Возникший волею Петра. История Санкт-Петербурга с древних времен до середины XVIII века
Шрифт:
Поручик злобно фыркнул и, не дочитав письмо, швырнул его на пол.
— Ах я несчастный, несчастный, — шептал он, склонившись над столом. — И что он, старый дурак, не уберется! — вдруг вскочил поручик с места. — Давно ему бы пора на покой, а он кряхтит как кикимора над деньгами... Не даст, ни гроша не даст, коли уж сказал, — рассуждал поручик, ходя из угла в угол. — Вот беда-то настоящая пришла! Нужно что-нибудь придумать, вывернуться, а то хоть в отставку выходи'
Поручик глубоко задумался.
Через час он, гремя саблей, уже спускался с лестницы,
Поручик знал, что это значит, понимал, что тем самым ему дается косвенный намек на отставку или перевод в армию, и самолюбие его страдало неимоверно. Молодой и гордый, Шубин не мог допустить мысли о переводе в армию...
— По бедности!.. — шевелилась в его голове неотвязная мучительная мысль. — Скажут «коли ты нищий, так чего совался в гвардию, не марал бы мундира».
Поручик велел кучеру остановиться у модного портного, где заказывала себе платье вся военная знать, и вошел туда. Добрый час он бился с хозяином, убеждая поверить в кредит и уверяя, что через две недели получит «со своих земель» чуть ли не сотни тысяч, и, наконец, уладив кое-как дело, весь красный и злой, вышел из магазина. Предстояло еще труднейшее: достать денег.
Около гвардейских офицеров всегда трется орава разных ростовщиков, готовых за огромные проценты ссудить несколько сотен рублей, но для Шубина и этот источник был почти совсем закрыт. Он задолжал уже всем и никому не платил как следует, да, кроме того, чуткие ростовщики пронюхали, что поручик беден, а отец его не платит долгов сына, владея незначительным имением.
Он знал это, понимал, какое унижение должен будет вынести, уговаривая иудеев ссудить ему двести-триста рублей, и все-таки ехал, гонимый фатальной необходимостью «поддержать честь гвардейского мундира».
У одного из подъездов на Большой Морской Шубин остановился и отправился к одному «благодетелю», занимавшемуся ростовщичеством негласно и не от своего имени. Тут поручику пришлось пустить в ход все свое красноречие и всю дипломатию, и через два часа лжи и унижения он добыл драгоценные двести рублей, дав заемное письмо на четыреста.
С облегченным сердцем сел поручик на дрожки, чтобы сейчас же истребить добытые деньги. Подписная сумма была внесена, и через некоторое время поручика можно было видеть в модном ресторане весело кутившим среди офицерской молодежи.
— Черт возьми, господа, а не устроить ли нам завтра вечером катанье и жженку? — сказал кто-то из офицеров.
— Отлично, господа! Прихватим дам! — подхватили другие.
Кошки скребли на душе у поручика. Мысль о будущем он старался гнать как можно дальше.
На другой вечер окна ресторана, где шел кутеж офицеров, гремели от восхищений и тостов, а на скрещенных шпагах пылали головы сахара, облитые ромом. Роскошная белокурая француженка, любовница одного из участников, вся раскрасневшаяся от выпитого вина, разливала пылающую жженку из большой серебряной чаши
по стаканам...Неприглядное «будущее» далеко-далеко исчезло из глаз Шубина под обаянием ароматного и возбуждающего настоящего...
В приятном полузабытьи он ехал домой. Уже совсем рассвело. Войдя в комнаты, он бросился на постель, но ему под руку попалось письмо отца, полученное вчера, и поручик с яростью разорвал его на мелкие клочки...
Прошло время. Друзья стали замечать: поручик Шубин стал часто задумываться и даже в приятельской компании иногда отвечал невпопад, вызывая взрывы смеха и шутки.
— Влюбился ты, что ли? — спрашивали товарищи.
— Нет, господа, он выдумывает новую машину!
— Вернее всего, что влюбился, господа! Я за ним кое-что замечаю: с недавнего времени он что-то томно посматривает на одни окна.
Шубин при этом приободрялся и старался казаться веселым, но скоро тайная дума снова овладевала им...
— Скажи, пожалуйста, в самом деле, — обратился раз к нему его товарищ по полку — полковой адъютант Полторацкий, — с чего ты так рассеян и задумчив? В самом деле влюбился?
— Ах, Костя, — отвечал Шубин, — у меня есть важная причина задуматься... И ты бы на моем месте задумался!
— Черт возьми! Вот никогда бы не задумался, а обрубил бы сразу: влюблен — женись, не отдают — силой увези!
— Совсем особого рода обстоятельства! Самые необыкновенные... я уверен, что тебе и в голову не придет догадаться.
— Да что такое? Ты меня интригуешь! Расскажи, пожалуйста!
Шубин замялся, но Полторацкий начал приставать к нему, прося посвятить его в тайны своих дум о необыкновенных обстоятельствах.
— Тут, брат Костя, такая история, что волосы дыбом встанут, как услышишь! — говорил Шубин с расстановкой. Полторацкий рассмеялся:
— Ну, братец, я чувствую уже, как моя фуражка на голове шевелится! За большого же труса ты меня считаешь!
Они подошли к квартире Шубина.
— Зайдем ко мне, я тебе все расскажу. Только дай слово сохранить все в тайне!
— Даю слово, — ответил Полторацкий, не зная, в шутку или серьезно говорит товарищ.
Когда офицеры остались одни в комнате перед топящимся камином и бутылкой вина, Шубин придвинулся к Полторацкому и вполголоса произнес:
— Слушай, Костя, что меня мучает... Я знаю о заговоре против императора!.. Дело идет о его жизни!
Полторацкий вскочил, как ужаленный, весь побледнев:
— Шубин, — произнес он строго, — ты или с ума сошел, или простираешь свои глупые шутки слишком далеко.
— Клянусь тебе, это правда!
— А если правда, — вскричал Полторацкий, сжимая кулаки и подступая к Шубину, — то почему ты медлишь и не даешь знать, кому следует или сам не препятствуешь злодейству? Ведь пока ты размышляешь да раздумываешь, злоумышленники могут привести свой замысел в исполнение!
— Успокойся, Полторацкий, успокойся. Жизни императора пока не грозит опасность, — взял за руку товарища Шубин. — Сядь и выслушай спокойно, мы вместе обдумаем средства помешать тому...