Возвращаться – плохая примета

И вдруг как гром среди ясного неба: а что, если никто, кроме нее, не ошибся тогда? Вдруг его осудили и посадили верно? Он сбежал, вернулся, нашел ее теперешнее место жительства и, пока блуждал ночами по деревне, каким-то образом наткнулся на Митину. И убил?

Как-то нелепо все выглядит.

Зачем ему, к примеру, искать ее – бывшего работника правоохранительных органов, пускай даже и сочувствующего ему когда-то? Ну, понимала, ну верила ему, но сейчас-то от нее помощи – ноль. И даже если он наткнулся той страшной ночью на Митину, зачем ее было убивать?! Да и как он мог наткнуться, если бедная Алла не выходила за калитку?

Все как-то не так, все не так как-то.

Арина вздохнула, обнаружив, что пока она невидящими глазами таращилась в окно и рассуждала, на улице пошел дождь. Город сразу сделался серым, уныло мокрым и холодным. Прохожие, съежившись, принялись раскрывать зонты, спешить к остановкам. И ей так захотелось вдруг домой, где тепло, сухо, спокойно. Где… Перцев, фальшиво напевая, кладет громадные огнеупорные кирпичи в углу ее кухни. Ну вот почему он не хочет отвечать на ее звонки? Решил, что она сразу забыла обо всем, как только Ваньку увидела? И об обещании, данном ему? Но это же не так. Со звонками опоздала немного, но вот обещание она держит. Не держала бы, давно бы уже обивала пороги той фирмы, где в последний раз работала Митина Алла.

– Ваш заказ, – негромким усталым голосом оповестил официант, лет тридцати от роду, в не очень чистых брюках и ботинках.

Мясо пахло восхитительно, и овощной гарнир топорщился румяными дольками аппетитно. Но вот суп-пюре…

Арина сразу отодвинула тарелку подальше, даже не окунув ложки. Темно-серая кашица с плавающими в ней кусочками оливок, может, и была вкусной, но выглядела ужасно. Заставить себя попробовать она не могла даже за те деньги, которые придется заплатить за эту бурду. Она съела легкий салатик, заказав его дополнительно, почти полностью съела мясо с гарниром, пододвинула к себе крохотную тарелочку с пирожным, когда почувствовала, что рядом с ее столиком кто-то стоит.

– Добрый день, дорогая. Я присяду?

Ванька! Какого черта?! Что вообще ему тут надо?! Мест, что ли, в городе нет, где можно пообедать? И почему смотрит так непривычно? Как? Жадно смотрит, ненасытно, с завистью.

– Уже присел, – нелюбезно отозвалась Арина и взяла в руки чашку с кофе. – Чего надо?

– Это тебе что надо, дорогая? Ты чего приехала? Сячинов, хочешь сказать, позвал? – выпалил он скороговоркой и потянулся к плетеной корзинке с хлебом.

Он всего на мгновение отвел от нее взгляд, тут же дав ей возможность рассмотреть его получше. Не пялиться же ему в глаза, в конце концов! Времена тех откровенных взглядов прошли давно. Это тогда ей казалось, что они дышат в унисон, думают одинаково, понимают друг друга по стуку сердца и взмаху ресниц.

Какая же дура была, господи, какая же дура!..

Что-то с ним не так, решила она удовлетворенно через минуту. Внешне вроде бы все отлично: ухожен, холен, моден. Но чувствовалось в прежне расслабленном и вальяжном Ваньке какое-то внутреннее неудовлетворенное напряжение. Что-то было не так в его прекрасной теперешней жизни, чувствовался какой-то подвох в его безупречности.

Что не так?

– Что не так-то? – полные губы Ивана вдруг капризно вздулись. – Чего уставилась на меня, а, Аринка?

– Не знаю, не знаю… – задумчиво обронила она, тихонечко попивая кофе, ковыряться ложечкой в пирожном она передумала, не хотела при нем. – Что-то в тебе не так, дорогой.

– Да ну! – протянул он насмешливо.

Повел шеей – новый жест, не узнанный ею. Сузил глаза, тоже никогда так прежде не делал. И нервно забарабанил пальцами по столу, сдвигая безупречно накрахмаленную скатерть.

