Возникший волею Петра. История Санкт-Петербурга с древних времен до середины XVIII века

Тогда я понял в чем дело и поскорее отошел с ним прочь. Мы очень хорошо сделали, потому что вслед за тем встретили многих господ, которые сильно жаловались на свое горе и никак не могли освободиться от неприятного винного вкуса в горле. Меня предуведомили, что здесь много шпионов, которые должны узнавать, все ли отведали из горькой чаши; поэтому я никому не доверял и притворился страдающим еще больше других. Однако ж один плут легко сумел узнать, пил я или нет: он просил меня дохнуть на него. Я отвечал, что все это напрасно, что я давно уже выполоскал рот водою; но он возразил, что этим его не уверить, что он сам целые сутки и более не мог избавиться от этого запаха, который и тогда не уничтожишь, когда накладешь в рот корицы и гвоздики, и что я должен также подвергнуться испытанию, чтобы иметь понятие о здешних празднествах. Я всячески отговаривался, что не могу никак пить хлебного вина; но все это ни к чему бы не повело, если б мнимый шпион не был хорошим моим приятелем и не вздумал только пошутить надо мною. Если же случится попасться в настоящие руки, то не помогают ни просьбы, ни мольбы: надобно пить во что бы то ни стало. Даже самые нежные дамы не изъяты от этой обязанности, потому что сама царица иногда берет немного вина и пьет. За чашею с вином всюду следуют майоры гвардии, чтобы просить пить тех, которые не трогаются увещаниями простых гренадеров из ковша величиною в большой стакан (но не для всех однаково наполняемого), который подносит один из рядовых, должно пить за здоровье царя или, как они говорят, их полковника, что все равно. Когда я потом спрашивал, отчего они разносят такой дурной напиток, как хлебное вино, мне отвечали, что русские любят его более всех возможных данцигских аквавит и французских водок (который, однако ж, здешние знатные очень ценят, тогда как простое вино они обычно только берут в рот и потом выплевывают), и что царь приказывает подавать именно это вино из любви к гвардии, которую он всячески старается тешить, часто говоря, что между гвардейцами нет ни одного, которому бы он смело не решился поручить свою жизнь.

Находясь в постоянном страхе попасть в руки господ майоров, я боялся всех встречавшихся мне и всякую минуту думал, что меня уж хватают. Поэтому я бродил по саду, как заблудившийся, пока наконец не очутился опять у рощицы близ царского летнего дворца. Но на этот раз я был очень поражен, когда подошел к ней поближе: прежнего приятного запаха от деревьев как не бывало и воздух был там сильно заражен винным испарением, очень развеселившим духовных, так что я чуть сам не заболел одною с ними болезнью. Тут стоял один до того полный, что, казалось, тотчас же лопнет; там другой, который почти расставался с легкими и печенью; от некоторых шагов за сто несло pедькой и луком; те же, которые были покрепче других, превесело продолжали пировать. Одним словом, самые пьяные из гостей были духовные, что очень удивляло нашего придворного проповедника Ремариуса, который никак не воображал, что это делается так грубо и открыто. Узнав, что в открытой галерее сада, стоящей у воды, танцуют, я отправился туда и имел наконец счастие видеть танцы обеих принцесс, в которых они очень искусны. Мне больше нравилось, как танцует младшая принцесса; она от природы несколько живее старшей. Когда стало смеркаться, принцессы удалились со своими дамами. Так как царь и царица (оставившая, впрочем, своих дам) также в это время отлучились, то нас стали уверять, что мы возвратимся домой не прежде следующего утра, потому что царь, по своему обыкновению, приказал садовым сторожам не выпускать никого без особого дозволения, а часовые, говорят, в подобных случаях бывают так аккуратны, что не пропускают решительно никого, от первого вельможи до последнего простолюдина. Поэтому знатнейшие господа и все дамы должны были оставаться там так же долго, как и мы. Все это бы ничего, если б на беду, вдруг не пошел проливной дождь, поставивший многих в большое затруднение: вся знать поспешила к галереям, в которых заняла все места, так что некоторые принуждены были стоять все время на дожде. Эта неприятность продолжалась часов до двенадцати, когда наконец пришел его величество царь, в простом зеленом кафтане, пошитом наподобие тех, которые носят моряки в дурную погоду (перед тем же на нем был коричневый с серебряными пуговичками и петлицами); шляпу он почти никогда не надевает, приказывая носить ее за собой одному из своих денщиков. Войдя в галерею, где все ждали его с большим нетерпением и потому чрезвычайно обрадовались этому приходу, в надежде скоро освободиться, он поговорил немного с некоторыми из своих министров и потом отдал приказание часовым выпускать. Но так как выход был только один и притом довольно тесный, то прошло еще много времени, пока выбрались из сада. Кроме того надобно было также проходить недалеко от сада, через небольшой подъемный мост на малом канале, и только пройдя через него всякий мог без затруднения спешить домой».

