Возраст не помеха
Шрифт:
– Меня как раз врач бинтовал, когда началось. Думаю, скорее всего большевики упредили Гауптмана и рванули сами, у нас гнали всех на баррикаду, даже врача. Но когда артиллерия начала долбить прямо в дом, я убежал прочь.
– Смотри сюда, – немец подозвал меня к дыре в стене. Осторожно подойдя, я присел, дыра была на уровне пояса. – Видишь танк сгоревший? – Я кивнул, видел его, не раз уже. Немецкая «тройка» тут стояла давно, а за углом наша «тридцатьчетверка» стоит, горелая.
– Он давно стоит, – начал было отвечать я, но лейтенант меня перебил:
– Я знаю, что давно, не об этом сейчас. Если
– Это приказ, герр лейтенант? А то я еле хожу, спина болит сильно, да еще контузия, снаряд рванул очень близко, так доктор сказал.
– Да, это приказ. Нужны батареи и еда, боеприпасы пока есть, разве что мины к ротному миномету и гранаты. Я не могу послать своих солдат, их у меня очень мало и все при деле, снимать кого-либо просто нет возможности. Русские постоянно атакуют, у нас очень хорошие позиции, они стремятся выбить нас уже не одни сутки подряд, но у них такие же проблемы. Гранат мало остается, русские подходят к стенам, самый рабочий способ – это граната на голову, понимаешь?
– Я вас понял, господин лейтенант, вот только…
– Что такое? – А вот сейчас я услышал грозные нотки в голосе. Вообще, лейтенант был спокоен до сего момента, скорее всего, из-за усталости, на нем буквально лица нет, хорошо наши, видать, их треплют, но и сами гибнут как мухи.
– Я говорил вам, что после контузии я двигаюсь крайне медленно, ноги плохо слушаются.
– У тебя полночи впереди, а идти всего ничего, – заметил немец.
– По этому страшному городу и одну улицу пересечь иногда час уходит, – продолжал бубнить я.
– Ты здесь давно? – заинтересовавшись, спросил лейтенант.
– Несколько дней, но уже так набегался, что ноги короче стали, – пытаюсь вызвать жалость.
– Тут бежать не нужно, скорее всего, далеко не пробежишь. Ползком, осторожно, должно получиться. Русские в крайних развалинах со стороны улицы, лезут и лезут там, если начнут стрелять, ложись и жди, мы прикроем. Да, передай вот эту записку командиру того подразделения, что найдешь. По идее, там должен быть батальон из нашего полка, но случиться может всякое.
– Да, я видел каких-то людей, да и гауптман Хофман говорил, что у русских удачная позиция для атаки вашего здания. Вроде как с берега им не пройти, вас прикрывают из домов, что южнее, а вот с улицы в самый раз.
Немец покивал, соглашаясь. Правильно, фриц, смотрите на улицу, а наши как раз возьмут и от пивзавода ударят, куда вы как раз не смотрите. А не смотрят они туда по одной, но веской причине. Та стена простреливается и близко к окнам не подойти, наши наблюдатели тоже не спят.
Взяв сложенную в несколько раз бумажку, я сунул ее, не глядя, в карман курточки. Лейтенант проводил меня до стены, под которой был выход наружу, а дальше я пополз в сторону танка. Это и самый быстрый, и самый скрытный путь, как бы странно это ни звучало. Вокруг стреляли слабо, ближайшая перестрелка была в квартале от меня, да и то не очень активная. Остановившись перевести
дух, достал записку немецкого офицера.«Срочно нужны батареи и боеприпасы. Убыль серьезная, без поддержки и пополнения провал не заставит себя ждать. Грубер».
– Значит, маловато вас там, да? – проговорил я вслух. – Боеприпасов нет? Что-то тут не так, ведь я видел нескольких солдат на постах. У двух пулеметчиков как минимум двойной боезапас, у автоматчиков большое количество гранат, а еще, когда меня вели по зданию, несколько солдат тащили наверх баллоны с горючей жидкостью. Сука, да ведь он меня разыграл, но беда в другом. Что, если немец солгал и сейчас связывается по радио с полком? Вдруг заподозрил меня в работе на противника, а значит, по его мысли, с этой запиской и бегу к нашим. Те идут в атаку и… Вот я и раскрылся.
Говорить самому с собой можно долго, но идти надо. Как бы ни хотелось мне сейчас на всех парах рвануть к нашим, но нельзя. Если все пойдет, как надо, немцы меня отпустят, вот тогда и сообщу все, что удалось узнать, а если нет…
Подразделения противника обнаружились там, где и указал лейтенант. Теперь я был точно уверен в том, что связь у него есть. Откуда ему известна ситуация, если нет связи? Ведь бои идут постоянно, мало ли кто мог сейчас занимать эти кварталы, но немец был в этом уверен. Разглядев позиции, в этот раз я все же подстраховался, надоело постоянно попадать к врагу неожиданно, поэтому сначала все рассмотрел и только после этого поднялся и пошел открыто.
Нет, немцы здесь, конечно, не стояли посреди дороги. Укрываясь кто где, они четко контролировали подходы, но я разглядел в тусклом свете «люстры» блеск пулеметного ствола, торчавший из пролома в стене. Проведя взгляд дальше, заметил и еще пару признаков присутствия людей. То, что это немцы, я был уверен на сто процентов, нас ведь учили, можно сказать, одинаково, поэтому я знаю принципы обустройства позиций при активных действиях.
– Не стреляйте, я свой! – на всякий случай крикнул я, на что получил мгновенный ответ.
– Заткнись! Русские рядом. Быстро сюда! – долговязый детина с небритой мордой, вывалившись из-за ближайшего укрытия, указал путь.
Нырнув в пролом (домик выглядел совсем уставшим), я оказался сразу перед двумя солдатами вермахта.
– Стоять! Кто ты такой?
О, мать моя женщина…
– Рядовой Горчак, с донесением к командиру вашего подразделения, – выдохнул я, привалившись к стене.
– Документы, – уже более спокойно спросили у меня.
Два солдата выглядели до крайности похожими друг на друга. Оба невысокие, худые, из-под касок на меня смотрят почерневшие от копоти и грязи лица, только белки глаз белеют, больше ничего не разглядеть.
В который раз передал метку, меня быстро обшмонали и повели по развалинам куда-то в глубь здания. Здесь был очередной подвал, очень темный. Лишь пройдя по нему метров двадцать, то и дело спотыкаясь, один из немцев меня опередил и теперь подсвечивал путь фонарем.
В одном из углов в глубине подвала обнаружилась выгородка из натянутого тента, туда меня и доставили. Солдат, шедший первым, попросил разрешения войти, а через секунду (меня плавно подтолкнули в спину) уже я сам увидел того, кто тут квартирует.