Возрождённое завтра

«Я лечу к тебе», - заявил Арджит’.

– Нет. Ты не должен здесь показываться, - в никуда прошептал Итачи, борясь с гадостным оттенком.

«Но тебе плохо. Я тебе нужен», - дракон отказался от своих желаний, хотел только поддержать всадника.

– Когда всё прояснится, я обязательно к тебе прилечу. Только ты не раскрывайся, Арджит’. Прошу тебя, - как жалко прозвучало. Затравленный зверь рвался на свободу, но металлические прутья клетки не пускали. Скорбный вой по утраченной свободе. Только усилием Итачи понял – это его собственный вопль отчаяния. Зачем тот другой Итачи дал ниточку надежды, если будущего нет? К чему теперь стремиться? Возвращаться в Вейр? Зачем? Чтобы родные и близкие узрели всю чудовищную картину стремительного угасания?

«Я всегда буду с тобой».

– Да, Арджит’. До самого конца. Зря я рассчитывал на успех. Он так и остался эфемерным.

«Ты должен бороться. Ты всегда был сильным».

– Больше не хочу. Сильные тоже сдаются. И я сдаюсь…

– Кто тебе позволит?
– раздалось сзади мрачно-решительное.

– Задерживаешься, - Итачи повернул голову, ловя краешком зрения нечёткий силуэт Д’мита.

– Ты говорил с драконом?

– Да.

– И вот так просто взял и ляпнул, что сдаёшься?
– не одобрил спутник.

– Арджит’ всё понимает. Он удивительный друг.

– А я не понимаю, - воспротивился товарищ, схватил лидера за плечи и подобно Ф’лару остервенело затряс, - Т’чи, да что ты творишь! Ты всегда оставался недосягаемым идеалом! Примером для подражания! Как ты… ты не имеешь права сдаваться!

– Пусти, - дёрнулся Итачи. Но получил отпор.

– Я буду тащить тебя даже невзирая на сопротивление. Так, как ты тащил всех нас эти годы. Если бы не ты, мы так и остались бы простыми всадниками. Если бы не ты, Рамот’а попала бы под удар в тот день. Если бы не ты…

– Ну всё, хватит, - Итачи рванулся увереннее и высвободился, - не тебе меня судить.

– Если этого не сделаю я, то ты и вправду откажешься бороться.

– Я устал, Д’мит, ты понимаешь?
– Итачи в порыве балансировавших по краю чувств схватился за свою одежду спереди и стиснул ладонь в кулак, сжимая в ней кусок ткани.
– Я не могу больше видеть страдальческого выражения на лицах. Я не могу выносить этой пожирающей боли. Я не хочу дожить до того дня, когда не смогу сам подняться с постели. Ты это понимаешь?!

Сорвался. Наверно, впервые в жизни. Всегда жёсткий контроль в эмоциях, ровный тон, рассудительность. К чему таиться теперь, когда приговор практически подписан?

– Она… не сможет помочь?
– резко сбавил тон попутчик, отводя взгляд.

– Это выясниться позже. Скорее, подтвердится. Китти Пинг недвусмысленно дала понять, чтобы я зря не надеялся, - Итачи развернулся к полосе леса и приложил ладонь ко лбу. Сделал глубокий вдох, задержал воздух в ноющих лёгких, выдохнул. Ещё раз… медленно…

– Т’чи. Я не думал. Ты выглядел воодушевлённым, когда пошёл туда.

– Давай не будем, - нетерпеливо предложил Итачи, - как у тебя дела? Много любопытных? Прости, но охрана информации полностью зависит от тебя.

– Справляюсь. Поболтал с Цветком Ветра. Она скрытная. И, кажется, не верит мне.

– Тот тип людей, который верит единицам, - подтвердил Итачи. Кровь запульсировала в висках, отражаясь громовыми раскатами в воспалённом мозгу.

«Я не могу оставить тебя в таком состоянии. Я тебе нужен, Т’чи. Я сейчас прилечу!» - взбунтовался Арджит’ снова.

