Возникший волею Петра. История Санкт-Петербурга с древних времен до середины XVIII века
Шрифт:
Не следуя в подробностях за довольно путаными и в конце концов не вполне убедительными соображениями Буткова, сообщим здесь лишь его окончательный вывод, в котором он заявляет: «Итак, оставим за (Василием) Корчминым, по праву многих давностей, имя Петербургского Васильева острова, пока в сподвижниках Петра Великого окажется иной Василий, который на присвоение себе чести сей может предъявить суду здравой критики неоспоримые доказательства».
Итак, Бутков решительно высказался за Василия Корчмина как крестного отца Васильева острова, за начало XVIII в., за петровское время. Интереснее всего то обстоятельство, что Бутков сумел придать своему изложению весьма наукообразный, а по тому времени даже как будто и научный вид. Самым главным аргументом в суждениях этого историка в пользу отличия Васильева острова грамоты 1545 г. от Васильева острова в устье Невы
К сожалению, он не мог ознакомиться со второй половиной переписной оброчной книги Вотской пятины 1500 г., напечатанной только через 11 лет после появления его статьи. Если бы он заглянул в эту переписную книгу, то увидел бы следующее замечательное обстоятельство: в ней опять Васильев остров поставлен рядом с «великого князя рядком у Клетей на реце на Ижере», т. е. точно так же, как и в грамоте 1545 г., несмотря на то что «рядок у Клетей» порядочно отстоит от Васильева острова и находится в другом погосте (Ижорском, а не в Спасском Городенском) — «от Невы семь верст», как говорит переписная книга. При этом в книге прямо сказано, что Васильев остров находится «на рыбном устье на Неве», так что все сомнения устраняются.
То, что порядок изложения в переписной книге 1500 г. и в грамоте 1545 г. один и тот же, вполне понятно: переписная (писцовая) книга была государственным документом большой важности, и по ней составляли все грамоты о тех или других повинностях населения. Грамота 1545 г. содержала распоряжение о сборе ратников с новгородских земель. При составлении этой грамоты учитывалось не наиближайшее географическое расположение отдельных пунктов, а порядок их указания в писцовой книге, являвшейся основой для подобных грамот. Поэтому оказались упомянутыми вместе два пункта, вовсе не лежавшие рядом. Бутков не знал всего этого и потому решил, что легенда о Василии Корчмине представляет историческую истину, не требующую существенных поправок.
С тех пор это мнение настолько укрепилось, что, как мы уже видели, П. П. Семенов 33 года спустя воспроизвел его буквально в своем «Географическо-статистическом словаре». Таким образом, топонимическая легенда о Петре I, Василии Корчмине и Васильевом острове получила серьезную научно-литературную подоснову, откуда попала во многие справочники.
Однако уже в 1851—1852 гг. Московское общество истории и древностей российских опубликовало «Переписную окладную книгу по Новгороду Вотской пятины 7008 (1500) г. (вторая половина)». Этот ценнейший исторический документ содержит подробное описание «Васильева острова на устье Невы», из чего ясно, что название Васильев остров существовало даже и в XVI в., т. е. за сотни лет до Петра Великого и Василия Корчмина.
Итак, топонимическая легенда, связанная с именем последнего, оказывается неверной. Неверным оказывается и предположение о том, что название Васильева острова возникло в связи с именем какого-либо из посадников Великого Новгорода 70-х годов XV столетия — Василия Ананьина или Василия Казимира, как думали некоторые историки.
Дело в том, что в последние десятилетия независимого существования Новгорода Васильев остров представлял «волостку Олферьевскую Иванова сына Офонасова», которая принадлежала ему, а не какому-нибудь из известных нам новгородских бояр конца XV в., носивших имя Василий. По-видимому, в семье бояр Офонасовых Васильев остров был собственностью не одно десятилетие, так что весьма вероятно возникновение самого названия острова даже не в XV, а скорее в XIV в. Наиболее правдоподобным является предположение, что лицом, давшим название острову, был какой-то новгородец-первопоселенец; местное прибалтийско-финское (преимущественно ижорское) население, напротив, сохранило за островом свое древнее название Hirvisaari (Хирвисаари) — Лосиный остров.
В конце XV в., согласно упомянутой переписной книге, на Васильевом острове было 17 пашенных рыбных ловцов и 18 непашенных (ловили на устье Невы четырьмя неводами— преимущественно сигов).
