– Может, проще залезть на саму старуху, и черт с ее родословной?

– Не сгонять ли нам партию? – резко сменил тему Кристиян.

– Может, позже.

Хорват пожал плечами: «Как знаешь». И начал отрабатывать удар с оттяжкой, чтобы биток и шар, по которому он бил, закатывались в противоположные центральные лузы.

Знаменитая композиция «a-ha» закончилась, на смену ей из колонок зазвучала другая, не менее известная – «Солнце всегда сияет на ТВ». Под ее холодноватую мелодичность в клуб вошла молодая азиатка и растерянно оглянулась. Это она, подумал Тимофей, та женщина, о которой ему говорил Грегор Станичич. И шагнул ей навстречу, протягивая руку:

– Здравствуйте! Меня зовут Тимофей.

– Юонг. Очень приятно.

– Присаживайтесь. – Он помог ей устроиться за своим столиком.

Как-то раз клиенткой Лебедева была россиянка, проживающая в Хорватии. Он спросил у нее: «Давно живете в Хорватии?» – «Шестнадцать лет». – «Но родились вы в России». – «Я родилась в Советском Союзе». То, с какими интонациями она произнесла эту фразу, удивило Лебедева. Он уловил нотки горечи и даже боли за страну, которой уже не было. Ему стало искренне жаль женщину, скорбящую о советском детстве. Сколько ей было – пять, шесть лет, когда остановилось сердце «красного титана»? Какой образ выткался в ее сознании – умершего дедушки? Ее любовь к нему безгранична, а значит, безгранична и скорбь. Удивительно. Удивительно.

Он вспомнил операционный термин «родительский процесс» – это когда компьютерная программа запускается из другого процесса, он-то и является родительским. Возможно, скорбь ее была запущена именно таким образом, и она являлась бесчувственной, а скорее всего – бессмысленной. Для нее это все равно что носить паранджу, приняв христианство. И это сравнение ему показалось более чем уместным. Он дал себе слово поделиться с ней своими мыслями – не сейчас, не здесь, а в другом месте и много позже. Но так и не сделал этого.

Почему он вспомнил ту женщину? Потому что сам тосковал по советскому образу и подобию.

Тимофей вернулся в реальность и спросил:

– Меня вам рекомендовал…

– Оставим условности, – положила свою ладонь на его руку Ким. – Ты доверяешь Грегору?

– Ты можешь дать мне рекомендации на приобретение огнестрельного оружия, но не сможешь гарантировать, что я не пристрелю кого-нибудь: я хороший человек, но психанул, с кем не бывает? – пожал плечами Тимофей.

– Многовато текста. Боишься быть непонятым? – усмехнулась Юонг.

– Вижу, ты начинаешь разочаровываться во мне.

– Да, скука смертельная. – Она артистично зевнула и закрыла глаза. – Не вижу человека, которого мне обрисовал Грегор: фрилансер, свободный агент.

– Ты лично встречалась с ним?

– Не я, а мой доверенный, какая разница?

– Вообще-то разница есть, но черт с ней. – Тимофей немного помолчал. – В целом я не прочь подзаработать. Коплю на отель в этих местах. До старости далеко, а до инвалидности всего пара шагов.