И после смерти Петра, в 30—40-е гг. XVIII в., Летний сад по-прежнему сохранял свое значение парадной царской резиденции. Над его украшением немало трудились в это время архитекторы М. Земцов и В. Растрелли, знаменитый русский садовод И. Сурмин. Земцов завершил в 1731 г. Эзопов лабиринт, начатый еще при жизни Петра.

В северо-западном углу сада, где во время царствования Анны Иоанновны был главный вход, а через Лебяжий канал существовал подъемный мост, В. Растрелли построил пышный амфитеатр, декорированный каскадом, золоченой и мраморной скульптурой.

В 1732 г. на берегу Невы, рядом с Летним дворцом Екатерины I, на месте «Залы славных торжествований», возвели большой деревянный дворец для Анны Иоанновны по проекту В. Растрелли. Это эффектное здание с широкой лестницей, спускающейся к воде (она служила причалом для шлюпок и барок), было разобрано, видимо, во второй половине XVIII в. в связи со строительством набережной.

По традиции сад еще служил местом торжеств, праздничных иллюминаций, фейерверков. Так, в 1737 г. «Санкт-Петербургские ведомости» сообщали о том, что «о полудни изволила ее императорское величество кушать за публичным столом в Летнем доме» по случаю взятия турецкого города Очакова. Приглашенные собрались в «зале», украшенной шпалерами «на брюссельский манир». По случаю торжества исполнялась музыка, специально для этого сочиненная. Чествование императрицы сопровождалось пушечной пальбой со многих яхт, стоявших перед дворцом. После праздничного обеда начался бал.

В первые годы царствования Елизаветы Петровны в саду устраивались маскарады и балы для петербургской знати, причем по поводу и без повода. Вот что говорится об одном из них: «В мае 1755 года в Летнем саду дан был маскарад, длившийся до восхода солнца, во всю ночь. Уже при полном свете утра (от двух до трех часов) ужинали, а после — продолжались танцы». Этот маскарад был посвящен проводам зимы и встрече лета.

С постройкой Летнего дворца для Елизаветы Петровны(на месте нынешнего Инженерного замка) балы и маскарады в Летнем саду прекратились. С середины XVIII столетия он становится прогулочным сначала для узкого, а затем и для более широкого круга знати. В одном из указов Сената за 1752 г. говорилось даже о «дозволении С.-петербургским жителям прогуливаться в 1 и 2 императорских садах на Неве, в праздники и торжественные дни, но с обязательством быть в пристойных одеждах».

В 1755 г. было объявлено об открытии сада для публичных гуляний два раза в неделю. Это разрешение подтверждалось указами 1762, 1794, 1827 гг., причем во всех случаях неизменно говорилось о «прилично одетой публике» и о запрещении посещать сад мастеровым, матросам и солдатам. В XIX в. купечеству разрешалось в «духов день» устраивать в саду «смотрины невест», а иногда проводить «зрелища» любителям-спортсменам (состязания скороходов).

Изменился не только быт Летнего сада, постепенно менялся и его облик. К концу XVIII в. он становится близок по виду своему к пейзажным паркам, входившим в то время в моду. Деревья не стригли, их кроны разрослись, аллеи стали тенистыми, цветочные партеры не возобновлялись. Петровский «огород», созданный в стиле регулярных парков, был уничтожен сильным наводнением и ураганом 1777 г. Тогда были разрушены огибные дороги, павильоны, беседки, грот, вся фонтанная система. Пострадали и деревья, кусты. При ликвидации последствий наводнения в саду произвели значительные подсадки молодых деревьев, исправили газоны и аллеи, но архитектурные сооружения не восстановили, а водоемы засыпали.