В шведское время (XVII в.) Васильев остров носил сразу три имени — русское, финское и шведское. Русское имя звучало все так же: Васильев остров (в шведской писцовой книге — Wassilie Ostroff); финское Hirvisaari — Лосиный остров (в шведской писцовой книге — Hirfwisari); шведское Dammarholm, т. е. Прудовой остров, так как на нем были расположены рыбные ловли, принадлежавшие в конце шведского периода известной семье
де ла Гарди.Следует сказать, что на Васильевом острове и в шведское время было три селения: на Стрелке, на теперешней речке Смоленке и на северной оконечности острова, у моря.
Судя по карте Кроньорта 1698 г., даже величайшее наводнение, бывшее за 7 лет до того (1691 г.), не помешало рыболовам вновь обосноваться на острове; разумеется, это были не шведы, а русские и ижора. Шведы представляли только военный элемент в населении края, и с их изгнанием все без исключения данные ими шведские имена островам невской дельты и других объектов полностью исчезли из употребления, тогда как названия Васильев остров и Хирвисаари сохранились (второе только в ижорской и финской среде). Пример с Васильевым островом весьма поучителен. Всего древнее было, конечно, его дославянское название Хирвисаари, но оно не удержалось во всеобщем употреблении, оставшись только у финского населения, да и то не у всех финнов. Следует считать, что Василий, давший имя острову, был не ижорцем, а русским (новгородцем) и жил, вероятнее всего, в XIV или в начале XV в. Сделался ли он хозяином острова, или был просто первопоселенцем, совершенно неизвестно. Во всяком случае, как уже было сказано, им не мог быть ни один из новгородских посадников третьей четверти XV в., носивших имя Василий.
Наконец, следует упомянуть еще о том обстоятельстве, что Васильев остров подвергался при Петре I опасности быть переименованным свыше. Некоторое время его уже официально называли Преображенским. Однако это имя не привилось, и, быть может, старую традицию поддерживало в какой-то степени то обстоятельство, что здесь приметалось имя командира батареи Василия Корчмина. Если принять это предположение, то окажется, что в топонимической легенде о Петре I и Василии Корчмине заключена какая-то крупица истины: Василий Корчмин своим именем мог способствовать донесению до нас древнего названия Васильева острова, не будучи в то же время действительным крестным отцом его.
Петербургская, или позже Петроградская, сторона носила по писцовой книге 1500 г. наименование Фомин остров, возникшее, возможно, совершенно на тех же основаниях, что и имя Васильева острова, и, вероятно, приблизительно одновременно с ним.
«Село на Фомине Острову на Неве у моря» имело около 30 дворов — 40 жильцов, плативших повинности (частично непашенные); в этом числе были названы лица, носившие еще дохристианские имена ижорского происхождения: Иголин, Игола, Ускал, Ибасов, Игандуев. Рядом указано село Лахта (финск. lahti—залив, губа) название сохранилось доныне.
Фомин остров в писцовой книге Ингерманландии шведских времен (1640 г.) обозначен как Phomin Ostroff eller Koyfiusari, т. е. Фомин остров, или Koivusaari (Березовый остров). Новгородская летопись еще в 1348 г. называла этот остров Березовым, говоря о походе на ижору шведского короля Магнуса, который здесь останавливался по пути на Ореховый (впоследствии Нотебург— Шлиссельбург—Петрокрепость). Заметим, что местность против Фомина острова на другом берегу Невы носила название Фомина конца (здесь были 3 деревни) в писцовой книге 1500 г. Кто был Фома, давший свое имя этим местам, неизвестно. Во всяком случае он, вероятно, жил и действовал после 1348 г., так как летопись в известиях того времени (XIV в.) не называет Березового острова Фоминым, как это делают писцовые книги XV в. В шведском атласе 1676 г. теперешняя Петроградская сторона носит название Koiwosari eller Biorckenholm (т. е. и финское, и шведское название означает «Березовый остров», как и в шведской писцовой книге 1640 г., и в русской летописи 1348 г.). И здесь мы видим несколько названий одного и того же объекта: 1) древнее дославянское — Koivusaari — и точно соответствующие ему но смыслу русское — Березовый остров (1348 г.) — и шведское — Biorckenholm; 2) русское (новгородское) — Фомин остров.
Почему же название Фомин остров бесследно исчезло, тогда как имя Васильев остров звучит до сих пор? По-видимому, разгадка заключается в том, что от Фомина острова начал расти на первых порах Петербург, так как Заячий остров в общем представлении не отделялся от соседнего большого Березового — Фомина, что и заставило признать последний Петербургской стороной. Здесь, конечно, официальное словоупотребление (Петербургская часть) тесно сплеталось с народным, что ускоряло процесс вытеснения старых наименований новыми, тем более что приток сюда новопоселенцев был очень велик, поэтому старая традиция не удержалась. Гораздо более удивительна чрезвычайная устойчивость названия Васильев остров, прошедшего через ряд столетий.