Возвращаться – плохая примета

– А станешь? – Арина пошла за ним следом в кухню, села к столу, за который он уселся первым. – Саш, только не молчи и не смотри на меня так, пожалуйста!

– Как? – прежняя нелюбезность, исчезнувшая в гостиной у Митиных, вдруг к нему вернулась, и он снова смотрел на нее исподлобья с непонятным немым недоумением.

– Так вот! – она всплеснула руками, тут же засучила растянувшиеся рукава теплой кофты, которые спадали на ладони и мешали постоянно. – Ну не отвертеться же нам, Саш, ежу понятно.

– А типа хотелось, – фыркнул он с напускным весельем, покосился на холодильник. – Есть чего пожрать-то, Воробьева? Ты сегодня целый день где-то моталась, а дома конь не валялся. А?

– Ты, между прочим, тоже очаг не караулил.

Он не отреагировал.

Арина вскочила со стула и метнулась к холодильнику. Вытащила коробку с салатом из крабового мяса и сладкой кукурузы, замороженную картошку фри, сливочное масло. Поставила сковороду на плиту, швырнула туда картошку с маслом, накрыла крышкой. Быстро достала тарелки, поставила на стол. И все же не удержалась, дура, спросила:

– Как Инна твоя поживает? Все у нее хорошо?

И зачем ей это? С ума, что ли, сошла!

Она спиной почувствовала, как Перцев напрягся. Вот чертыхнулся вполголоса, вот хрустнул пальцами, двинул тяжеленным деревянным креслом, которое единственное в ее доме могло его выдерживать, все остальное под его сильным телом скрипело и повизгивало. Прошло минут пять, прежде чем он соизволил разомкнуть уста.

– Я же не спрашиваю тебя, как поживает твой Ваня, – процедил он сквозь зубы.

И она – снова лопатками – почувствовала, насколько он зол. С чего это? С того, что был замечен, что попался, что влип, кажется?

– Салат будешь? – невинно поинтересовалась она, повернулась, потрясла в воздухе пластиковым контейнером. – С кукурузой и крабовым мясом. Кстати… – Арина медленно пошла на него. – К слову… Ваня давно не мой! И как он поживает, я не знаю. Но думаю, что не очень.

– Чего это? – Он с опаской покосился на контейнер с салатом, из-под крышки которого сочился майонез. Она очень интенсивно мотала им перед его носом. В опасной близости.

– Тебе ли не знать, Перцев, насколько можно быть счастливым с твоей Инной! Он лощен, но не до блеска. Самонадеян, но без былой уверенности.

Арина с грохотом шмякнула контейнер на стол, крышка тут же спрыгнула, и майонез выплеснулся жирными кляксами на плетеные салфетки. Она не обратила внимания. Уперев одну руку в стол, а вторую себе в бок, она нависла над Перцевым. И слышала его дыхание теперь, отдающее мятной жвачкой. И видела его крепкие ключицы в треугольном вырезе джемпера. И это почему-то ее если не волновало, то точно не оставляло равнодушной.

– И тебе ли не знать, насколько эгоистичны они оба! А ты что, снова решил с ней попробовать, да?

Вопрос прозвучал с таким откровенным надрывом, в таком непозволительном ключе, что Арина запаниковала.

Зачем? Зачем было начинать? Что, поговорить не о чем?! Дура чертова! Надо было сразу заводить разговор по делу. К примеру, спросить, как называется фирма, где Алла работала. Сашка еще там, у Митиных, дал ей кивком понять, что знает, где это. И марка машины с номерами будто удивили его. Тоже наверняка дядя, засветившийся по сводкам.

Было, было о чем потолковать. Нет же!

– А ты с Ваней? Решила?! Что решила-то, Ир?

На скулах у Перцева вспыхнули два красных пятна, они тут же сноровисто расползлись по щекам, потом перекинулись на шею, задев ключицы. Признак был опасным. Мог и врезать.

– Не твое дело! – рявкнула она и, прежде чем он успел поймать ее за теплую кофту, отпрыгнула на метр. – Чего зыришь, а, Перец?!

Он медленно, очень медленно поднялся, ухитрившись не двинуть деревянным креслом по полу и не опрокинуть его. Шагнул в ее сторону. Оглядел ее всю от капроновых носков с темными джинсами до теплой растянувшейся на три размера кофты и смешного хвостика на макушке. Ухмыльнулся противно и говорит:

– Если бы я тебя не знал, Воробьева, то подумал бы сейчас, что ты ревнуешь.

– Кто??? Я??? – зашипела она так, что чуть горло не сорвала, и, ткнув палец в свою грудную клетку, чуть не продавила ее насквозь. – Я ревную???

– Ты, ты, Воробьева, – он оскалился, как дурак, раскрасневшись еще сильнее, что тоже было не очень хорошим признаком. Такой интенсивный румянец всегда свидетельствовал в пользу хорошего настроения у Перцева. – Но это лишь рабочая версия, Ир. Версия, требующая подтверждения фактами. Подтвердишь?

Она звонко шлепнула в ладоши, запрокинула голову назад, намереваясь расхохотаться, но вдруг не вышло. Не веселилось что-то. Как раз наоборот, почему-то сделалось горько и обидно.

И снова захотелось треснуть его по башке.

– Нет, не подтверждаю, – промямлила она в ответ и кинулась к сковороде, из-под крышки уже несло горелой картошкой.

Ужинали они в полной тишине. Потом вместе убрали со стола и почти тут же разошлись по комнатам. Потом Арина слышала, как он топчется по коридору, подходит к балконной двери, бормочет что-то про руки, растущие не из того места. Ее ли руки имел в виду, накрутившие веревок, либо руки мастеров, установивших балконную дверь, которая не хотела запираться, пойми попробуй. Чем-то стучал, гремел какими-то железками, снова топал мимо двери ее спальни. Потом топал внизу, кажется, выходил на улицу. И снова чем-то гремел, но потом уже в кухне.

– Медведь, – прошептала она, прежде чем провалиться в сон. – Бестолковый, угрюмый медведь. Выставлю! Как только найдем этого урода, непременно выставлю вон… медведь!

Глава 6

Контору, где при жизни трудилась Алла Митина, они нашли без труда. Улица Заводская завела их в городской тупик с конечной остановкой автобуса, тремя административными зданиями и двумя жилыми домами в четыре этажа. Сразу за остановкой примостился двухэтажный домик с кричащей вывеской на фасаде «Факел». Что производил этот факел, кому светил, было не ясно. Просто «Факел», и все.

– Идем, – угрюмо потянул ее из машины Перцев, проверил в нагрудном кармане наличие удостоверения и вздохнул. – Вряд ли тебе тут подфартит, Ирина.

– Почему? – Она спустила ноги из машины на землю, с тоской глянула на ядовитый зеленый сайдинг, которым было обито двухэтажное строение.

– Наши уже тут были, пусто, – пожал равнодушно плечами Сашка. – Ни с кем дружбы не водила. Была молчаливой, скрытной. О семейных проблемах не распространялась. Что-то еще?

– Ну… Не знаю… – Она выбралась на улицу, одернула короткую черную курточку, потянула вниз юбку, расправляя ее на бедрах. – Может, кто-то еще что вспомнит.