Летний сад и позднее был местом различных гуляний. Уильям Кокс, посетивший Петербург в 1778 г., описывает одно своеобразное пиршество, которое давал откупщик, наживший в четыре года огромное состояние. Сдавая откуп, он счел нужным в виде благодарности устроить праздник народу, обогатившему его. Праздник, по обыкновению, дан был в Летнем саду, о чем заранее по всему городу были разосланы афиши. Вот что они гласили: «В честь высочайшего дня тезоименитства ее императорского величества представляется от усердия благодарности, от здешнего гражданина, народный пир и увеселение в разных забавах с музыкой на Царицыном лугу и в Летнем саду 25 ноября, пополудни во 2-м часу, где представлены будут столы с яствами, угощение вином, пивом, медом и прочее, которое будет происходить для порядка по данным сигналам ракетами:

1-е к чарке вина,

2-е к столам,

3-е к ренским винам, пиву, полпиву и прочего.

Потом угощены будут пуншем, разными народными фруктами и закусками; представлены будут разные забавы для увеселения, горы, качели, места, где на коньках кататься, места для плясок: все же сие будет происходить по порядку от определенных хозяином для подчивания особливых людей, кои должны довольствоваться всем, напоминая только тишину и благопристойность; ссоры ж и забиячества от приставленных военных людей допущены быть не могут; ибо это торжество происходит от усердия к народу и от благодарности к правительству; следовательно, и желается только то, чтоб были довольны и веселы, чего ради со стороны хозяина просьбой напоминается хранить тихость и благочиние; в заключении же всего представлена будет великолепная иллюминация».

Гости собрались около 14 часов. Огромный полукруглый стол был завален всякого рода яствами, сложенными самым разнообразным способом: высокие пирамиды из ломтей хлеба с икрой, вяляной осетриной, карпов и другой рыбы украшались раками, луковицами, огурцами. В различных местах сада стояли рядами бочки и бочонки с водкой, пивом и квасом. В числе других диковин был огромный картонный кит, начиненный сушеной рыбой и другими съестными припасами и покрытый скатертью, серебряной и золотой парчой. Кроме того, были устроены различные игры и увеселения: ледяные горы, карусели и т. п.; два высоких шеста виднелись своими флагами, и на верхушке была положена монета в виде приза. Праздник вышел очень оживленным, в нем участвовало до 40 000 человек. Впрочем, он ознаменовался довольно печальными последствиями. Многие из валявшихся на земле пьяных замерзли; немало людей погибло в драке; другие, возвращаясь по домам поздней порой, были ограблены и убиты в уединенных кварталах города.

По поводу этого праздника была написана императрицей Екатериной II записка к генерал-полицмейстеру С.-Петербурга Д. В. Волкову. Императрица упоминает в ней о 370 лицах, погибших от пьянства.

Печальную репутацию приобрел в мае 1830 г. и пруд в Летнем саду: в нем утопилась безнадежно влюбленная молодая девица.

В екатерининское время в Летний сад привлекала толпы гуляющих роговая музыка придворных егерей. Хористы отличались великолепной одеждой: сначала она была зеленого цвета, отделанная золотым позументом; потом зеленые камзолы были заменены красными, а небольшие шапочки с изображением золотого сокола — трехугольными черными шляпами с плюмажами из белых перьев. В торжественных случаях егеря-музыканты являлись в штиблетах и с напудренными волосами. Частные хоры были одеты на манер придворных егерей.

* * *

В связи с устройством набережной Невы в 1784 г. вдоль северной стороны сада была установлена ограда, исполненная по проекту архитектора Ю. Фельтена. Она создавалась в течение нескольких лет. Ее металлические звенья выкованы на тульском заводе купца Денисова; цоколь, колонны, увенчанные урнами и вазами, вырубили из финского гранита.

Фельтен Юрий Матвеевич (1730-1801) — русский архитектор, представитель раннего этапа отечественного классицизма. Им сооружены в Петербурге гранитные набережные Невы в центре города, здание Старого Эрмитажа, знаменитая ограда Летнего сада со стороны Невы, ряд церквей, а также исполненные в ложноготическом стиле Чесменский дворец и церковь при нем.