– Д’мит, попроси Ранит’а, пусть успокоит моего дракона. Только сенсации среди местных не хватало, - вместо ответа дракону обратился к спутнику лидер.

«Я не стану его слушать!» - заупрямился Арджит’.

– Станешь, неслух крылатый, - вслух прокомментировал Итачи, - мы договорились. Ты согласился, если я пообещаю заняться поиском средств к исцелению, чем я, в принципе, и занят. Так что сиди и лови…

Чуть не сказал «свои последние денёчки».

– Наслаждайся, малыш, - заменил он. Вряд ли его мысль прошла мимо Арджит’а. В такие минуты крылатый чувствовал малейшие намёки на изменение настроения всадника.

– Т’чи, - подал голос Д’мит, - если я могу…

– Последняя клятва у смертного одра обречённого!
– с внезапной злостью швырнул Итачи, невесть отчего взъярившись, и метнулся прочь, ища спасительного уединения.

Пёстрый ковёр из размазанных очертаний домов, огородов и пасущихся стад сменился на густую зелень и частые древесные стволы. Воздух немного остыл, тень легла на лицо, спасая напряжённые глаза от солнца и режущей боли в орбитах. Одно зависит от другого. Невозможно проводить всё время на свету. Только на южном Итачи заметил за собой этот аспект. Очередной конфликт с окружающим. Всё оборачивалось подавляющей атакой. Одному выстоять против союзной объединённой армии несокрушимого врага невозможно, какими бы способностями и чудотворными силами ты ни обладал. Все ухищрения напрасны, надежды лживы, мечты призрачны.

Но если такова истина, почему Итачи обязан подчиняться ей? Внезапный протест укрепился в мозгу. Сейчас, пожалуй, он смог бы бросить вызов кому угодно и победить. Если это реальный, видимый враг, материальный, с которым можно бороться. Будь это хоть Мадара, увиденный лишь раз в жизни. Если бы не он, никогда бы впереди не забрезжио дразнящее будущее. Да, Итачи получил несколько лет вполне счастливой спокойной жизни, а дальше что? Знать, что имеешь, и добровольно отказаться от всех благ? Вот так запросто! Тем больше протеста, если есть, ради кого жить, сражаться за их будущее, не дать бесславно погибнуть, в конечном итоге! Хорошо, Чима Итачи прогнал. А как поступить с Арджит’ом? Разрешить ему умереть в расцвете лет! Крайняя несправедливость. Этого не должно было случиться. Если бы Итачи знал заранее, возможно, нашёл бы в себе волю оттолкнуть несмышленого птенца, отвернулся бы и ушёл прочь. И Рамот’а осталась бы довольна, ибо какой-то нахал ни с того ни с сего запечатлил бронзового. Бронзового! Великая честь, между прочим.

Конфликт с самим собой не остался секретом. Арджит’ робко произнёс, запутавшись в мыслях и эмоциях партнёра:

«Мне лучше умереть с тобой, чем жить с кем-нибудь другим».

– Замолчи, глупый!
– в сердцах швырнул Итачи.
– Если б я не появился перед твоим носом, ты бы сейчас спокойно посапывал на скале возле Бендена. И не мучился бы от моих постоянных приступов, не рвался бы решать проблему, решения которой нет.

«Но она не сказала, что его нет», - несчастливо бронзовый подсунул картинку Китти Пинг.

– Она не сказала открыто. Никто не в состоянии изменить генофонд. Это возможно разве что на стадии эмбриона. А мой отец никогда бы не согласился на это, если б ему и предложили. Шаринган – сила и особенность нашей семьи. Гордость!
– с ноткой отчаянной издевки выплюнул Итачи.
– Никого не волнует, что однажды достоинство может обратиться проклятьем.

«Ты так не думаешь. Ты просто очень расстроен».

– Мне лучше знать, о чём я думаю. И закончим на этом!
– два фронта внутри разрывали тело на части, щедро поливая огнём каждую новообразованную границу. Истерзанный не присущей ни одному Учихе неуверенностью, Итачи чувствовал себя совершенно потерянным. Один в бескрайней снежной пустыне.