– Вот тебе и да ну. – Арина натянуто улыбнулась. – Как-то не тянешь ты на счастливого человека.

– Чего это?

Она тут же поправилась:

– На стопроцентно счастливого человека ты не тянешь, дорогой. Что так? Что тебе мешает быть счастливым без оглядки, а?

Разговор был никчемным и глупым. Это оба они понимали. И если уж суждено ему было состояться, то тогда – еще давно. Когда она его как бы с легкостью выставила, а он как бы с легкостью ушел. Теперь-то зачем?

– Ты мешаешь, Аринка! – вдруг выпалил Иван и швырнул в нее хлебной коркой.

Та, не долетев, упала прямо на пирожное, шлепнулась в самый центр белоснежной кремовой розочки. Арина осатанела.

– Ах ты… Ах ты, засранец! – зашипела она, сжимая кулаки. – Мало тебе утром досталось?! Еще просишь?!

– Ну да, отшлепай меня, отшлепай, дорогая, – прогундосил он дурашливо, но подобрался.

Баба чокнутая, могла запросто затрещину ему влепить, несмотря на то что они в центре города в дорогом ресторане сидят. А ему такая реклама ни к чему. Он вообще сам не понял, зачем за ней увязался. Интересно вдруг сделалось, куда она теперь поедет?

Если честно, то он разочаровался. Он-то думал, что Аринка рванет прямиком по адресу последнего места работы и жительства погибшей девушки Митиной, а она вдруг к ресторану свернула. Непонятно. Неужели Сячинов ее за чем-то другим вызывал? Неужели не попросил помощи и совета у квалифицированного, умного, проницательного, хотя и бывшего сотрудника?

Если нет – не попросил, тогда понятно ее теперешнее местонахождение. Выехала в город из своей дыры, решила в цивильном месте посидеть, покушать.

А если да – попросил, то тогда ее местонахождение непонятно совершенно. Куда подевался ее волчий азарт? Сидит себе с безразличным видом, кофе попивает. Куда подевалась та Аринка, с которой он жил когда-то?!

Ага! Вот он и проговорился сам себе!

Вот почему он поехал за ней, вот почему сидит напротив и злится на нее, злится.

Аринка стала другой! Стала не такой, как прежде. Она неузнаваема. Она изменилась так сильно, что он не хотел, да воспылал к ней интересом. В этом интересе не было никакой любви, нет, конечно. Было что-то такое… Что-то такое… Сильно похожее на ущемление его интересов.

Для него вот, мол, не хотела выглядеть, а для Перцева старается.

Новая прическа, одежда, которая ей очень идет, каблуки. Господи, каблуки! Она никогда не стояла на каблуках выше трех сантиметров, а тут шпилька. И ходит уверенно и красиво. И вообще, стала красивой какой-то. Откуда что взялось-то?!

Нет, он знал, что у нее шикарные ноги, талию ладонями своими он обхватывал, все крепенькое в ней такое было, упругое. Но лицо всегда почему-то казалось ему смазанным каким-то. Каждый раз, глядя на нее, он будто на неотреставрированный, запорошенный стариной портрет чей-то смотрел. Теперь все не так. Теперь вдруг все проступило: аккуратные ушки, прямой строгой линии маленький носик, высокие скулы, красивый рот, а глаза…

Господи, у нее оказались зеленые глаза!!! Почему он всегда считал, что они у нее светло-карие? Не было времени рассмотреть, не было времени смотреть? Нет, ну он не станет повторяться, он в самом деле будто сквозь слой слежавшейся пыли видел ее каждый раз. Привык, во! Он к ней так привык, что считал ее обыденной, обыкновенной, серой. А она…

– Аринка, а ты красивая, – выпалил он вдруг и тут же раздраженно умолк.

Не нужны ей его комплименты, ежу понятно. Он предал ее, мерзко предал, грязно. Поехали с ней на рыбалку вместе, а вернулись порознь. Это отвратительно! Жалко, что только теперь он это понял, теперь, когда рассмотрел ее. Расстался-то будто и без сожаления даже.